Юлия Пушнова

Клеопатра: История любви и царствования

   Часть I. Дочь славного отца

   1. Кемет – страна пирамид

   Древний Египет. Территория. Традиции. Религия
   На свете были и другие царицы, но Клеопатра – только одна. Последняя из 
египетских цариц. Первая из дам-политиков. Дипломат. Полиглот. Математик. 
Красавица и чудовище в одном лице.
   Она имела все, что хотела, – любовь, власть, богатство, престиж. Потому что 
знала хитрость: цель достичь легче, если ее «обмануть». Внутренне 
сконцентрироваться на нужном результате, а внешне вести себя расслабленно. Мол, 
не всерьез я действую, а играючи! Таков метод «парадоксального намерения».
   Ко времени рождения величайшей из женщин и цариц – Клеопатры – Египет стал 
одной из самых влиятельных держав. Геродот, посетивший впервые Египет, был 
поражен красотой и величием этой страны. Он назвал ее колыбелью мудрости, 
страной чудес, родиной древнейших богов. Именно греки и ввели в обиход это 
слово – Египет («загадка», «тайна»). Сами жители солнечной страны называли ее 
Кемет – «черная земля». Для греков на их родном языке написал жрец Манефон 
«Историю Египта», в которой рассказал о полном загадок и тайн времени правления 
тридцать одной династии фараонов.
   Египет занимал весьма выгодную для жизни территорию. Это была узкая полоса 
плодородной долины могучей реки Нил. С запада и востока Египет теснили пески 
пустынь. Это ограничивало мир жителей Египта, изолируя страну от вторжения 
врагов и от влияния других мощных цивилизаций. Свои законы, своя жизнь, свои 
особые правила, подчиняясь которым, египтяне подняли уровень своей цивилизации 
на недосягаемую для многих других народов высоту. Огромный диск огненного 
солнца в просторах голубого неба, медленно, лениво текущий Нил, плоские горы, 
пустыня, пальмовые рощи, заросли папируса и, конечно, волшебный цветок лотоса – 
все это увидела Клеопатра, осчастливив мир своим рождением.
   Много сотен лет правили страной фараоны. Власть их была неограниченной, как 
власть «сынов Солнца». Фараон дарил жизнь и лишал ее, раздавал награды и 
наказывал непокорных, объявлял войну и заключал мир. Умирал и воскресал бог 
плодородия Осирис, который считался четвертым мифическим царем Египта, и вместе 
с ним оживала и замирала жизнь египтян. Счастливо правил Осирис страной вместе 
со своей сестрой Исидой – богиней плодородия, воды и ветра. Осирис научил людей 
возделывать землю, сажать сады, строить города, выпекать хлеб. Передал Осирис 
свой престол сыну Гору и удалился в царство мертвых, став владыкой и судьей в 
Великом Чертоге Двух Истин в загробном мире. Долгий путь каждого умершего к 
престолу Осириса подробно описали египтяне в «Книге мертвых». Она должна теперь 
помогать умершему преодолевать препятствия на его пути в загробное царство, к 
райским полям вечного блаженства Иару. Сопровождали умершего Анубис, бог 
бальзамирования, с головой черного шакала, боги Гор и Тот, богиня Исида и 
павиан.
   Для вечного возвеличивания фараонов строили египтяне пугающие своими 
размерами пирамиды. Зодчий Имхотеп изобрел способ кладки тесаного камня и 
построил пирамиду высотой шестьдесят метров. Благодарные египтяне обожествили 
архитектора и почитали его отныне как сына бога Птаха – создателя Вселенной, 
покровителя искусств и ремесел. Но особенное впечатление на человека 
производила пирамида фараона Хеопса. Создатель ее – племянник фараона Хемиун. 
Вершина пирамиды упиралась в небеса, возвышаясь на сто сорок метров. Еще совсем 
маленькой девочкой Клеопатра будет интересоваться загадкой возведения этих 
чудес. Что прячут они от людей? Почему так много страшных историй о тех, кто 
пытался нарушить покой усопших царей, хранят жрецы?
   С замирающим сердцем слушала Клеопатра рассказы служанки о страшном создании 
с телом льва и головой человека. «Каждый, кто посмотрит ему в глаза, онемеет 
навсегда», – шептали невидимые в сумерках губы служанки, и Клеопатра 
прижималась к ней, дрожа от страха.
   Став чуть старше, взяла Клеопатра в руки тростниковую палочку, и старый 
писец терпеливо стал учить письму шаловливую непослушную девочку-царицу. 
Папирус покрывался иероглифами, которые расскажут потом Клеопатре многое из 
того, что спрятано в веках.
   Египтяне признавали присутствие божественного начала «во всем, что есть на 
суше, в воде и в воздухе». Как воплощение божества почитались некоторые 
животные, растения, предметы.
   Религиозные обряды нередко были обставлены с необыкновенной пышностью.
   Например, культ быков был самым богатым и торжественным культом, которого 
когда-либо удостаивались животные. Бык Апис считался «земным воплощением» и 
«служителем» бога Птаха, символом плодородия.
   Апис жил в специальном священном хлеву при храме, где за ним ухаживали 
подготовленные для этого жрецы. При нем был гарем коров, которых тщательно 
отбирали для него. Бык жил в полном спокойствии и довольстве, и единственная 
его обязанность заключалась в том, чтобы время от времени демонстрировать себя 
людям. В дни праздников устраивались величественные процессии – быка выводили 
за пределы святилища, ликующие толпы сопровождали его, а хоры мальчиков пели 
торжественные гимны. Чтобы услышать прорицания оракула, в храм Аписа съезжались 
верующие из многих стран. Когда бык умирал, тело его бальзамировали и хоронили 
с соблюдением сложного ритуала при громадном скоплении народа. Поиски такого, 
как он, преемника – «новорожденного Аписа» – были исключительно сложным делом: 
Аписом признавался только черный бык, с белым пятном на лбу в виде треугольника,
 с наростом под языком в форме жука-скарабея. Всего таких признаков было около 
тридцати. Тело мертвого животного бальзамировалось с такой же тщательностью, 
как и останки царей. Гранитный саркофаг помещали на вечный покой в одной из 
галерей подземного кладбища.

   Александрия. Александр Македонский – освободитель или захватчик?
   Когда Александр Македонский в 332 г. до н. э. вторгся в Египет, чуть ли не 
первое, что сделал завоеватель в покоренной стране, – воздал почести священному 
животному. Более того, он приказал почтить Аписа играми по образцу греческих. 
Были устроены спортивные состязания и выступления певцов и поэтов. Для придания 
празднеству большего блеска в Египет пригласили знаменитых артистов из Эллады. 
Они поспешили приехать, боясь гнева царя; правда, им пообещали значительное 
вознаграждение.
   Александр хотел, чтобы его считали освободителем Египта от власти персов. 
Именно поэтому он выказывал особое уважение к местным обычаям, святыням и 
верованиям. Ради этого он согласился, чтобы жрецы храма в Мемфисе надели на 
него облачение фараонов, а может быть, его даже короновали по старинному обряду.
 Это была мудрая и дальновидная политика, достойная человека, открывшего новую 
эру в истории человечества.
   По приказу Александра Великого построен был поражающий своим великолепием 
город Александрия. Он возвышался на довольно узком перешейке между морем и 
озером, которое было соединено каналом с рукавом Нила. Недалеко от побережья 
располагался небольшой остров Фарос. От него к городу шла широкая дамба, 
называвшаяся Гептастадион. По обеим сторонам дамбы образовались два чрезвычайно 
удобных порта: Восточный, или Большой, и Западный – Эвност. Город был обнесен 
мощными стенами. С самого начала строительство осуществлялось по плану – ровные,
 широкие улицы пересекались под прямым углом.
   Главная артерия, протянувшаяся через весь город с востока на запад, имела в 
длину около сорока стадиев (приблизительно шесть с половиной километров), а в 
ширину сто стоп (около сорока метров). По обеим сторонам возвышались 
великолепные храмы и пышные постройки. Немало роскошных зданий было и в других 
районах города.
   В восточной части, около небольшого полуострова Лохий, находился царский 
дворец – огромный комплекс зданий, раскинувшихся среди парков и садов. Каждый 
из Птолемеев с тех пор стремился сделать свою резиденцию еще более великолепной.
 Александрия поражала и своим мягким особенным климатом. Летом здесь часто дули 
северные ветры, которые называли этесии. Они несли жителям города приятную 
прохладу с моря, а прямые и широкие улицы были открыты этим ветрам даже в 
отдаленных от моря районах. Все эти условия привлекали в Александрию свободных 
граждан не только из Египта. Можно предположить, что население столицы 
превышало миллион постоянных жителей!
   Вскоре после основания Александрии Александр Македонский отправился в поход 
через Ливийскую пустыню. Там, в нескольких сотнях километров от Нила, среди 
раскаленных песков пустыни, находился небольшой зеленый оазис. Египтяне считали,
 что здесь пребывает сам бог солнца Амон, почитавшийся также и в Греции, где 
его отождествляли с Зевсом. В оазисе был храм Амона, где жрецы предсказывали 
будущее. После трудного многодневного перехода через безводную пустыню 
Александр достиг оазиса. Царь щедро одарил жрецов храма, и те провозгласили его 
сыном Зевса-Амона и предсказали, что он станет господином мира.
   С неподдельным волнением слушал Александр Великий голос жреца:

     «Отец отцов и всех богов,
     Поднявший небо и утвердивший землю,
     Глава Обеих Земель,
     Великий силой, владыка мощи
     Глава, создавший землю всю».

