е время богини, видимо, меняются местами: их будут называть общим именем 
африканских Церер [313, т. IV , с. 268 — 269]. Несмотря на свое происхождение и 
сохранение эллинского характера, культ богинь укоренился в Карфагене, что 
свидетельствует о нарастающей эллинизации пунической религии. Этот культ 
зафиксирован также в Сардинии и ливийской Африке [235, с. 655; 434, с. 223; 442,
 с. 513]. 
\_Другим греческим культом, в котором были сильны мистические элементной 
который нашел широкое распространение в Средиземноморье, Щыл культ Диониса^ Его 
следы можно найти и в Карфагене. Начиная с IV в. до н. э. в Карфагене 
появляются различные изображения, связанные с Дионисом и его свитой и 
атрибутами: виноградные лозы, листья и грозди, такие вакхические символы, как 
чаша, фигуры сатиров и силенов, вакхантов и вакханок, нереид и сцилл^На тонкой 
пластинке из слоновой кости выгравировано даже лицо самого бога: юный нежный 
лик, увенчанный лозой. Возможно, что бог со свитой появляется и на терракотовом 
рельефе, от которого до нас дошли отдельные фрагменты. Весь изобразительный 
репертуар, связанный с Дионисом, вырезается на стелах Святилища Тиннит, 
украшает саркофаги и оссуарии. Как выбор изображений, так и применение их 
показывает, что культ Диониса в Карфагене был связан с загробным миром и 
надеждой верующих на посмертное возрождение [195, с. 83—113]. Этот аспект был 
свойствен и греческому культу Диониса, особенно в таком варианте греческой 
религии, как орфизм [103, с. 122 — 129]. Впрочем, \^в религиозных 
представлениях греков Дионис был более многогранной фигурой, но нунийцы избрали 
именно те его функции, которые были им наиболее близки^ 
В качестве божества, связанного с потусторонним миром, 
Наличие w объясняется, видимо, сохранением в дорическом диалекте Сицилии 
дигаммы, в результате чего имя богини произносилось KoqFt ) [265, 166 с. 98; ср.
 83, с. 18]. 

Дионис в Карфагене выступает в контакте с культами Тиннит и Влал-Хаммона [194, 
с. 55 — 72; 195, с. 83—113]. Но особенно сильно (влияние Диониса проявляется в 
культе Шадраны. Эти иожества были очевь похожи друг на друга, оба выступали как 
животворящие силы, излечивающие людей если не на этом гнете, то на том, где 
души людей возрождаются к потусторонней жизни. Это привело к тому, что эти два 
божества в конце концов сливаются в однс^[195, с. 113; 284, с. 52—53]. И не 
исключено, что некоторые'упомянутые «дионисийские» изображения относились 
именно к Шадрапе. 
Реальный культ Диониса в Карфагене, таким образом, отличался от культа Деметры 
и Корьт. Если последний существовал к пуническом мире самостоятельно, сохраняя 
свой греческий характер, то самостоятельного культа Диониса, как кажется, гам 
не было: дионисийские черты присоединнются к образам других божеств, обогащая 
их. Мы не знаем ни о какой официальной реформе, которая вводила бы почитание 
Диониса, как ;>то было с Деметрой и Корой. Почитание Диониса началось и 
Карфагене вместе с почитанием этих двух богинь: в одном из вариантов орфической 
теогонии Кора (Персефона), дочь Пенса и Деметры (Реи), является матерью Диониса 
[103, с. 125]. Л именно орфический вариант религии был, видимо, принят 
пунийцами. В связи с этим надо заметить, что на стеле Мил-кматона на фронтоне 
имевшегося там храмика было номещено изображение нантеры, зверя, связанного с 
Дионисом, а внутри чрамика находилась фигура Коры [324, табл. 11]. Довольно 
пчпые контакты Карфагена с эллинистическим Египтом, нгроятно, способствовали 
еще большему укреплению «диони-сийекого движения». Уже давно стала обычной 
идентификация Диониса и египетского Осириса ( Her . II , 42; 144). А в 
мальтийской надписи ( KAI , 47) II в. до н. э. греческое имя Дионисий 
поспроизведено но-финикийски как Абдосир («Раб Осириса»), 
Возможно, что Деметра, Кора — Персефона, Дионис были не единственными 
эллинскими божествами, чей культ в той или иной стенени проник в Карфаген. Мы 
уже говорили о ночита-иии карфагенянами дельфийского оракула Аполлона. 
Знакомест с Гермесом и его атрибутами, по-видимому, привело к тому, что 
скрещенные змеи как один из символов Тиннит становятся похожими на кадуцей, 
хотя сам образ — финикийский, и притом очень древний [158, с. 122; 191, с. 
26-27; 451, стб. 2196]. I tee эти факты говорят об онределенной эллинизации 
пунической религии. 
У Говоря об эллинизации, надо отметить важное обстоятельство. Уж^^-^ОФМ^цаД йЯ 
- а ^с^шф^-н ^ о е^^й ¦ ^ «р а к?е^-иул-ь?»-Де-митры и К^р-ьь Вс^изобр«те«ия,
-сш1а^шды^е^Д и« и# еам,- >-?т««е-467 

168 

- ирису ггтвуют тот гько в богатых моТилау [195, с. 112]. Я *,ни, что *-этот 
культ был воспринят именно аристократией. Видимо, «верхи» карфагенского 
общества, более тесно связанные с греческим миром, воспринимали греческую 
религию и пытались некоторые ее аспекты, наибадац .йдддкие пуничргкгщу ,г-гаш- 
ч"" - '«у совместить с традиционными представлени ями.] Такое «обращение» с 
эллинской религией и мифологией в древнем мире не уникально: аналогичным было 
восприятие греческих мифов этрусками [59, с. 82—104] и, в известной степени, 
римлянами. Основная масса карфагенского населения осталась, по-видимому, в 
большей стене ни привержена старым представлениям и не стремилась совмещать их 
с греческими. Надо подчеркнуть, что все сказанное имеет отношение именно к 
КарфагеЕ1у. В других местах его державы положение могло быть иным. Во всяком 
случае, отождествление Шадрапы с Дионисом и превращение носледнего в 
«отеческого бога» Лептиса говорит о том, что в этом городе культ Диониса 
завоевал и народные