ивировался. Это свидетельствует о стремлении 
карфагенского агронома создать всеобъемлющий труд. 
И все же опыт его ограничивался в основном африканскими 
условиями, как и оныт других его соотечественников, имен 
210 которых (кроме Гамилькара) мы не знаем. Недаром Тремеллий
налуется на невозможность применять нунические наставления ил-:ш разности 
африканского и италийского климата ( Col . I , 1,1>). Характерно, что Колумелла,
 не отрицая этой разницы, i ' ir же считает вполне возможным пользоваться 
пуническими, мне и греческими, нроизведениями. Видимо, при всех ограничениях, и 
этих произведениях, в том числе и в труде Магона, который Колумелла 
неоднократно упоминает, содержались общие положения, пригодные к использованию 
не только в Африке. No -видимому, для труда Магона была уже характерна 
значительная степень обобщения, поэтому его труд — это не только ¦оориик 
агрономических или животноводческих рецептов, но и ниучиое нроизведение по 
различным отраслям сельского хозяй- 
¦ ni ; i , которое можно сравнить с трактатами Варрона и Колу- 
челлы. Еще раз в связи с этим вспомним, что последний почти- 
н'лыю именовал Магона «отцом сельскохозяйственной науки». 
Произведение Магона сохранилось только в цитатах и ссыл- I . U .4 яа него 
латинских нисателей. Тем не менее и эти цитаты i чворят о стиле автора. Все его 
указания очень точны, ясны и не-шусмысленны. Французский ученый М. Шницер, 
приведя они- 
¦ .мши Магоном быков ( Col . VI , 1, 3), пишет, что оно поражает 
тч и остью в выборе терминов, непринужденностью, знанием 
предмета и особой красотой стиля. По его мнению, такая точ 
ность, лаконичность, строгость вообще были отличительными 
чертами пунической литературы [495, с. 148; ср. 360, стб. БОб-*- 
'|(1Н|. Соглашаясь с мнением видного исследователя в отноше 
нии Магона, мы не можем разделить его точку зрения на стиль 
пунической литературы вообще. Достаточно вспомнить красоч 
ные, яркие и в то же время далеко не точные описания Ган- 
ноиа (во второй части его перипла) или Гимилькона, чтобы не 
- читать отмеченные М. Шницером черты свойственными всем 
М1рфагенским писателям. Произведение же Магона полностью 
соответствует характеристике М. Шницера. Плиний, говоря 
о советах Магона, часто употребляет глагол iubet («приказы- 
шн'Т»). Это едва ли случайно. Представляется, что в стиле агро 
номического трактата отразился прежний опыт автора как вое 
начальника. Точный, ясный, приказной тон, не терпящий дву 
смысленного толкования, вполне отвечает мышлению военного 
человека, на досуге занявшегося полезной наукой. 
j } гм Сохранились, правда весьма скудные, сведения о к а р ф а- минских 
философах. Ямвлих, автор довольно ноздний, || своем сочинении «О пифагорейцах» 
упоминает среди известных нифагорейцев четырех карфагенян: Мильтиада, Антена, 
Годин и Леокрита ( XXXVI , 267). Он не дает никаких хроноло- i ических указаний,
 но можно приблизительно определить время чотн бы одного из них. Несколько 
раньше ( XXVII , 128) этот же 211 
автор рассказывает о том же Мильтиаде и называет его среди тех более чем пять 
тысяч карфагенян, которые были высланы на пустынный остров. Один из издателей 
произведения Ямвлихп (А. Наук) в примечании к этому сообщению обратил внимание 
на сходство рассказа позднеантичного философа с рассказом Диодора ( V , 11) о 
высадке шести тысяч карфагенских наемни ков на пустынный остров, где они были 
обречены своими комам дирами на голодную смерть в наказание за понытку мятежа. 
Диодор говорит, что это нроизошло во время долгих и кровопро литных войн с 
сиракузянами. Неизвестно, о какой конкретно войне идет речь. Скорее всего это 
произошло во время войн с Дионисием или Агафоклом, т. е. в IV в. до н. э. Если 
верить этим рассказам Диодора и Нмвлиха, то деятельность Мильтиада надо отнести,
 вероятнее всего, к [ V в. до н. э. Это было врем : я рас пада нифагорейского 
союза, и неудивительно, если кто-либо ии нифагорейцев мог найти себе убежище в 
пуническом городе, Означает ли это, что в Карфагене возникла пифагорейская 
школа? Иногда полагают, что это так и было, и считают людей, имена которых 
перечислил Ямвлих, схолархами, что дает, по-видимому, основание говорить по 
крайней мере о столетии существования пифагорейской школы в Карфагене [204, с. 
119], Это предположение очень соблазнительно. Но, к сожалению, оно не имеет 
достаточной опоры в источниках. Ямвлих не говорит, что речь идет о схолархах, 
он только упоминает имена ставших известными (тогу бё yvoQ ^ ou , evojv . . . 
та 6 vou , a ) пифагорейцев. Но возможно и то, что все эти люди жили 
одновременно. 
Пифагорейство пришло в Карфаген, вероятнее всего, из Юж ной Италии, с которой, 
как мы видели, пунийцы поддерживали довольно оживленные контакты. Об этом 
косвенно говорит то, что Ямвлих поместил карфагенских пифагорейцев среди 
западных философов: список открывают кротониаты, что внолпе естественно, затем 
идут метапонтийцы, акрагантиец, элеат (Пар-менид), тарантийцы, сибарит, а позже 
— паросцы (которые также могли узнать пифагорейское учение от италийских 
греков) , локрийцы, посейдониаты, луканы. Об этнической принадлежности 
карфагенских пифагорейцев говорить трудно. Судя но именам, их считают греками, 
поселившимися в Карфагене [204, с. 119 — 120; 313, т. IV , с. 214]. Это, 
пожалуй, очень вероятно для Мильтиада: он вместе с другим пифагорейцем — 
Посидеем Аргосским — упоминается среди карфагенян, высаженных на остров, а 
таковыми были, по Диодору, наемники, среди которых много греков. Сложнее 
обстоит дело с другими пифагорейцами. Нам известно, что порой но тем или иным 
причинам сами карфагеняне принимали греческие имена. Поэтому 212 в принципе не 
исключено, что среди карфагенских пифагореи- 

'¦си могли быть и пунийцы. Наконец, важен сам шпсебе факт - уществования в 
Карфагене философов-пифагорейцев, неэави-¦ и мо от их этнической принадлежно