   Обожествление царей на Востоке было обычным делом: египетские фараоны, 
вавилонские и персидские цари считались богами со времени восшествия их на 
престол. Для египтян утверждение, что отцом Александра был не царь Филипп, а 
верховный бог Зевс-Амон, не казалось бессмысленным, а было привычным 
обоснованием его царских прав. Александр поддержал легенду о своем божественном 
происхождении: она должна была помочь ему упрочить власть над покоренными 
народами Азии.
   Первое время Александр сам вместе со своими друзьями смеялся над нелепым 
утверждением, что он всемогущий бог. Но, по мере того как множились его успехи, 
всеобщая лесть и заложенное в нем с самого начала тщеславие привели к тому, что 
он уверовал в собственное могущество, стал охотно говорить о своем божественном 
происхождении и верить в то, что для него не существует ничего невозможного.
   Прошло немногим более десяти лет, и останки завоевателя были погребены в 
храме бога Птаха в Мемфисе, позднее их перевезли в Александрию.
   При разделе наследия царя один из его полководцев, Птолемей, получил в 
управление Египет и стал основателем эллинистического египетского царства. С 
тех пор этой страной правили почти три столетия его потомки. Все они носили 
одно и то же имя – Птолемей. В их жилах текла македонская и греческая кровь. 
Двор, армия и должностные лица говорили по-гречески. В столице государства, 
Александрии, преобладало население греческого происхождения. Греческие поэты и 
ученые были окружены особой заботой. Египетские цари, не жалея средств, 
собирали в Александрии сокровища эллинской литературы.
   Птолемей I был сыном малоизвестного человека – Лага, по имени которого вся 
династия именовалась Лагидами. Несмотря на такое происхождение, Птолемей был 
единственным из окружения Александра Великого, кто мог претендовать на родство 
с ним, ведь мать его, Арсиноя, была троюродной сестрой Филиппа II, отца 
Александра. Эмблемой своего дома Птолемей I Сотер (Спаситель) выбрал орла.
   Птолемеи были весьма дальновидными. Следуя совету Александра, все цари этой 
династии будут всеми средствами стараться убедить народ Египта в том, что они 
являются законными наследниками фараонов. Особенно важно было установить 
хорошие отношения со жрецами, пользовавшимися огромным влиянием среди населения.
 Вот почему Птолемеи оказывали жрецам всяческую помощь и поддержку. При 
Птолемеях было завершено строительство целого ряда храмов, начатое фараонами 
сотни лет назад. Многие храмы были восстановлены, расширены и украшены. 
Некоторые египетские храмы испокон веков имели особую привилегию: человек, 
оказавшийся в пределах такого храма, становился неподвластным государственным 
чиновникам, даже если его преследовали как преступника, беглого раба или 
крестьянина. Обладание правом убежища было очень желательным для каждого храма, 
так как оно поднимало его авторитет и увеличивало доходы. Воспользовавшись 
правом убежища, человек попадал в подчинение к жрецам и должен был 
расплачиваться за приют своим трудом.
   Первые Птолемеи относились к этому институту с неодобрением, справедливо 
полагая, что он ограничивает власть. Было совершенно очевидно, что увеличение 
числа храмов, наделенных правом убежища, может нанести ущерб государственному 
хозяйству и подорвать авторитет властей. Поэтому основатели династии сохранили 
эту старинную привилегию только за самыми большими и почитаемыми храмами. 
Позднее положение изменилось. Жрецы все настойчивее добивались этого важного 
для них преимущества, а цари, особенно в трудные минуты, все более щедро 
удовлетворяли их притязания.
   Птолемеи требовали, чтобы им воздавались такие же почести, как исконным 
правителям страны. Подражая фараонам, они прибавляли к своим личным именам 
звучные эпитеты. Многие из них получили из рук верховного жреца в Мемфисе 
двойную корону фараонов.


   2. Родителей не выбирают

   Птолемей XII – отец Клеопатры
   Отцом Клеопатры был Птолемей XII, Новый Дионис, Филопатор, Филадельф. В 
последние месяцы жизни он царствовал совместно со своей старшей дочерью – 
Клеопатрой. У этого царя было шестеро детей. Старшую тоже звали Клеопатрой, и 
она недолго (в 58—57 гг. до н. э.) являлась царицей Клеопатрой VI. Второй 
дочерью царя была Береника IV, следующей дочерью – Клеопатра, будущая царица 
Клеопатра VII. Ее младшей сестрой была царевна Арсиноя, за ней в 61-м и 59-м гг.
 родились сыновья. Оба они стали позже соправителями и мужьями Клеопатры – 
Птолемеем XIII и Птолемеем XIV. Ни один из них, правда, не дожил до зрелого 
возраста.
   Отец Клеопатры был человеком с весьма сложным характером. Он обладал 
множеством имен – Теос, Филопатор, Филадельф, Неос Дионис, то есть Божественный,
 Возлюбленный отца, Возлюбленный сестры (или брата), Новый Дионис. Однако 
жители Александрии, любившие давать своим монархам пренебрежительные имена, 
прозвали его также Незаконнорожденным и Дудочником.
   Что касается матери Клеопатры, то имя ее покрыла тайна. Мать Клеопатры VI и 
Береники – Клеопатра V Трифена, сестра и жена царя. Матерью царевичей стала 
вторая жена царя, имя которой было никому неизвестно.
   Став царицей, Клеопатра скажет, что ее матерью была Клеопатра V. Она 
старалась поддержать веру в то, что ее отец оставался верным мужем, ибо у 
Птолемеев всегда приветствовалось единобрачие. Во имя идеи о единоличном 
правлении Клеопатра должна была подтвердить законность своего рождения.
   Если бы историки Птолемеев доказали, что она – дочь второй жены царя, то 
римские враги не упустили бы из виду этого пикантного обстоятельства.
   Умер Птолемей XII в конце мая 51 г., на тридцатом году царствования.
   оставив после смерти по себе оригинальные воспоминания. О нем рассказывали, 
что он более интересовался искусством, чем религией или политикой. В роскошных 
дворцах при нем ставились театральные представления и выступали хоры. Во всем 
этом не было бы ничего странного, если бы не то обстоятельство, что хорам 
аккомпанировал на флейте сам монарх – Птолемей Филадельф, Новый Дионис, 
возлюбленный Птахом и Исидой.
   Злые языки александрийцев очень скоро нашли подходящее прозвище для царя. 
Его назвали коротко и просто – Авлет, что в переводе с греческого означает 
«Флейтист» или «Дудочник».
   Несмотря на жестокость, проявляемую в некоторых случаях, это был искусный и 
хитрый политик. При всех его слабостях и пороках он смог в основном сохранить 
наследие Птолемеев.
   История оставила свидетельства его гомосексуальных пороков. Правда, термин 
«кинайдос», употреблявшийся для обозначения гомосексуальных партнеров, означает 
еще и исполнителей непристойных эротических танцев. А такие танцы часто 
украшали пиры при дворе Птолемея.
   Римляне презирали его за склонность к танцам, ставя это увеселение в один 
ряд с употреблением вина. Однако танцы в Египте были не только развлечением, но 
и частью религиозных ритуалов, связанных с обожествлением правителей. Так было 
и при Птолемее, и при его царственной дочери Клеопатре.
   Завещание царя было готово задолго до его смерти, и его содержание не 
являлось тайной. Наученный горьким опытом, Птолемей постарался заранее 
исключить какие-либо сомнения относительно своей последней воли. Он составил 
документ в двух экземплярах. Один был послан в Рим для хранения в 
государственном архиве (по некоторым соображениям этот экземпляр временно 
находился у Помпея), а второй хранился в Александрии. Исполнителем своей 
последней воли монарх назначил римский народ, заботам которого он поручил свою 
страну и семью. Конечно, это было полным отказом от самостоятельности, но 
вместе с тем и уловкой, которая должна была защитить Египет от возможных 
попыток беспринципных римских политиков захватить страну.
   Своими преемниками царь назначил старшего сына, Птолемея XIII, которому было 
тогда десять лет, и старшую дочь, восемнадцатилетнюю Клеопатру, ставшую седьмой 
царицей с этим именем в династии Птолемеев. Брат и сестра должны были вступить 
в брак и разделить египетский престол.
   Браки между братьями и сестрами были нередки в Египте еще при фараонах. 
Такая практика существовала не только в правящих домах, но и в простых семьях, 
где при этом, как правило, имелись в виду имущественные соображения. Религия 
поддерживала и освящала эту традицию. В мир богов переносились семейные обычаи 
людей: Исида была сестрой и женой Осириса, бог земли Геб был женат на своей 
сестре, богине неба Нут, и так далее.
   Если царь был в глазах египтян Осирисом, то царица – богиней Исидой. 
Клеопатра ведь с детства отождествляла себя с Исидой.
   Фараоны, а затем Птолемеи женились на своих родных или единокровных сестрах 
главным образом по политическим соображениям – опасались, что принцесса крови, 
выйдя замуж за аристократа, увеличит число возможных претендентов на престол. С 
точки зрения династической в этом был определенный смысл. Биологически же браки 
внутри одной семьи на протяжении нескольких поколений таили в себе определенную 
угрозу.
   Браки между родными братьями и сестрами были совершенно не понятны грекам. 
Значит, Птолемеи следовали здесь египетским традициям.
   Дважды Клеопатра будет заключать браки со своими братьями. Однако, может 
быть, именно кровосмесительные браки и вызовут в царице ненависть к своим 
братьям-мужьям, толкнув ее на убийство.
   Клеопатра уже тогда, видимо, решила идти до конца по пути отца к единоличной 
власти, хотя…
   Она видела, что не было человека, который провожал царя в последний путь 
искренними слезами. В глазах собственной семьи он был прежде всего убийцей 
своей дочери Береники. Хотя жители Александрии в свое время сами призвали его 
на трон, они впоследствии в нем видели лишь тирана, силой навязанного римлянами.
 Для своих подданных Птолемей был угнетателем, отнимавшим у народа последние 
крохи, чтобы насытить алчность римских покровителей. Единственное, что он 
приобрел благодаря щедрости по отношению к храмам и наделению их правом убежища,
 – это нейтралитет жрецов.
   Кажется, ни один из предшественников Птолемея XII не наделял храмы правом 
убежища так щедро, как он. Одновременно храм освобождался от всех податей и 
повинностей.
   Наконец, римляне считали его типичным восточным деспотом: трусливым по 
отношению к сильным, тираном для беззащитных. Искренне сожалели о монархе, 
может быть, только члены дворцового хора и оркестра.
   Каким же видела отца та, которая примет от него трон и будет до конца жизни 
настаивать на самостоятельном правлении?
   Птолемей XII, безусловно, не видел никакого выхода и спасения ни для себя, 
ни для своего царства. Египет мог существовать только в качестве римского 
сателлита, и только слабость давала возможность уцелеть. Рим допускал 
существование лишь таких государств, которые ни при каких обстоятельствах не 
могли стать для него опасными. Поэтому единственное, что оставалось Птолемею, – 
это постараться как можно дольше сохранить для себя и своих потомков выгодную 
должность царя милостью Рима, пока великодержавный молох не поглотит все.
   В борьбе за трон он не останавливался ни перед чем – подкупал, плел интриги, 
убивал даже своих близких. Это была борьба за существование. Он не имел никакой 
политической программы, достойной этого наименования. О какой политике может 
думать бессильная пешка?
   Может быть, поэтому основным и наиболее важным занятием царя была игра на 
флейте. Во времена, когда нет возможности оказывать хотя бы малейшее влияние на 
ход исторически важных событий, лучший способ примирения с судьбой – найти 
занятие, которое позволяет развеяться, никому не приносит вреда и не вызывает 
подозрений. Птолемей играл на флейте.
   Клеопатра, не отказываясь от политики отца, отличалась боле широким 
кругозором и непомерным честолюбием.
   Она тщательно изучила историю царствования своей семьи, особенно деда и отца.
 Многое в истории их царствования было для нее непонятным, но привлекательным. 
Многое она потом примет как собственные мысли и убеждения. Почему так 
хладнокровно она убьет свою единокровную сестру? Почему так будет ненавидеть 
братьев? Почему так будет стремиться к единовластному правлению?
   Клеопатра хотела править в традициях абсолютной монархии, опираясь на 
правление Александра Македонского, когда монарх являлся генератором законов в 
своем государстве, а государство рассматривал как своего рода частную 
собственность. Она считалась царицей вообще, а не просто царицей Египта, как 
именовали ее многие. Мысль о том, что ее власть ограничена только территорией 
Египта, была ей невыносима. Не соглашался с этим и ее предок, у которого она 
училась править, Птолемей I, знаменитый полководец Александра.
   Все поколения Птолемеев стремились расширить свои земли, ведь это означало 
расцвет державы. Клеопатра не была исключением.
   Она гордилась Александрией. Величие этого города, величие Египта вскормили 
ее тщеславие, воспитали поистине царственные мысли. Она гордилась знаменитым 
Фаросским маяком и Александрийской библиотекой, пирамидами и сфинксами, богами 
и блистательными фараонами. Мусейон и библиотека превратились в научный центр 
Средиземноморья, где ученые жили и работали за счет государства, получая заказы 
от царей, которые и сами были образованными людьми.

