этих договоров нредстает в греческом переводе Полибия, нричем сделанного не с 
пунического, а с римского варианта. Эти договоры — государственные — и 
нредставляют взаимные обязательства двух сторон и ограничения различной 
деятельности, особенно торговой, одной стороны на территории другой. 
Наряду с такими договорами Полибий сообщает и о договорах другого типа, как 
договор Гасдрубала с Римом в 226 г . до н. э. ( II , 13, 7) или Ганнибала с 
македонским царем Филиппом V в 215 г . ( VII , 9). Последний был внимательно 
проанализирован Э. Дж. Бикерманом, который нришел к выводу, что это соглашение 
(так называемая клятва Ганнибала) представляет собой «берит», тинично восточную 
форму договора, налагающего обязательство не на государство, а неносредствснно 
на полководца, заключившего «берит», и его армию, и имеющего сравнительно 
ограниченную сферу действия [156]. По-видимому, в Карфагене существовал 
определенный стандарт таких соглашений, пришедший из метрополии, в который 
могли вноситься конкретные условия в соответствии с обстоятельствами. 
Другим примером документальной литературы являются надписи о деяниях, которые 
номещались в храм божества. Одной из них является надпись, помещенная тем же 
Ганнибалом в храм Юноны Лацинии на юге Италии в 205 г . до н. э. Ливии ( XXVIII 
, 46, 16) пишет, что карфагенский полководец соорудил здесь алтарь и составил 
наднись на греческом и пуническом языках о своих делах. Видимо, содержание 
именно этой надписи передает Полибий [519, т. I , с. 364 — 365], сообщая, 
внрочем, только о той ее части, в которой перечисляются приготовления 
карфагенского нолководца к ноходу в Италию ( III , 33, 5—16). 
|С Павсаний ( II , 21, 6; IV , 35, 4) цитирует также Прокла из Карфагена. Но 
сообщение этого автора о доставке в Рим «диких» африканцев свидетельствует о 
том, что он жил уже в римское время [313, т. IV , с. 214, прим. 5; 204 399, с. 
25-26, прим. 1].
География, агрономия, философия 
К документальной литературе относились, по-видимому, и отчеты о торговых или 
колониальных экспедициях. Примером яв-ии'тсн перипл Ганнона, дошедший до нас в 
греческом переводе liKlM , I , с. 1 — 14). В заголовке этого нерипла говорится, 
что он и ни до надписи был выставлен в храме Крона, т. е. явно Баал-Чпммопа. 
Плиний ( VI , 200) и Солин (56, 12) называют храм Юноны, куда этот 
мореплаватель поместил шкуры горилл на иГюзрепие карфагенянам. Различие может 
быть только кажущимся. Как уже говорилось, в римское время Юнона — Целе-< тис 
заняла место пунической Тиннит. Так что в обоих случаях 1»"||- могла идти об 
одном и том же святилище, которое, как предполагается, ранее принадлежало 
одному Баал-Хаммону, ii ттже превратилось в совместное святилище Тиннит и Баал- 
NiiMMoiia , которое римляне могли воспринять уже как храм Юноны. Возможно также,
 что под Юноной подразумевалась 
Угтлрта, и в ее храм Ганнон номестил привезенные с океанского 
побережья шкуры, а в храме Баал-Хаммона выставил надпись. 
И науке было высказано мнение, что перипл Ганнопа явля- 
гси не подлинным отчетом карфагенского мореплавателя, 
> фальшивкой, сочиненной, правда, в древности, но греческим 
¦ тором, использовавшим для своего сугубо литературного тво- 
,'|'пия имя таинственного пунического мореплавателя [306, 
205 — 248; 396, с. 77 — 80]. Сторонники этого взгляда исходят 
пи из поэтического греческого языка, выдающего руку элдин- 
imi ' o нисателя, так и из некоторых реальных соображений: мгсутствие 
археологических свидетельств нунического нроник-иоиеиия на побережье Африки 
южнее о-ва Могадор и невозможность вернуться из-за мыса Бохадор, так как 
преодолеть противные ветры без соответствующих мореходных инструментом и нри 
наличии нрямого «латинского» паруса было в то время 
И1Ч1ОЗМ0ЖН0. 
1>ти доводы, однако, неубедительны. Мы не говорим сейчас и состоянии 
археологических знаний, которое может измениться » любой момент. Важнее другое. 
Карфагенские корабли были ii основном гребные и поэтому не зависели или в 
небольшой степени зависели от нанравлений ветров. О том, что нри технике мпо 
кремени можно было нлыть вдоль атлантического побережья Африки не только на юг, 
но и на север, свидетельствует нпимепитое путешествие финикийских мореходов, 
предпринятое по поручению египетского фараона, о котором рассказывает Городит ( 
IV , 42) . Финикийцы, выйдя в Красное море, за три года оСнииули весь 
Африканский материк, вернувшись через Гера- 205
кловы Столпы [201, с. 54—59]. Нет никаких оснований сомневаться в реальности 
этого нлавания [96, с. 86 — 90; 109, с. 46 — 48]. Филологический анализ текста 
также привел к очень важным результатам. Выяснилось, что многие обороты, 
считающиеся эллинистами чисто поэтическими, как, впрочем, и некоторые другие, 
более прозаические, являются лишь переводами с финикийского. Так, поэтическое 
лёдоод («камень») вместо более обычного Viftog может быть нереводом 
финикийского s ( w ) r , означающего как «скала», так и «камень»; несколько 
необычное в греческом языке выражение фббод ouv e ^ aBev т][шс; («страх охватил 
нас») находит полное соответствие в семитских конструкциях; примеры можно 
увеличить [476, с. 509 — 517]. Важно отмстить и то обстоятельство, что сведения 
перипла о флоре и фауне африканского нобережья южнее уноминаемой в нем «великой 
реки» в делом соответствуют реальным условиям н отличаются от обычных греческих 
представлений о невозможности жизни в этих районах Африки [203, с. 21]. 
В научной литературе уже отмечалось, что этот намнтник отличается от обычных 
греческих периплов. Это — художественное описание, хотя и неровное, с обилием 
живонисных подробностей, в какой-то стенени напоминающее авантюрный роман. Было 
ли это свойственно уже нуническому текст