Может быть, отец Эшмуна был судьей подземного мира? В другом месте 
( fr . II , 11—12) Асклепий — Эшмун не упоминается среди Кабиров, но поскольку 
утверждается, что от этих богов произошли те, кто открывал целебные растения, 
средства от укусов и заговоров, т. е. профессиональные врачеватели, то можно 
согласиться с В. В. Баудиссином (хотя это предположение и гипотетично), что в 
данном случае в число Кабиров включается и их восьмой ирнт [ 140, с. 246]. В 
этом же месте Филон приписывает Кабирам изобретение судна. Но, может быть, речь 
идет не об обычном корабле? На стене гробницы в Кеф-эль-Блида на северо-западе 
современного Туниса изображен корабль, перевозящий душу умершего, как нолагают, 
через небесный океан. На самом корабле изображены восемь воинов, в которых 
признают Кабиров, 139 

включая, следовательно, и Эшмуна, а на корме стоит солнечное божество [266, с. 
54]. Таким образом, корабль Кабиров — это корабль мертвецов. И вновь мы видим, 
что Эшмун связан с миром смерти и воскресения. 
Итак, Эшмун предстает неред нами как божество, которое само умирает и 
воскресает, связано со смертью и излечивает от нее. Бог-врачеватель на Ближнем 
Востоке, впрочем, всегда имел отношение к смерти и нес надежду на воскресение 
[140, с. 316 — 324; 185, с. 81 — 82]. Именно поэтому его священным животным 
оказывается змен [140, с. 233 — 234, 300, 329-331, 338], служившая символом 
вечного обновления и вечной жизни [403, с. 134, 137]. Но змея ассоциировалась и 
с землей, подземным миром, водами, пробивающимися из-под земли [139, с. 266 — 
279; 140, с. 325—329]. И это уже указывает на хтони-ческое происхождение 
божества и его аграрную природу, и в этом его можно сравнить с месопотамским 
Таммузом [119, с. 167]. 
Будучи господином жизни и смерти, Эшмун оказывается в центре карфагенского 
культа. И недаром его святилище было, по-видимому, иеряым храмом, воздвигнутым 
в новом городе при его основании. 
В науке существует мнение, что греки отождествляли Эшмуна не только с Асклепием,
 но и с Иолаем [43, с. 52; 232, стб. 1846; 140, с. 292-310; 519, т. II , с. 
48-49]. То, что в некоторых случаях под Иолаем подразумевается финикийский бог, 
несомненно. Но Эшмун ли? По мифу, переданному Диодором ( IV , 29 — 30), Иолай 
был предводителем флота своего дяди Геракла во время колонизации Сардинии, а 
позже действовал на этом острове самостоятельно. А далее Диодор говорит, что 
местные жители стали приносить жертвы богу Иолаю и провозгласили его отцом ( 
nQooayOQEVOvaiv auxov ' IoAaov яатёоа). Итак, сардинский Иолай был богом и 
отцом. На этом острове известен бог, носящий титул «отца». Это Сардус Патер, 
Сард Отец, считающийся эпонимом Сардинии. В 60 —70-е годы XX в. в Юго-Западной 
Сардинии, в Антасе, был раскопан пунический храм бога Цида, в котором было 
обнаружено более двух десятков надписей. Они оказались посвящениями Циду. Таким 
образом, можно довольно уверенно говорить, что Цид — финикийский эквивалент 
Сарда, и это подкрепляется билингвой, в которой латинскому Sardi соответствует 
финикийское Isd [269, с. 12]. А отсюда вытекает, что Иолай греческих авторов — 
это Цид. 
В том же святилище в Антасе обнаружены следы почитания Шадрапы и Хорона, чей 
культ оказался тесно связанным с культом Цида. Это были хтонические 
божества-целители. 140 Поэтому, полагают исследователи (и вполне обоснованно), 

и Цид был таким же [137, с. 9 — 11; 269, с. 9-15; 296, с. 318 — Л21, 329-331; 
418, с. 52; 417, с. 151 — 152]. Это подтверждается и мифом о смерти и 
воскресении Мелькарта. Евдокс Книдский ( Atli . IX , 47, 392) рассказывает со 
слов финикийцев, что этот tmr (греческий автор называет его Гераклом) был убит 
в Ливии и носкрешен Иолаем, т. е., как мы видели, Цидом, давшим ему понюхать 
перепела. В этом сказании Цид ясно выступает как целитель и воскреситель. 
Существование культа Цида вне Сардинии доказывается как ;п'им тирским мифом 
(судя по тому, что главную роль и нем играл тирский городской бог Медькарт), 
так и теофорными именами: Цидхан («Цид милостив») в Акре, если правильно 
тнетановлена надпись [171, с. 27], и Цидшамар («Цид охраняет») в Карфагене ( 
CIS , 5779). 
В Карфагене был также известен культ Шадраны (КА[, 77); и ;пчш городе ему был 
построен каменный алтарь. Этот бог ' иноке был врачевателем, как наказывает 
само имя, в которое и ходит корень гр' —лечить [400, с. 159]. Но занимался он 
не только лечением. На стеле из Амрита V в. до н. э. он изображен поящим па 
льве, в царской короне с урсем, держащим в одной руке зверя, а в другой — 
оружие (или молнию), а над головой у него — солнечный круг и крылья [434, с. 16 
и фиг. 122]. Таким образом, Шадрапа предстает как божество, не только 
излечивающее, но и воюющее, и царствующее, причем не только над миром людей, но 
и зверей, связанное с небом и горами. Возможно, что все эти грани божества были 
свойственны и другим богамврачевателям. На Западе Шадрапу отождествляли с 
Дионисом и Либером. Это видно из двуязычной латинско-неопупической падписи, в 
которой в латинской части упоминается Либср Отец, а в неопунической — Шадрапа 
(КА1, 127). Выбор именно Либера (Диониса) подчеркивает характер Шадраны как 
хтонического божества, связанного с умирающей и возрождающейся природой и, 
может быть, с распространением виноградарства. Этот бог, встречающийся в 
различных частях пунического мира, особенно почитался в Лептисе, где оп имеете 
с Милькастартом был «отеческим богом», как свидетельствует неопуническая 
паднись ( KAI , 119), в которой оба бога называются «господами лситисскими» ( 
rbL Mpqy ) [294, с. 52 — 
и:\\. 
Цщщ/ в пупическом мире почи