   Династия Птолемеев
   Птолемей I не собирался ограничить свои владения землей Египта, так же как 
не намеревались делать это прежние египетские правители – фараоны. Он презирал 
существующие границы и завоевал Киренаику, восточную часть современной Ливии, 
Южную Сирию, Кипр и распространил свое влияние вплоть до крымского Боспора. 
Таким образом, он превзошел фараонов Тутмоса III и Рамсеса II – великих 
сокрушителей азиатов и других народов.
   Сын его, Птолемей II Филадельф, отличался более миролюбивым характером и 
весьма увлекался науками и… женщинами. Однако это не помешало ему стать и 
стратегом, захватившим немало новых земель.
   Птолемей III Эвергет (Благодетель) еще больше расширил пределы царства, 
завоевав, хоть и временно, всю Сирию. Его войска дошли до границ Индии, что 
дало ему право именоваться «Покоритель мира».
   Его сын, Птолемей IV Филопатор, снискал себе дурную славу пьяницы и 
развратника, однако он тоже стал правителем – воином, отразившим наступление 
Селевкидов.

   Птолемей V Эпифан (Знамение Божие), еще только получив трон, потерял 
огромную часть владений династии за пределами Египта. Может быть, это было 
связано и с тем, что на арену военных событий выходит Рим, победивший к этому 
времени Карфаген и претендовавший на роль ведущей державы Средиземноморья. Рим 
прислал в Египет представителя сенатского сословия в качестве опекуна 
малолетнего Птолемея V, и вскоре великая страна стала одним из 
государств-марионеток в умелых руках Рима.
   Птолемей VI открывает ряд наиболее жестоких и коварных царей прославленной 
династии.
   Особенной жестокостью стал печально известен Птолемей VIII Эвергет (Толстяк).
 Он дважды вынужден был обращаться к поддержке Рима, испугавшись восстания 
мятежных родственников. Это помогло ему удержать мир внутри страны. Знал ли 
Птолемей VIII, что римляне никогда не помогают только из «союзнических» чувств. 
Расплата подчас была очень жесткой.
   Не раз Клеопатра задаст позже вопрос Цезарю, правда ли, что ее двоюродный 
дед Птолемей X занял у Рима крупную сумму денег и взамен завещал римскому 
народу Египет?
   В 80 г. царем Египта стал двадцатилетний Птолемей XI. Он разделил трон с 
царицей Береникой, которая была значительно старше его и доводилась ему 
одновременно двоюродной сестрой и мачехой. Юношу заставили заключить этот брак. 
Такова была воля римского диктатора Суллы, распоряжениям которого подчинялись 
даже правители, казалось бы, независимых государств. Впрочем, Сулла имел в виду 
прежде всего интересы самого Птолемея, долгое время жившего за пределами своей 
страны. Вернуть юношу в Александрию и восстановить его на престоле отцов можно 
было только посредством брака, потому что Береника не уступила бы трон. Легко 
было предвидеть, что супружеская жизнь и совместное правление двух столь не 
подходящих друг другу людей не сложатся благополучно. Оба были честолюбивы и 
стремились к единовластию. Слабая надежда, что они отнесутся к этому браку как 
к выгодному для обоих компромиссу, не оправдалась.
   После девятнадцати дней супружества Птолемей XI чуть ли не собственноручно 
убил свою жену. В царской семье убийства были обычным делом, и подданные 
относились к ним совершенно равнодушно. Но этот случай вызвал бурную реакцию, 
потому что царица пользовалась симпатией у населения столицы, а молодой 
Птолемей XI сразу, как только его корабль вошел в александрийский порт, 
возбудил против себя ненависть горожан, которые не хотели терпеть правителя, 
навязанного Римом.
   В городе начались волнения. Разъяренная толпа ворвалась в царские покои. 
Царя выволокли из дворца и учинили над ним кровавую расправу в здании гимнасия. 
По-видимому, лишь немногие сознавали в тот момент, что египтяне теряют 
последнего законного представителя царской династии. Трон оказался свободен. 
Кто его займет? Необходимо было срочно найти преемника, иначе страной завладели 
бы римляне, а Египет стал бы новой римской провинцией. А судьба подвластных 
Риму государств была весьма незавидной. Правда, Птолемеи тоже нещадно грабили 
население, и хозяйство страны, особенно в последние десятилетия, пришло в 
упадок. Если бы Египет оказался под властью Рима, налоговое бремя стало бы еще 
тяжелее, а деньги потекли бы в казну чужеземного государства и в кошельки 
римских наместников, дельцов и ростовщиков. Богатые и влиятельные александрийцы 
стали лихорадочно искать человека, которому они могли бы предложить корону. 
Кроме потомков по женской линии, было два сына Птолемея XI от наложницы, 
которые в то время находились в Сирии. К ним и обратились с предложением занять 
опустевший престол. Братья с радостью согласились. Старший стал царем Египта, а 
младший получил во владение остров Кипр, издавна входивший в состав государства 
Птолемеев.
   Прибавив к своему имени титул Филопатор, новый царь подчеркнул, что он сын 
царя и законный представитель династии. В его положении это было разумно и 
необходимо.
   Затем он пожелал именоваться еще и Филадельфом. Он хотел подчеркнуть, что 
убитая царица Береника была его единокровной сестрой и что он – ее прямой 
наследник и ближайший родственник. Свой третий титул, Новый Дионис (или Молодой 
Дионис), Птолемей XII, наверное, ставил выше первых двух. Он так мечтал, чтобы 
его называли воплощением греческого бога, олицетворяющего экстатическую радость 
жизни и победу над смертью. Дионис был покровителем виноделия и театра, он 
обещал своим приверженцам, участвовавшим в мистериях, вечную жизнь. Символом 
власти Диониса (римского Вакха) был жезл, увитый плющом, с сосновой шишкой на 
верхушке. В глазах древних Дионис обладал огромным могуществом. Он был 
источником мощного религиозного чувства, доходящего до экстатического фанатизма.
 Посвящение проходило через множество сложных мистических ритуалов, в процессе 
которых человек становился духовно все ближе и ближе к своему божеству. 
Заканчивался обряд ритуальным воссоединением с богом.
   Эллинистический мир освобождался от реальности и уходил в глубокий мистицизм,
 старался выйти за пределы возможностей человека. Дионис обещал вознаграждение 
и спасение в загробном мире и затмевал собой все ранее существовавшие культы. 
Дионис побеждал смерть и давал надежду человеку. Его назвали могущественным, 
победоносным божеством, покорившим весь обитаемый мир.
   В пантеоне египетских богов Дионису издавна соответствовал Осирис, 
таинственно воскресший супруг Исиды, повелитель тех, кто ушел в страну Запада.


   3. Школа дворцовых интриг

   Завещание Птолемея
   Через шесть лет после возвышения Птолемея XII родилась будущая величайшая из 
цариц – Клеопатра. Совсем ребенком она оказалась втянута в центр сложных 
политических событий. Ее прекрасная, богатая и щедрая страна оказалась завещана 
римлянам, которые теперь желали получить обещанное. Рвались вперед к завоеванию 
Египта Красс, Помпей и молодой Юлий Цезарь.
   Вдохновляли римлян оглушительные победы Помпея над Митридатом Понтийским в 
Малой Азии и над Селевкидами. Причем все старались забыть о том, что 
государство Селевкидов ко времени завоевания пришло в упадок, а жители его 
практически не имели сил сопротивляться.
   Военные успехи Рима должны были стать серьезным предупреждением Птолемею XII.

   Завещание Птолемея публично обсуждалось в Риме. Со своими предложениями по 
поводу завещания выступил Марк Красс, богатый честолюбивый политик.
   Марк Лициний Красс родился в знатной семье (115 г. до н. э.) Его отец одно 
время играл заметную роль в политической жизни страны, занимал государственные 
должности и однажды удостоился триумфа.
   Детские и юношеские годы Красса протекали в бурное и тяжелое время. 
Внутренняя политическая борьба между аристократической и народной партиями 
переросла в кровавую гражданскую войну.
   Подобно молодым людям своего круга, Марк Красс готовился к политической 
карьере. Он не обладал блестящим красноречием, но был трудолюбив и упорен. Для 
того времени публичные выступления в суде в роли адвоката были обычным началом 
карьеры политического деятеля.
   Красс охотно брался за любое дело в суде, даже самое маленькое и ничтожное, 
от которого отказывались другие. Он был обходителен с людьми независимо от их 
звания и положения. На улицах Рима Красс любезно отвечал на поклоны каждого 
встречного, будь то даже самый незначительный человек. Постепенно увеличивалась 
известность Красса, и к нему стали охотно обращаться за помощью.
   С юношеских лет Марк Красс стремился к наживе. Жажда богатства стала 
основной чертой его характера. Он рано обнаружил блестящие способности дельца и 
спекулянта, умеющего из всего извлекать выгоду.
   Состояние Красса постепенно росло. Он арендовал земли, участвовал в торговых 
и откупных компаниях, а также скупал рабов для продажи. Под его наблюдением 
молодых рабов обучали различным наукам, искусству, ремеслам. Обученных рабов 
продавали втридорога, либо Красс отдавал их в аренду.
   Красс использовал все, даже недостаток жилья в Риме. Город, куда стекались 
тысячи людей со всех концов Италии и из провинции, был переполнен. С каждым 
годом жилищный кризис усиливался. Многоэтажные дома были лишены удобств, часто 
обваливались, разрушались. Из-за скученности зданий возникали пожары, 
опустошавшие целые кварталы. Это создавало благоприятные условия для спекуляций.
 Красс создал пожарные команды из специально обученных рабов. Они за плату 
тушили пожары, предохраняли от огня соседние дома. Красс покупал сгоревшие дома 
за бесценок, а затем на их месте сооружал многоэтажные доходные дома и сдавал 
их в аренду.

