ем богине, 
которая в пуническом тексте именуется Астартой, а в этрусском — Уни-Астартой 
(точнее, по-этрусски У ни-Астрой). То, что церетанский царь Тефарие Велианас 
почитал карфагенскую богиню и оставил посвятительную над-нись в ее честь и даже 
построил святилище, свидетельствует о тесной связи с Карфагеном. Еще 
показательнее наличие на церетанской территории синкретического культа 
Уни-Астарты. 
' Геродот в данном случае говорит просто о финикийцах, но позже 38 ( VII , 158),
 упоминая те же события, ужи прямо называет карфагенян. 

Сейчас эти надписи датируют обычно около 500 г. до н. э. [155, с 171, 207, с. 
70]. Однако, учитывая необходимость длительного сосуществования этрусков и 
карфагенян для появления такого культа, можно с уверенностью говорить, что эти 
пластинки подтверждают тесные карфагено-церетанские контакты и и предшествующее 
время. Цере, конечно, не был единственным контрагентом пунийцев в Этрурии. 
Восточные памятники, доставляемые в Этрурию карфагенянами, встречаются и в 
других местах этой территории [34, с. 520—521; 386, с. 368 — 374]. 
Положение осложнилось, когда в 60-х годах VL в. до н. э. греки из Фокеи, 
установившие к этому времени свою талассокра-тию (см. выше), теперь попытались 
укрепиться и в центре Средиземноморья, основав свою стоянку в Алалии, на 
восточном берету Корсики (Пег. 1, 165). Алалия была расположена на нажнейших 
торговых, путях, связывающих Африку и Галлию, Италию и Галлию, Италию и Испанию 
[346, с. 12—16]. По-видимому, создание Алалии и имело целью утвердиться на этих 
нажных морских дорогах Тирренского моря. Не исключено, что фокейцы сделали 
тогда же попытку обосноваться и на Сардинии, в том числе на юге, в 
непосредственной близости от финикийского Калариса [408, с. 863]. 
Усиление фокейцев угрожало как некоторым этрусским городам, в том числе Цере, 
одному из важнейших торговых центров Этрурии, так и пунийцам. Оно заставило тех 
и других теснее сплотиться и, видимо, толкнуло их к тому, чтобы закрепить уже 
существующие торговые связи специальными соглашениями, прибавив к ним трактаты 
о взаимных гарантиях своих сограждан и договоры о военном союзе, т. е. те 
дипломатические акты, о которых говорит Аристотель ( Pol . Ш, 5, 10, 1280а, 36 
— 37) \ W ), с. 1241-1242]. 
Позиции обеих сторон еще более сблизились после того, как около 540 г. до п. э. 
фокейцы, бежавшие на Запад от персидского господства, поселились в Алалии ( Her 
. I , 165 — 166), и результате чего эта промежуточная стоянка и стратегическая 
nana могла сама стать важным торговым и политическим центром данного района 
Средиземноморья. Может быть, именно к :>тому времени относится соглашение о 
военном союзе, упомянутое Аристотелем. По словам Геродота (1, 166), карфагеняне 
и этруски пачали войну с фокейцами, действуя на основе «общего решения» (« oivw 
Хоусо). В объединенный флот союзники выставили по 60 кораблей. Это сообщение 
Геродота может юиорить о наличии предварительного решения и о стремлении 
подчеркнуть равенство сторон: никто не должен был иметь пере- iicca , дабы 
общая победа не пошла на пользу только одпому союзнику. Возможно, сама цифра 
была предложена карфаге- 39 

нянами, ибо в финикийских эскадрах обычно было 60 или кратное этому числу 
количество судов [456, с. 74]. 
В морской битве при Алалии приблизительно в 535 г. до п. э. фокейцы одержали 
нободу, но фактически потеряли весь свой военный флот (из 60 кораблей 40 
погибло, а остальные стали небоеспособными), так что греки были вынуждены 
покинуть Корсику и перебраться в италийский Регий, нозже основав в Италии Элею 
( Her . I , 166-167). Эта битва способствовала более четкому разграничению сфер 
влиянии в районе Тирренского моря [334, с. 344—345]. Сардиния попадает в сферу 
влияния пунийцев. Если греческие поселения здесь до этого и существовали, 
теперь они должны были исчезнуть. Эллинское влияние полностью вытесняется. 
Именно во второй половине V / в. до н. э. карфагеняне устанавливают свое 
влияние, а затем и власть над этим островом [137, с. 1, 4]. К концу века 
значительная часть Южной и Юго-Занадиой Сардинии уже была подчинена Карфагену. 
Карфагеняне не ограничились прибрежной полосой, а начали довольно глубокое 
нроникновение во внутренние районы острова [137, с. 4—6]. 
Приблизительно через 20 лет после битвы при Алалии Карфагену пришлось вновь 
столкнуться с эллинами, по на этот раз в Африке. Геродот ( V , 42) упоминает о 
попытке спартанского царевича Дориэя основать колонию на р. Кинип, т. е. на 
самой территории Карфагенской державы немного восточнее Лептиса. Но словам 
историка, нуть спартанцам указали жители Феры, метрополии Кирены. В то же время 
Саллюстий (lug. LXXIX, 
•  — 4) рассказывает о длительной войне на суше и на море, которую вели 
карфагеняне и киренцы. Отсюда весьма обоснованно положение, что экспедицию 
Дориэя надо рассматривать как один из эпизодов карфагено-кирепской войны [106, 
с. 85]. Завершилась война заключением мира, закрепившим за карфагенянами 
большую часть спорной территории ( Sal . lug . LXXIX, 
•  — 10). Судя по рассказу Геродота, местные племена, ливийцы и маки (т. е. 
явно те же максии, о которых он упоминает несколько выше) выступали вместе с 
Карфагеном как его союзники. 
Греки угрожали карфагенянам в Африке не только к востоку, но и к занаду от 
Карфагена. Гекатей ( F . gr . Hist . I , fr . 343) уноминает ионийский город 
Кибос, расположенный, возможно, недалеко от Гипнона Акры. В том же 
приблизительно месте Псевдо-Скилак (111) упоминает Питекусскую гавань и рядом с 
ней остров с городом Эвбея. Анализ этих сообщений привел некоторых 
исследователей к выводу, что речь могла идти о попытке греческой колонизации в 
районе современного Туниса 40 [383, с. 20; 397, с. 271-274; 507, с. 257-283]. 
Уноминаиие 

Гекатеем Кибоса свидетельствует о том, что эту попытку надо отнести к VI в. до 
н. а. Пс