или внесено в него греческим 
переводчиком? Мы склоняемся к первой точке зрения. Текст перипла ясно делится 
на две части: более сухой и прозаический, ио зато достаточно точный рассказ 
сначала и яркое художественное повествование, почти лишенное точных 
географических координат, потом. Было высказано предположение, что нерипл — 
соединение двух самостоятельных рассказов, которое осуществил греческий 
компилятор [201, с. 58 — 59]. Но возможно и другое объяснение. Нам известно, 
что массалиотский мореплаватель Эвтимен плавал вдоль атлантического побережья 
Африки и достиг какой-то большой реки с крокодилами, которую он принял за исток 
Нила ( GGM , I ; Маге. Her . Ер. per . Men. 1, 2; FHG, II A; Eph. fr. 65; ALh. 
II, 87e; Aet. Plac. phil. IV, 1, 2; Lyu. de mens. IV, 107; Sen. Nat. quaest. IV 
, 2). Представляется, что это путешествие было совершено до ['аннона. 
Карфагеняне обычно скрывали свои нотенциальные, рынки от конкурентов. Такими 
конкурентами были, несомненно, массалиоты. Однако носкольку нлавание Эвтимена, 
как можно полагать, явилось уже фактом, Ганнону не надо было что-либо скрывать 
в первой части своего отчета, описывающей африканские берега до этой «великой 
реки» (видимо, до Сенегала).
Иное дело —- дальше. Описание районов, начиная с территории несколько южнее 
«великой реки», уже не содержит точных 206 данных, полно неясностей и сообщений 
о различных ужасах. Это
ii огни, приносимые отовсюду через определенные промежутки времени (§ 13), и 
таинственные звуки флейт, кимвалов и тимпанов, сопровождаемые криками (§ 14), и 
земли, покрытые огнем (§ 15—17) [97, с. 125]. Отсюда, как кажется, и резкое 
изменение стиля, превращение сухого, но точного отчета в яркий и даже порой 
устрашающий авантюрнвгй роман, почти бесполезный для идентификации мест, в нем 
упомянутв1х, и путей к ним. 
Греки довольно рано узнали об этом перипле. Если не текст, го слухи о плавании 
дошли до них уже, по-видимому, в V в. до н. э., т. е. вскоре нос. к 1 самого 
плавания. Они могли отразитвся ii заметке Геродота i , IV , 43), приписывающего 
карфагенянам утверждение, что они, как и их восточные соотечественники, 
обогнули Африку. Этот же подвиг Плиний ( V , 8) приписывает Гашишу. Видимо, 
существовала какая-то версия, может бытв даже намеренно распространяемая самими 
карфагенянами, по которой Ганнон плавал вокруг Африканского материка, причем 
л\л версия не основывалась ни на тексте надписи, ни на фактах. И IV —Ш вв. до н.
 э. мы находим следы знакомства с текстом нсриила у Псевдо-Аристотеля и 
Палефата [306, с. 232 — 233]. 
В этом нет ничего удивительного: греки в это время посещали Карфаген и даже 
жили в нем, контакты между пунийцами и эллинами были достаточно оживленными (см.
 выше). Нояможно, именно тогда и появился греческий перевод или пересказ текста 
надписи, причем переводчик надписал название памятника [476, с. 509]: «Пернпл 
царя карфагенян Ганнона о Ливийских землях, лежащих по ту сторону Геракловых 
Столпов, который он носвятил в храм (точнее, в теменос, т. е. священный округ. 
— К). Ц.) Крона, рассказав следующее». 
Первый параграф дошедшего до нас текста является переводом постановления 
(видимо, карфагенского народного собрания) об отправлении экспедиции и ее цели 
[476, с. 509]. По-видимому, в этом же постановлении перечисляются и средства 
экспедиции: шестьдесят пентеконтер, 30 тыс. (?) мужчин и женщин для поселении в 
новых колониях, хлеб и другие припасы. Может быть, переложением карфагенского 
постановления и объясняется тот факт, что в нервом параграфе о мореплавателе 
говорится в третьем лице, а дальше сообщения идут от первого. 
Заканчивая обзор перипла Ганнона, надо заметить, что йене ность описаний во 
второй части этого памятника не позволяет точно локализовать те топонимы, 
которые там называются. Дали 1 конечный пункт плавания остается весьма спорным 
(см. выше). Можно только сказать, что Ганнон плавал далеко к югу от Сенегала и 
был первым представителем средиземноморских пародов, который с западной стороны 
проник в тропический поме Африки. Его описание своего путешествия оказало 
влияние 207
на географическую или псевдогеографическую литературу греков. Неясность и 
художественность изложения особенно нривлекла таких писателей, как анонимный 
автор сочинения «О чудесных слухах» или как Палефат, предночитавших 
таинственность точности и неясность — фактам. 
Дошли до наших дней и сведения о другом перипле, не-рипле Гимилькона, который, 
по Плинию (П., 169), отправился в путь одновременно с Ганнопом. Ссылки на его 
сведения вкраплены в поэму Авиена «Морские берега» (114 — 129, 382— 389, 
410—415). Описание стран, которых достиг или около которых проплыл этот 
путешественник, столь же туманно и изобилует ужасающими подробностями, как и 
вторая часть перилла Ганнона. Здесь мы находим и полное безветрие, и мели, и 
массу водорослей, не дающих двигаться кораблю, и «мрак, одевающий воздух», и 
множество морских чудовищ, вызывающих страх у моряков. И ни одного точного 
указания. 
Как дошел этот текст до Авиена, сказать трудно. Сам поэт ссылается на 
«пунические анналы» (414). Возможно, что первоначально текст также был 
выгравирован на металлической пластине или камне и в качестве благодарственной 
надписи выставлен в храме, а позже внесен в анналы, которые едва ли прямо, но 
все же попали в руки такого позднего автора, как Авиен. То, что в отличие от 
отчета Ганнона рассказ Гимилькона не оказал влияния на греческую литературу, 
может свидетельствовать о том, что греки были с ним незнакомы. Возможно, 
надпись каким-то образом исчезла или была убрана, а текст внесен в хронику. 
Характерно, что, кроме Авиена, о Гимильконе упоминает только Плиний ( II , 169),
 но в таком контексте, который говорит