   Заговор Красса и Цезаря
   Заправляя крупными делами, Красс не брезговал и мелкими, стараясь извлечь 
доход из всего и экономя на всем. Так, когда в холодные дни он одалживал плащ 
своему учителю, постоянно сопровождавшему его в разъездах, Красс никогда не 
забывал потребовать его обратно. Однако, когда ему это было выгодно, Красс 
становился щедрым, гостеприимным и даже ссужал деньги тем, кто мог ему 
пригодиться, не требуя за это процентов.
   Теперь Красс предложил приравнять Египет ко всем остальным провинциям, 
вплоть до взимания с него таких же податей. Заботился при этом Красс не столько 
о благе республики, сколько о своих собственных корыстных интересах. Цезарь, 
союзник Красса, поддерживал его в желании превратить богатейшую страну в 
колонию Рима. Их объединяла не только дружба, а еще и участие в грандиозном 
государственном перевороте. Цезарь, Красс и разорившийся аристократ Катилина 
запланировали убийство консулов и наиболее влиятельных сенаторов. В случае 
успеха переворота Красс стал бы диктатором, а Цезарь взял бы на себя 
командование конницей. По традициям начальник конницы был и заместителем 
диктатора. Удивительно, но Красс – бесстрашный воин – испугался в самый 
последний момент. Цезарь призывал его идти до конца, но Красс не смог довести 
до победы намеченный план.
   Теперь имена Краса и Цезаря вызывали противодействие не только в 
консервативных кругах, но и в умеренных группировках. Говорили, что, обещая 
большую прибыль государственной казне и всем гражданам, оба политика надеются 
провести закон о Египте, а в случае его принятия больше всего выиграют они сами,
 потому что при создании новой провинции он захватят все богатства египетского 
царя, ограбят храмы, отнимут состояния у богатых людей, обобрав их до нитки. С 
такими грандиозными планами они могли бы претендовать на все, вплоть до 
египетского трона.
   Вопрос был только в поисках подлинного завещания Птолемея XI. Где оно 
хранится? Все о нем слышали, но никто никогда не читал его. Планы по поводу 
завоевания Египта основывались только на предположениях и недомолвках.
   Особенно сомневался в надежности Красса и Помпея Марк Туллий Цицерон.

   Марк Туллий Цицерон
   Великий оратор, писатель и политический деятель Марк Туллий Цицерон родился 
близ города Арпина в состоятельной семье всадника (3 января 106 г. до н. э.). 
Прозвище рода Туллиев – «Цицерон» («Горошина»). Предположительно, что у одного 
из предков великого оратора была бородавка на носу, напоминавшая горошину. 
Полагали также, что какой-либо его предок был знаменитым огородником и 
выращивал хороший горох. В роду Туллиев никто не занимал высших государственных 
должностей, и потому, когда Цицерон достиг поста консула, представители знати 
называли его презрительно выскочкой, «новым человеком» (хомо новус).
   Еще в детстве Цицерон показал блестящие способности в учении. Он отличался 
такой поразительной понятливостью и памятью, что родители его товарищей 
приходили в школу посмотреть на это маленькое чудо.
   Когда Цицерон подрос, его отец переселился в Рим, чтобы дать ему и брату 
Квинту образование. В столице молодой человек изучал римское право, занимался 
греческой философией, теорией риторики. Здесь же собрались виднейшие 
представители греческой философии.
   В обществе греческих ученых и писателей Цицерон основательно изучил 
греческий язык и литературу. Греческий поэт Архий привил будущему оратору вкус 
к изящной литературе и поэзии: Цицерон в юности и даже в зрелом возрасте писал 
стихи (правда, довольно плохие).
   Особенно заинтересовался молодой человек диалектикой, то есть искусством 
спора и убеждения. Одновременно с этим он упражнялся в декламации – составлении 
речей на греческом и латинском языках. Знаменитый актер Росций Галл учил 
Цицерона произношению, постановке голоса и ораторским жестам.
   В республиканском Риме незнатные юноши могли выдвинуться, лишь выступая в 
каком-нибудь громком судебном процессе в качестве защитника или обвинителя. Тут 
представлялся удобный случай изложить свои взгляды на те или иные вопросы 
общественной жизни, обратить на себя внимание, получить известность у 
граждан-избирателей.
   Теперь он прославился уже несколькими серьезными выступлениями на судебных 
процессах и сумел помешать планам Цезаря и Красса. Рим верил ему. Он не был 
аристократом по происхождению, но в 64 г. даже исполнял должность претора.

   Победа оптиматов
   Заседание сената было назначено на следующий день после того, как Цицерон 
приступил к обязанностям консула (1 января 63 г.). Как долго он ждал этого дня, 
как долго пришлось ему добиваться поддержки оптиматов, униженно улыбаться 
старым немощным политикам, сопровождая их в термы, выслушивать их пьяные 
рассуждения вперемешку о политике и продажных женщинах.
   А хотя... Не идентичны ли эти понятия, если вдуматься?
   Он все превозмог. Он жертвовал сном и отдыхом, он предавал и уничтожал, он 
везде, где только можно, совершенствовал свое ораторское мастерство. И вот 
результат. Он стоит в сенате. Он сумел раскрыть коварнейший заговор Катилины, и 
этот подвиг был оценен оптиматами и всадниками. Человека, которого еще недавно 
они презрительно называли выскочкой, теперь осыпали неумеренными похвалами и 
даже поднесли ему почетный титул «отца отечества». Сын захудалого 
провинциального всадника сделался вождем сената!
   Сегодня он решит сложный вопрос о земельной реформе Публия Рулла. Этот 
народный трибун потребовал создания нового закона, в котором бы 
предусматривались закупка новых земель и широкая колонизация. Решать вопросы по 
закупкам должна была бы специальная коллегия десяти – децемвиры. Цицерон зло 
улыбнулся. Глупец! Он хотел обмануть всех, но только насмешил сенат. Ведь 
понятно, что в этот законопроект попадал и Египет. Опять эти пустые разговоры о 
завещании. Опираясь на подлинное или подложное завещание, децемвиры могли 
захватить Египет и выставить на продажу имущество царя и все владения. Не 
обошлось здесь наверняка без ненавистных Красса и Цезаря. Эти выскочки! Как 
раскрыть глаза сенату на их лживость и корыстолюбие? Как заставить отклонить 
законопроект? Хватит ли у него красноречия? Будет ли его речь достаточно 
убедительной? Цицерон вдруг понял, что волнуется. Египет привлекал и его тоже, 
но не порабощенный, разграбленный и униженный, а великий и загадочный, как и 
много сотен лет назад. Что это за безотчетное волнение? Цицерон исподлобья 
взглянул на лица сидящих перед ним людей.
   Он – консул, и к его мнению должны прислушаться даже те, кто еще вчера 
спорил бы и, может быть, победил в этом споре.
   Цицерон поднялся, его голос зазвучал твердо и уверенно: «Раньше этого 
добивались открыто, теперь к тому же стремятся тайно, путем подземных ходов. 
Децемвиры скажут то, что и теперь утверждается многими, и прежде говорилось 
часто, – что со времени консульства тех же самых мужей по завещанию 
александрийского царя его царство стало собственностью римского народа. Что же 
вы отдадите Александрию тайным вожделениям тех же людей, открытым требованиям 
которых вы оказали сопротивление? Скажите ради бессмертных богов, как мне 
назвать эту затею? Предложением трезвого человека или бредом пьяницы? Мыслью 
разумного или мечтой помешанного?
   И в самом деле, до кого из вас не дошла молва, что это царство в силу 
завещания царя Алексы стало принадлежать римскому народу? Насчет этого я, 
консул римского народа, не только не стану выносить решения, но и не скажу даже 
и того, что думаю. Ибо по этому вопросу, мне кажется, трудно не только принять 
постановление, но даже высказаться. Я вижу, найдутся люди, которые станут 
утверждать, что завещание действительно было составлено. Я согласен, что 
существует суждение сената о вступлении в права наследства, вынесенное тогда, 
когда мы после смерти Алексы отправили в Тир послов с поручением получить для 
нас деньги, положенные там царем… Что касается человека, который ныне занимает 
там царский престол, то, по-моему, почти все согласятся, что он не царь – ни по 
своему происхождению, ни по духу.
   Другие же говорят, что никакого завещания нет, что римскому народу не 
подобает добиваться всех царств, но наши сограждане готовы туда переселяться 
ввиду плодородия земли и всеобщего изобилия. И об этом столь важном деле будет 
выносить решение Публий Рулл вместе с другими децемвирами, своими коллегами? 
Будет ли он судить справедливо? Предположим, он захочет угодить и присудит 
Египет римскому народу. И вот он сам в силу своего закона распродаст 
Александрию, распродаст Египет; над великолепным городом, над землями, 
прекраснее которых нет, он станет судьей, арбитром, владыкой, словом, царем над 
богатейшим государством.
   Но допустим, что он не будет столь притязателен и алчен; он признает, что 
Александрия принадлежит царю, а у римского народа ее отнимет! Почему же решение 
о наследстве, достающемся римскому народу, должны выносить децемвиры, когда вы 
повелели, чтобы о наследствах частных лиц решение выносили центумвиры?» Цицерон 
замолчал. Судя по восхищенной тишине, воцарившейся вокруг него, он вновь 
одержал победу в сложном споре. Слава богам, подарившим ему великий талант…
   Цицерон и оптиматы одержали победу. Это произошло не только благодаря речам 
консула, но и вследствие того, что широкие слои римского населения в сущности 
совершенно не были заинтересованы в новых землях и колонизации. Удобнее было 
жить в столице. Деньги, хлеб и зрелища можно было получать без всяких усилий, 
продавая свои голоса во время выборов или дебатов в народном собрании.
   Проект Красса и Цезаря провалился. Вопрос о захвате Египта был отложен. 
Птолемей XII удержался на троне. Как ни странно, но именно такой исход дела и 
стал наиболее выгоден Юлию Цезарю.
   Маленькая Клеопатра и не подозревала, какие жесткие споры ведутся по поводу 
ее Египта. Она слышала обрывки разговоров, иногда эти разговоры велись на очень 
повышенных тонах. Она прислушивалась, пытаясь понять, но Рим был так далеко, а 
здесь, рядом, – покой и высокое небо с огромными звездами по ночам, здесь 
свитки папирусов, которые так интересно изучать. Здесь – тихие песни служанок и 
бесконечные рассказы о богах и о ее возлюбленной Исиде.

   Клеопатра-Исида
   Старый служитель в храме Исиды уже давно заметил маленькую хрупкую девочку. 
Она стояла перед прекрасным изображением богини, и ее глаза были широко 
распахнуты. Подслеповатый служитель даже издалека смог разглядеть прелесть лица 
ребенка. Нежная слегка смуглая кожа, вьющиеся волосы, заколотые золотым гребнем,
 тонкая ткань одежды, стройный стан, царственная осанка… Маленькая царица. 
Служитель согнулся в поклоне. «Подойди ко мне, – тихонько позвала Клеопатра. – 
Прочитай мне, что здесь написано?»
   Старик, не оглядываясь на стену храма, чуть прикрыв глаза, нараспев стал 
читать знакомые уже много лет слова: «Дарительница богатств, царица богов, 
всемогущая, счастливая судьбой, Исида, великая именем, создавшая все сущее! Ты 
подумала обо всем, чтобы дать людям жизнь и мир. Ты установила законы, чтобы 
царил порядок, изобрела искусства, чтобы жизнь была хороша. Ты создала 
прекрасный цвет всех плодов. Благодаря Тебе существуют небо и земля, веяние 
ветров и сладкие лучи солнца. Благодаря Твоему могуществу осенней порой волны 
Нила выходят из берегов, и кипящая вода заливает все вокруг, чтобы было вдоволь 
плодов. Все народы, какие живут на бескрайней земле, эллины, фракийцы, варвары 
– все прославляют Твое прекрасное благое имя, хотя на родном языке каждый зовет 
Тебя по-своему.
   Сирийцы и лидийцы называют Тебя как Астарту, Артемиду, Анайю, Лето; фракийцы 
– как Мать богов; эллины – как Геру и Афродиту, как добрую Гестию, как Рею и 
Деметру; египтяне же – как Единую, ибо все эти богини, с такими разными именами,
 Ты, Единая.
   Госпожа, не перестану прославлять Твое могущество, бессмертная 
избавительница, носящая много имен, благая Исида, охраняющая от войн города и 
людей. Все, ожидающие смерти в тюрьме, жестоко без сна страждущие, плывущие по 
морю во время страшной бури, когда гибнут люди и тонут корабли, все обретут 
спасение, моля Тебя, чтобы Ты пришла на помощь. Внемли моим молитвам, Госпожа 
великого имени, окажи свое милосердие, избавь от печалей!»
   Когда отзвучало эхо в стенах храма, он взглянул на ту, которая, замерев, 
слушала вдохновенные слова. Священный трепет пробежал по телу служителя. Глаза 
Клеопатры светились счастьем, по смуглым щекам текли слезы, на приоткрытых 
губах застыла улыбка. Старик склонил голову перед девочкой. Он знал – она будет 
достойна той, чье имя со временем будет гордо носить. Она отомстит за 
разрушенные храмы и отстроит новые…»
   Клеопатра была обожествлена при жизни, как и сам Птолемей. Александрийцы 
именовали ее «Наша великая богиня». Она стала богиней еще до того, как стала 
царицей.
   Согласно традиции, которая в течение веков поддерживалась сторонниками Исиды 
на берегах Тибра, первая религиозная община, поклонявшаяся Исиде, возникла в 
столице римской державы во времена Суллы. Возможно, что какую-то роль в ее 
организации сыграл Птолемей XI.
   Римские власти весьма враждебно относились к распространению культа, который 
находил приверженцев главным образом среди простонародья и рабов. Пытаясь 
расправиться с Исидой, римские администраторы уничтожали ее алтари. Но, как 
показали события последующих лет, это ни к чему не привело. Так, в 53 г. сенат, 
уже не в первый раз, постановил разрушить не только храмы Исиды в Риме, но даже 
и частные молельни. Через три года, в 50-м г., решили уничтожить храм Исиды и 
Сераписа. Однако ни один ремесленник не захотел приложить руку к этому 
злочестивому делу. Тогда сам консул, Эмилий Павел, схватил топор и первым вбил 
его в стену храма…
   Не раз еще столкнется Клеопатра с жестокостью, коварством, продажностью 
римских политиков. Как много услышит она лицемерных фраз, за которыми будет 
прятаться борьба лишь за личные интересы. Хватит ли сил у тех, кто через много 
веков приоткроет страницы истории, осудить юную царицу за множество 
приписываемых ей нелицеприятных поступков?
   Ненависть к римлянам египтяне не пытались скрывать. При каждом удобном 
случае они подчеркивали нежелание покоряться врагу. Девятилетняя Клеопатра 
хорошо запомнила рассказанный ей неприятный случай, произошедший в Александрии. 
Как известно, Египет извечно обожествлял животных. Одним из самых почитаемых 
была кошка. Египтяне почитали их не только живых, но и мертвых, посвящали им 
участки земли, доходы с которых шли на содержание и уход за этими животными. В 
случае болезни ребенка египтяне давали обет, что после выздоровления обстригут 
у ребенка волосы и пожертвуют богам столько золота или серебра, сколько они 
весят. Эти деньги поступали в распоряжение попечителей священных животных. Для 
ястребов мелко рубили мясо, клали его на открытое место и кричали во весь голос,
 пока эти птицы не садились и не начинали клевать. Кошкам же и ихневмонам 
крошили хлеб в молоко. Другим животным тоже готовили подходящую для них пищу. 
Попечители священных животных гордились своим делом, считая его достойной 
службой богам. Они имели особые отличительные знаки. Уже издали можно было 
определить, за какими животными они присматривают. Всякий, кто их встречал, 
падал на землю и бил поклоны.

   Когда какое-либо животное умирало, его, плача и бия себя в грудь, 
заворачивали в тонкое полотно и относили для бальзамирования. Их растирали 
кедровым маслом и другими ароматическими веществами, чтобы уберечь от тления, и 
хоронили в подземных коридорах. Человек, умышлено убивший какое-либо священное 
животное, карается смертью. За убийство кота или ибиса, даже если это 
произойдет случайно, полагалась смерть без суда. Виновник обычно был растерзан 
толпой. Страх перед наказанием так велик, что люди, случайно увидев издохшее 
животное, издали кричат и с плачем уверяют, что они нашли его мертвым.
   Случай, доказавший приверженность египтян традициям и так поразивший 
воображение Клеопатры, произошел, когда Птолемей XII еще не был объявлен 
союзником и другом римского народа. Египтяне тогда старались подчеркнуть 
дружелюбие и гостеприимство и старались угодить приезжавшим из Италии. Нельзя 
было давать повод к недовольству или войне. И вот в эти дни случилось так, что 
один из приезжих римлян непредумышленно убил кота. Весть об этом разнеслась 
фантастически быстро, и дом, где расположился римлянин, был окружен возмущенной 
толпой египтян. Они кричали и требовали смерти. Царь незамедлительно послал 
свои сановников, которые попытались увещеванием и откровенным запугиванием 
образумить народ. Но даже страх перед всемогущим Римом не спас неосторожного. 
Он был растерзан тут же на улице.
   Потянулись томительные дни ожидания. Как отреагирует Рим на случившееся в 
Александрии? Вопреки ожиданиям, война не вспыхнула. Более того, наступил 
неожиданный перелом в политике Рима по отношению к Египту.

   Предпосылки колонизации
   Вот и теперь, как тогда, Клеопатра, как и вся ее страна, ждала с тревогой и 
нетерпением вестей из Рима, где продолжалась непримиримая борьба политиков. 
Если будет принят законопроект Красса и Рулла, как изменится судьба Египта? Все 
административные должности, безусловно, займут римляне, и это не сможет не 
отразиться на судьбе народа. Даже простые крестьяне, угнетенные и бесправные, 
ждали от новой власти только худшего, не до конца, может быть, иногда понимая 
суть происходящего. Ясно было одно – налоги, которые и так были непосильными, 
вырастут на порядок.
   За этими тревожными событиями не могли остаться незамеченными события на 
востоке, в Дамаске. Именно сюда, в Сирию – новую провинцию Рима, прибыл после 
победоносного шествия по Малой Азии блистательный Помпей.
   Между Птолемеями и Селевкидами, правителями Сирии, никогда не было искренних 
дружеских отношений. Военные конфликты возникали легко и часто. Однако гибель 
сирийской династии и завоевание Сирии наводили Птолемея на невеселые 
размышления.
   Двести пятьдесят лет держался птолемеевский Египет, постепенно теряя свою 
самостоятельность и независимость. Всемогущий Рим не желал признавать нового 
царя. На основании злополучного завещания Помпей мог в любой момент направить 
войска в сторону Египта. Остановить его не сможет тогда никто. Единственной 
преградой между Сирией и Египтом была Иудея. Но она слишком слаба, чтобы стать 
надежным щитом соседу. Только какое-то неожиданное решение могло бы помочь 
египетскому царю. Птолемей понимал, что необходимо завоевать личное 
расположение великого полководца. В Дамаск отправляются послы. Они везут 
поистине царский подарок – венок из самого лучшего золота тонкой работы – плод 
труда десятков ювелиров, работавших под неусыпным глазом стражи. О стоимости 
венка – четыре тысячи талантов – знали только самые приближенные к Птолемею.
   Помпей принял подарок и, благосклонно кивнув послам, сказал, что 
намеревается двинуться в Палестину. Не хочет ли царь Египта помочь ему в этом 
военном предприятии?
   Птолемей не посмел отказать. Во время осады иерусалимского храма он содержал 
на свои средства целый конный корпус в армии Помпея – восемь тысяч человек и 
столько же коней; он снабжал армию Помпея провиантом, фуражом, деньгами. А 
когда Иерусалим пал и судьба Иудеи была решена, Птолемей пригласил римского 
полководца посетить Александрию. В качестве подарков он послал обмундирование 
солдатам и значительную сумму денег в войсковую кассу.
   Помпей благосклонно принимал подарки и посмеивался над наивным египтянином. 
Он понимал, что, посетив Александрию в качестве гостя, покажет, что признает 
официально Птолемея правителем Египта. Вторгнуться же с оружием не позволяли 
ему ограниченные полномочия. Ведь сенат все еще не принял никакого конкретного 
решения по вопросу этой страны.
   Решив не спешить с визитом в столицу Птолемеев, Помпей отправился в Рим 
пожинать плоды своих воинских успехов. Он рассчитывал на громкий триумф и 
заслуженную награду в виде достойной должности в правительстве.
   Птолемей с ужасом смотрел в сторону удаляющегося войска Помпея. Своими 
щедрыми подарками он не добился благосклонности и дружбы римлянина, но зато 
катастрофически подорвал свой авторитет у народа. Египет еще раз убедился в том,
 что сидящий на троне царь не пользуется даже малой толикой уважения в мире.
   Осада Иерусалимского храма также повредила Птолемею в общественном мнении. 
Иудеи, живущие в Александрии, открыто выражали свое возмущение: «Храм Иеговы 
обесчещен. Помпей проник в святая святых, куда имеет доступ только верховный 
жрец, и то лишь в день великого праздника. Часть вины и проклятия падают на 
царя, который щедро кормил и одевал солдат богохульника!»
   Коренные египтяне и греки поддерживали иудеев. Однако их мнение держалось на 
воспоминаниях о том времени, когда Палестина находилась в зависимости от Египта.
 Первые Птолемеи не допустили бы такой потери земель.
   Жрецы читали народу древнейшие надписи, сделанные еще при фараонах на стенах 
больших храмов, которые прославляли победы, одержанные много веков назад 
войсками Египта. Покоренными оказались не только земли Палестины, а и просторы 
вплоть до берегов Ефрата. Сейчас эти земли оказались под властью чужеземцев. А 
помогли им в этом египетские хлеб и деньги.


   4. Рука всемогущего Рима

   Создание триумвирата
   Клеопатра взрослела. Она все чаще и чаще засматривалась на свое отражение в 
воде бассейна, в зеркалах и даже в восхищенных взглядах своих служанок. Они 
любили свою маленькую царицу, хотя ее характер не был простым, как у детей того 
же возраста. Она была вспыльчивой, иногда слишком безрассудной, иногда 
откровенно грубой, но всегда оставалась царицей – великодушной и великолепной.
   Отец уже не скрывал своего особого расположения к ней, и поэтому именно 
Клеопатра первой узнала от него о неприятных новостях из Рима. Одним из двух 
консулов стал Цезарь! Теперь для Птолемея не осталось никакой надежды на то, 
что его признают законным правителем. Скорее всего теперь Цезарь предпримет 
шаги к осуществлению своей мечты и покорит Египет, сделав его римской 
провинцией. Надежды на решение оптиматов уже не было. Консул оптиматов Марк 
Бибул слишком безволен и слаб. Еще некоторое время назад прошел слух о ссоре 
между Цезарем и Помпеем, но следом за этим пришло известие о том, что Цезарь, 
Красс и Помпей составили первый триумвират, который фактически стал управлять 
Римом. Для укрепления этого союза Помпей даже женился на дочери Цезаря – Юлии.
   Гней Помпей происходил из знатного рода. Юность будущего полководца совпала 
с грозной эпохой гражданских войн в Риме. В этот период в столице противостояли 
друг другу две группы: бедняки, жившие только на государственные подачки, и 
аристократы, в руках которых была земля, богатства, рабы и государственная 
власть. Римская беднота уже давно не имела постоянного заработка: на него 
нельзя было рассчитывать потому, что везде – и в ремесле, и в сельском 
хозяйстве – рабовладельцы предпочитали пользоваться даровым трудом рабов. 
Свободным людям оставалась жалкая участь нищих. Однако они были римскими 
гражданами, и в народном собрании от их голосов зависели результаты выборов 
должностных лиц и принятые законы. Поэтому некоторые политики, стремясь к 
власти, боролись против преимущественных прав старой знати, обещали ослабить 
власть сената и улучшить положение бедняков.
   Их называли популярами, или народной партией. С ними боролись оптиматы, во 
главе которых стоял удачливый полководец Корнелий Сулла. Помпей завоевал 
расположение Суллы после победы над полководцем Домицием, который поднял 
восстание в Африке. Ночью смело и неожиданно напал Помпей на врага и в жестокой 
схватке одолел противника. Сам Домиций пал в бою. После этого все города в 
Африке и местные цари подчинились Помпею. Сулла стал называть Помпея «Великим».
   Теперь триумвиры всеми средствами добивались проведения выгодных для них 
законов.

   Консульство Цезаря
   Цезарь выставил свою кандидатуру в консулы в 59 г. Став консулом, он хотел 
провести одобрение распоряжений, сделанных Помпеем в Азии.
   Цезарь не отступился от своих идей и насчет Египта и предоставил на 
рассмотрение проект земельного закона, который был повторением законопроекта 
Рулла. Против него тотчас же выступили Бибул и часть сенаторов. Однако 
маленькая хитрость Цезаря помогла подтвердить силу триумвирата. Цезарь ни слова 
не упомянул о Египте в своем законопроекте. Теперь никто в Риме не мог 
противостоять объединенным усилиям трех политиков. Оппозиция в лице популяров и 
оптиматов была полностью беспомощна. Откровенно и настойчиво проявляли 
недоверие триумвирату только очень немногие. В их числе был молодой Марк Катон.
   Хитрость Цезаря раскрылась сразу после принятия закона.
   Посол Птолемея низко склонился перед консулом. Цезарь свысока, со 
снисходительной улыбкой рассматривал драгоценности, переданные ему в дар 
Птолемеем. Помпей презрительно прошипел: «Опять побрякушки. Ты скоро станешь 
похож на египетскую девчонку, если будешь все это носить».
   Цезарь усмехнулся: «Если ты имеешь в виду дочку этого египтянина, то я не 
понял, ты смеешься или делаешь мне комплимент? Кстати, действительно она так 
хороша, как о ней рассказывают?» «Не знаю, – Помпей равнодушно крутил в руках 
золотой браслет тончайшей работы. – Говорят, у нее слишком крупный нос и не 
слишком густые волосы. Но она стройна, хорошо образованна, и еще очень много 
говорят о ее особом очаровании. Хотя по мне, так простая девчонка с Римской 
улицы даст ей фору». Цезарь рассмеялся и обратился к послу, который внимательно 
прислушивался к разговору. Интересно, понял ли он хоть слово из сказанного. 
Если понял, то непременно передаст это царю. «Передайте своему владыке, что мы 
довольны подарками и благодарим его. Мы также хотим сказать, что помним о его 
щедрости. Помощь Египта в войне с иудеями нами оценена. Мы довольны тем, что 
Египет считает себя нашим союзником, – Цезарь говорил медленно, так, чтобы 
посол запомнил и точно передал каждое слово. – Мы выступим в сенате, где скажем 
всем, что признаем нынешнего царя законным правителем. Наше соглашение будет 
составлено в ближайшее время и будет храниться в Риме. Мы также надеемся, что 
царь не откажет нам в маленькой просьбе. Нам в ближайшее время понадобится 
некоторая сумма на самые необходимые для Египта решения. Я думаю, шесть тысяч 
талантов не будут слишком обременительным для царя взносом?» Посол даже 
зажмурился от названной суммы. Ужас отразился на его лице. Он не пытался скрыть 
того впечатления, которое произвела на него названная сума. Шесть тысяч 
талантов – это доход Египта за время от одного разлива Нила до другого. Посол 
осторожно спросил: «Сколько времени есть у царя для сбора денег?» Помпей 
опередил Цезаря: «Немедленно!»
   То, чего безуспешно добивался Птолемей XII двадцать лет, пришло само к нему 
в руки. Но стоимость признания его Римом была слишком велика. Настолько, что он 
даже не решился сразу собрать такие деньги со своих подданных. Птолемей занял 
всю сумму у опытного в таких делах римского ростовщика и финансиста Гая Рабирия 
Постума. Рабирий Постум считал, что совершает выгодную сделку. Ведь при помощи 
его денег Птолемей получит признание своих прав на трон и таким образом станет 
наконец платежеспособным. Тем временем Птолемей решил подготовить общественное 
мнение Египта к мысли о необходимости сбора денег, чтобы отдать долг и проценты.
 Подкупить население он попытался общей амнистией. Царю казалось, что эта мера 
закроет глаза тем, кто готов был обвинить его в том, что он нещадно грабит свою 
страну. Лишь к жрецам и храмам он был милостив и раздавал им привилегии, 
надеясь, что это косвенным образом повлияет и на отношение к нему народа. 
Однако Египет не мог забыть предательства Птолемея, когда он помогал Риму во 
время войны с Иудеей. Недостойный поступок этот возмущал и коренное население, 
и греков, живущих в Египте. В народе еще жило убеждение, что страна на Ниле – 
это великая держава, которая имеет право не только на полную независимость, но 
и на господство над соседними землями, некогда находившимися под властью 
фараонов и еще недавно зависевшими от первых Птолемеев.

   Завоевание Кипра
   Царь удерживал шаткое равновесие до весны 58 г. Именно тогда александрийцам 
стало известно о страшной участи Кипрского царства. Этот остров был 
собственностью младшего брата и тезки Птолемея XII. К сожалению, таинственное 
завещание Птолемея XI касалось не только Египта, но и Кипра. Птолемей Авлет, 
добиваясь около четверти века признания собственного законного правления, 
совершено не брал в расчет Кипр, тем более что усложнять свои дела проблемами 
брата не позволял эгоизм Птолемея. Даже купив себе расположение Цезаря, царь не 
подумал о судьбе Кипра и ни словом не упомянул его в договоре. Этим 
воспользовался молодой римский политик Клодий, согласно мнению которого Кипр 
должен был помочь Риму в решении огромных финансовых проблем. Еще в первые 
месяцы 58 г. Клодий добился принятия закона, согласно которому Кипр включался в 
состав Римской державы в качестве новой провинции. При этом личное имущество 
кипрского царя передавалось в казну республики и должно было пойти на покупку 
земли для наделения безземельных крестьян. Кроме этого, Клодий хотел загладить 
свою вину перед сенатом, когда, не рассчитав возможности казны, он провел закон 
о бесплатной раздаче хлеба городскому плебсу.
   И вновь гневные протесты оптиматов не выдержали схватки с сильным 
триумвиратом. Цезарь откровенно потешался над бессилием оппонентов. Он сумел 
доказать, что царь Кипра никогда не был надежным союзником и истинным другом 
Рима, что он поддерживал врагов республики и даже оказывал помощь пиратам. 
Клодий с удовольствием повторял позорную историю своего плена на Востоке. Тогда,
 попав в руки к пиратам, он попросил помощи у Кипрского царя. В ответ на 
униженные мольбы царь предложил… два таланта. Откровенная насмешка была 
страшеннее издевательств пиратов.
   Если бы не флот Помпея, вся эта история закончилась бы трагически, и теперь 
Клодий во всем поддерживал своего спасителя.
   Исполнение решения по Кипру поручено было Катону, противнику Клодия, который 
выступал против захвата острова. В ответ на его протесты выдвигали следующий 
аргумент: Катон – единственный человек, который может гарантировать сохранность 
кипрских сокровищ и доставку их в Рим. Это был откровенный выпад против всех 
остальных государственных деятелей Рима, лишнее подтверждение их 
коррумпированности и продажности.
   Катон отъехал из Рима весной 58 г. Оптиматы были в отчаянии, ведь совсем 
незадолго до этого Цицерон тоже покинул столицу.

   Цицерон в изгнании
   Причиной этого стал очередной законопроект Клодия, которым он наносил давно 
задуманный удар. Он был направлен против Цицерона, хотя имя его не называлось. 
В законопроекте говорилось о наложении кары – «лишении воды и огня», то есть 
изгнании, – на тех магистратов, которые повинны в казни римских граждан без 
суда. Направленность закона, конечно, была ясна для всех, прежде всего для 
самого Цицерона. Цицерон после опубликования законопроекта впал в отчаяние. Он 
облачился в траур и униженно просил защиты у Писона и Помпея, которому даже 
бросился в ноги, но в обоих случаях получил категорический отказ. Помпей в 
своем решении ссылался на Цезаря. Цицерон в грязной бедной одежде ходил по 
улицам Рима и, останавливая случайных прохожих, просил поддержки и сочувствия.
   Ходатайства друзей не принесли результата, и сам Катон посоветовал в 
создавшейся обстановке сдаться, чтобы сохранить жизнь. Цицерон должен был 
покинуть Рим.
   Устранение Цицерона окончательно развязало руки Клодию. В день принятия 
закона дом Цицерона в Риме был сожжен, его виллы разграблены, и Клодий заявил о 
своем желании не месте разрушенного дома воздвигнуть храм Свободы. Затем, чтобы 
превратить добровольное изгнание в акт, имеющий юридическое значение и силу, 
Клодий провел новый закон, уже открыто направленный против Цицерона. Под 
страхом смертной казни запрещалось предоставлять убежище изгнаннику в том 
случае, если он окажется на расстоянии менее 500 миль от Рима, и запрещалось 
когда-либо в будущем ставить вопрос о пересмотре или отмене закона.
   Воплем отчаяния звучит письмо Цицерона брату Квинту: «Брат мой, брат мой, 
брат мой! Неужели ты мог опасаться, что я под влиянием какого-то гнева отправлю 
к тебе рабов без письма или даже вовсе не захочу тебя видеть? Мне сердиться на 
тебя? За что же? Значит, это ты нанес мне удар, твои враги и их ненависть 
погубили меня, а не наоборот? Нет, это мое прославленное консульство отняло у 
меня тебя, детей, отечество, достояние. Но я хотел бы, чтобы у тебя оно ничего 
другого, кроме меня, не отняло…
   Вести такую жизнь дольше не могу. Никакая мудрость, никакое учение не дают 
столько сил, чтобы выдержать такое страдание».
   Бесславно закончился и поход Катона на Кипр. По дороге он задержался на 
острове Родос и начал оттуда переговоры с кипрским царем. На что надеялся 
Катон? На силу убеждения, которая заставит царя отказаться от сопротивления 
силам Рима? Скорее всего Катон боялся открытых стычек с Кипром. Ведь в 
сопровождение ему предоставили только чиновников для поручений. В этом тоже 
была насмешка Клодия.
   На Кипр для переговоров отправился уполномоченный от Рима. Восседая на 
высоком троне, сохраняя остатки человеческого и царского достоинства, ждал 
поддержки своего брата Птолемея властитель Кипра. С содроганием слушал он слова 
посла, который предлагал ему в случае оказания поддержки Риму место жреца в 
храме Афродиты кипрского города Пафоса. Потрясенный и униженный царь гордо 
поднял голову, высокомерно посмотрел на римлянина и ответил категорическим 
отказом.
   Римлянин ушел, и обессиленный Птолемей, царь Кипра, закрыв лицо руками, 
заплакал. Он плакал как маленький ребенок, ожидающий утешения от няньки, слов 
поддержки от матери. Такого страшного унижения он не испытывал никогда в жизни. 
Даже когда он, подросток, не смог достойно ответить на поцелуй наложницы и 
вызвал этим насмешливый взгляд взрослой и опытной женщины, даже когда испугался,
 что выпадет из седла поднявшегося на дыбы коня, и закричал, даже когда, 
опьянев первый раз от излишних возлияний, уснул прямо за столом и опрокинул на 
себя бокал с молодым вином. Жрец в храме собственного государства! Царь позвал 
советника: «Я хочу отомстить. Сегодня же погрузи все самое ценное из моего 
дворца на корабли, пусть они отплывут как можно дальше от берега и утонут». 
«Утопить наши корабли?» – советник не удивлялся, он просто уточнял, этого ли 
хочет царь? Удивлению не было места, ведь он слышал весь разговор царя с 
римлянином. «Царь хочет утопить корабли с драгоценностями дворца?» «Да! Да! Да! 
Им не достанется ничего».
   «Если мой господин позволит, я хотел бы напомнить, что римлян не остановит 
ничто. Они не простят потери. Подумайте о жителях острова. Их имущество 
достанется грабителям из Рима. А самих людей они продадут в рабство. Может быть,
 отдать им золото, но сохранить людям жизнь и свободу?» Царь молчал. Слезы 
высохли. Вернулись самообладание и твердость. «Я все понял и согласен с тобой. 
Иди, я выйду к людям скоро и объявлю свою волю». «Вы хотите видеть своих людей, 
мой царь?» «Да, пусть все соберутся на площадь перед дворцом».
   Вскоре толпа народа собралась под окнами дворца. Молча, настороженно, с 
надеждой они смотрели на дворец, который всегда казался им оплотом твердой воли 
и надежности. А у окна стоял царь Птолемей Кипрский, держа в руках драгоценный 
кубок. Он тоже молчал и смотрел на свой народ. В последний раз. Последний 
протест против захватчиков. Протест человека, оказавшегося перед выбором: 
унижение или… Он выбрал смерть. В кубке был яд...
   Клеопатра, которой ко времени этих событий едва минуло одиннадцать лет, 
прекрасно понимала, что стало причиной унижения и гибели ее дяди. Она не 
испытывала презрения к предательству отца, имела ли она право осуждать его? Но 
чувства народа были ей понятны. Жестокие и циничные римляне вызывали в ее душе 
ненависть и отвращение. Деградация отца пугала ее, мысли путались, а спросить 
совета она не могла ни у кого. Вокруг не было ни одного человека, который мог 
бы себя назвать другом Царя Египта. Вскоре Птолемей признался, что уже не может 
удерживать трон и боится недовольства народа. Слово «недовольство», 
произнесенное Птолемеем, вряд ли могло передать те волнения, которые сотрясали 
Александрию. Жители столицы были возмущены необходимостью выплачивать из своих 
средств долг римлянам. Новые налоги не давали возможности вздохнуть. Кроме 
этого, предательство по отношению к кипрскому правителю вызвало бурю 
негодования. Народ откликнулся на недавние события более решительно и достойно, 
чем царь. Испугавшись поднимающихся беспорядков, Птолемей бежал на Родос, где 
находилась резиденция Катона.
   Полную меру унижения брата испытал Птолемей XII, когда прибыл на Родос. 
Посыльный, который должен был пригласить Катона к царю, вернулся слишком скоро. 
В глазах прятался испуг. Катон не придет и просит Птолемея самого явиться во 
дворец. Причина была весьма оскорбительная для царя. Наместник принял... 
слабительное и не мог выйти из своих покоев. Лишенный царства, денег, уважения, 
человеческого достоинства, Птолемей покорно отправился в дом Катона. 
Сопровождавшие его люди недоумевали: неужели все так безнадежно? В доме 
наместника их ждал еще один удар – Катон не вышел встретить царя. Он спокойно 
продолжал сидеть даже тогда, когда Птолемей показался в дверях его комнаты. Он 
любезно поприветствовал египтянина, но не проявил к нему подобающего уважения. 
Птолемей был потрясен и раздавлен. В беседе с Катоном он откровенно рассказал о 
причинах, побудивших его к отъезду из столицы. Однако Катон возразил: в 
Александрии не было открытого восстания. Народ, конечно, требовал, чтобы царь 
добивался возвращения Кипра – исконной части государства Птолемеев, но никто не 
угрожал царю. Александрийцы могли только настаивать на расторжении заключенного 
недавно договора о дружбе с Римом.
   Птолемей был охвачен истинно благородным негодованием. Двадцать лет он 
добивался признания! Он не допустит, чтобы простонародье разрушило то, что 
стоило ему стольких унижений и жертв. Чернь увидит, кто настоящий правитель в 
стране. Он пока еще царь! Вот только Рим должен поддержать его в этой борьбе 
против недовольных. Он ведь может теперь надеяться на римские войска?
   Слово «должен» вызвало у Катона насмешливую улыбку, упоминание о римских 
войсках – недоумение. Катон догадывался, что истинной причиной бегства из 
Александрии была обычная трусость. Царь ждет поддержки Рима? А знает ли он, 
какие потребуются усилия и расходы для того, чтобы привлечь на свою сторону по 
настоящему влиятельных людей? Даже если царь решит распродать весь Египет, ему 
вряд ли хватит средств. Он, Катон, не советует ему при сложившихся 
обстоятельствах ехать в Рим. Разумнее было бы сейчас вернуться в Александрию. 
Может быть, возможно еще договориться со своими подданными? Катон готов 
предложить свои услуги в качестве посредника. Безусловно, это обойдется 
Птолемею в некоторую сумму, но это будет гораздо дешевле, чем поездка в Рим.
   Царь нашел в себе силы удалиться с высоко поднятой головой. Он не мог 
пожаловаться на грубость или неуважение. Теперь не мог.
   Корабль Птолемея все же не взял курс на Александрию. Птолемей боялся и не 
пытался уже этого скрывать. Только в Италию! Только в Рим!


   Царствование Клеопатры VI
   После поспешного бегства Птолемея египтяне, недолго думая, передали трон его 
дочери – Клеопатре VI. Она была старше Береники и Клеопатры VII. Жрецы не 
торопились считать царя низложенным, а споры по поводу принадлежности трона еще 
не прекратились. Многие считали, что царицей должна стать Береника. Кроме этого,
 подрастали Арсиноя , младшая дочь Птолемея, и два его сына, которые носили имя 
своего отца. Правда, они еще слишком малы для царского трона. Народ Египта был 
крайне обеспокоен поспешным бегством царя. Не известны были его судьба и 
намерения. В стране сложилась крайне тревожная обстановка. Недовольные своим 
тяжелым положением, измученные произволом чиновников крестьяне грозили бросить 
работу и уйти со своих мест.
   Тяжело переживала предательство отца и Клеопатра. Она часто сопровождала его 
в поездках за пределы Египта, была в курсе всех политических интриг, 
интересовалась отношениями с Римом. Она давно не была той беспечной девочкой, 
какой ее помнили лишь год назад. Не прост был жизненный опыт, накопленный в 
последнее время.
   «После того как мудрый Тот выиграл у Луны пять дней и присоединил их к 
солнечному году, богиня неба обрела возможность рождать по годному ребенку в 
каждый из пяти предновогодних дней.
   В первый день она родила Осириса. Когда младенец появился на свет, он так 
громко заплакал, что это могло означать только одно: в мир явился величайший из 
богов! В то же мгновение голос свыше возвестил:
   «Люди и боги! В мир пришел Властелин Всего!»
   Во второй день родился Хор. Хор и Осирис были сыновьями Ра.
   В третий день родился Сет, сын Геба, Бог в виде человека со звериной мордой, 
с красными глазами и красными волосами, повелитель стихийных бедствий и войн, 
бог мертвой пустыни. Он появился из бока матери Нут раньше положенного срока.
   В четвертый день родилась Исида, дочь Тота, богиня супружеской верности, 
материнства и любви, защитница умерших на Загробном Суде. Своего брата и мужа 
Осириса Исида любила еще до рождения, когда пребывала во чреве богини Нут.
   В пятый день родилась дочь Геба, сестра и жена Сета, которой суждено было 
стать, как и Исиде, покровительницей умерших.
   Когда Осирис повзрослел, он унаследовал трон Геба и стал земным владыкой...» 
Клеопатра отложила папирус. По стене прыгал солнечный луч. Клеопатра 
усмехнулась – у младшего брата опять в руках кусочек старого зеркала. Как он 
стал в последнее время раздражать ее своим детским непослушанием, тем, что 
никак не хотел говорить с ней об отце, о проблемах ее страны. Как только она 
начинала подобный разговор, он убегал. Исида любила своего брата еще до 
рождения. Любит ли она, Клеопатра, своих братьев настолько, чтобы стать женой 
одному из них? Если бы отец повелел, тогда может быть. Хотя гораздо больший 
интерес вызывали у нее мужчины намного старше нее. Слуга, который готовил ее 
отцу повозку и крепко держал мускулистыми смуглыми руками за поводья коня. Она 
не скрывала того, что наблюдает за ним. Раб из той страны, где живут люди с 
гладкой и очень черной кожей, приносил ей каждый вечер огромный чан с теплой 
водой для ванны. Клеопатра прекрасно осознавала свою расцветающую красоту и 
потуже затягивала пояс одежды, подчеркивая тонкую талию. Не дожидаясь, пока раб 
выйдет из комнаты, она сбрасывала одежду и погружалась в теплую воду ванны. 
Браслеты на руках звенели, раб вздрагивал, не смея оглянуться. Клеопатра 
улыбалась и долго смотрела, как стекают капли воды с гладкой кожи рук... А 
однажды она увидела, как этот раб вдруг крепко сжал в объятьях не знакомую ей 
девушку. Девушка вскрикнула и приникла губами к губам раба. Их объятья были так 
прекрасны, а поцелуй наполнен таким не понятным Клеопатре чувством, что она 
растерялась. Она стояла и смотрела, пока, так же обнявшись, юноша и девушка не 
ушли куда-то в темноту. В груди все пылало, дыхание сбилось, и сердце 
колотилось так сильно, как никогда. Это было похоже на сильный страх. Но 
Клеопатра не знала страха. Даже когда она подслушала разговор отца с советником 
о предстоящем побеге в Рим, ей не было страшно. А сейчас вдруг непонятное 
чувство заставило ее, дочь царя, прятаться за колонной дворца, прижимая руки к 
груди, захлебываясь слезами...
   Кто из братьев сможет так же, как этот раб, заставить ее плакать и трепетать 
от предвкушения объятий? До сих пор трепетать ее заставляли только мысли о том, 
что ей, возможно, предстоит стать царицей. И это было гораздо важнее, чем 
замужество. Ее старшая сестра была достойной соперницей, но по ее 
престолонаследию было много споров. Арсиноя слишком мала и не представляет 
опасности на пути к трону. Береника? Она жестока, самолюбива, целеустремленна. 
Ах, как много еще сложных вопросов надо решить. Правда, у Клеопатры есть опыт 
дворцовых интриг, и она не намерена останавливаться ни перед чем...

   Возвращение Птолемея
   Тем временем Птолемея хорошо приняли в Италии. Помпей устроил в честь гостя 
пир, а ростовщик Постум осмелился напомнить Помпею и Цезарю, что неплохо было 
бы взять долг у царя Египта, даже если для этого придется восстановить его на 
троне. Помпей отдал в распоряжение Птолемея свою виллу, расположенную на 
живописном Альбанском озере. Казалось, в жизни Птолемея наступил благодатный 
отдых. Он даже не нуждался в деньгах. Прослышав о богатствах Египта, ростовщики 
сами шли к царю, предлагая ему деньги на содержание многочисленной свиты и на 
подкуп нужных для решения государственных вопросов людей. Ростовщики очень 
надеялись на то, что сенат поддержит Птолемея, и предоставили ему 
неограниченный кредит. Вновь рядом был щедрый Рабирий Постум, не раз уже 
оказывавший услуги царю.
   Птолемей перестал опасаться за свое будущее. Все реже он вспоминал о том, 
что ждет его в Александрии. Советы Катона забылись, и лишь иногда, рассказывая 
Помпею о своем визите, он весело посмеивался над почтенным мудрецом.
   Птолемей не видел или не хотел видеть довольно сложного положения в Риме. 
Союз триумвиров с каждым днем становился все нестабильнее. Помпей терял 
авторитет, а значит, и власть, он даже подвергался насмешкам и яростной критике 
со стороны бывших союзников. Народный трибун Клодий так сумел запугать Помпея, 
что тот мог по нескольку дней не выходить из дома. Клодий был, безусловно, лишь 
надежным орудием в руках Красса и Цезаря. Казалось, стремительная блистательная 
карьера одного из виднейших политиков Рима подходит к концу.
   Единственным человеком, которому распад триумвирата приносил реальную пользу,
 был Цицерон, которому в 57 г. по инициативе Помпея народное собрание разрешило 
вернуться в Рим. Помпей не из чувства жалости или уважения проявил такое 
великодушие. Он просто хотел досадить Клодию.
   Теперь Помпей был в отчаянии. Его могло спасти лишь какое-то значимое 
предприятие, чтобы, как когда-то в Африке, завоевать себе почет и уважение, а 
значит, славу и богатство. Планы Цезаря по Египту открывали в этом смысле 
прекрасные возможности. Поход в Александрию был достаточно безопасен для 
сильных воинов Помпея. По Риму поползли слухи, что доверенные лица Помпея в 
Александрии специально уговорили царя уехать из Египта, чтобы затем полководец 
торжественно восстановил Птолемея на троне.
   Помпей не торопился предлагать свои услуги в этом предприятии. Гордость и 
амбиции давали ему неверный совет. Помпей был уверен, что сенат должен 
обратиться к нему с просьбой о принятии этой миссии на себя. Однако сенат, 
осознавая, каким лакомым кусочком был сейчас Египет, поручил оказание помощи 
консулу Лентулу. После удачного окончания дела Лентул должен будет стать 
наместником Киликии. Помпей был шокирован, но открыто не показывал своего 
недовольства.
   Александрия между тем бурлила. Намерения царя стали ясны для многих. Авлет 
хочет вернуться при помощи римлян! Если это произойдет, править он сможет, не 
считаясь совсем с мнением своих соотечественников. Противники царя стали 
строить планы по противодействию Птолемею.
   Царицей была назначена Береника, а в Рим была направлена делегация из 
Александрии. Рим должен был узнать, что царь более не удовлетворяет своих 
подданных, он обирает и притесняет их, ввергая Египет в нищету и бесславие. 
Египет готов сохранить с Римом дружественные взаимоотношения, если тот не будет 
вмешиваться в его внутренние дела.
   Какая наивность жила еще в сердцах несчастных египтян! Как дети, верили они 
в скороспелые обещания, о которых тут же забывал корыстный, продажный враг. В 
посольство входило более ста человек, представлявших различные социальные 
группы и политические партии. Руководил ими философ Дион. Римлян должны были 
обаять красноречие и достоинство послов, их аргументация в защиту своих 
требований. Какой жестокий урок был уготован им!
   Корабль с лучшими из тех, кого отправили из Александрии, готовился бросить 
якорь в порту Неаполитанского залива. Путеола была воротами из Востока в Рим. 
Как красивы они были, те, на кого Египет возлагал столько надежд! Великий народ 
смотрел вслед отплывающим кораблям без тени опасений. Ведь там, в далеком Риме, 
их царь. Пусть свергнутый, но он отец действующей царицы и не может желать ей 
зла. Торжественно, медленно спускались на берег послы. Золото их украшений 
сияло на солнце, но не ослепило тех, кто с оружием ждал на берегу. Ни на 
секунду послы не усомнились в своем царе, который за день до их прибытия 
оплатил деньгами кредиторов целый отряд наемных убийц. Кредиторы помогали царю 
из самых ясных соображений – возвратить трон Птолемею означало прикоснуться к 
сокровищам Египта. Часть послов была убита тут же в порту. Часть – по пути к 
городу. Те, кто сохранил жизнь, вынуждены были бежать назад в Александрию. 
Возвратившись, они узнали, что некоторые из прибывших в Александрию, перешли на 
сторону Птолемея. Их было немного и, что двигало мыслью предателей, не известно.
 Остался в Риме и философ Дион. Он поселился у римлян – двух братьев, которые 
когда-то были его учениками. Они помогали ему некоторое время, он сумел 
избежать ареста и смерти. Дион не решился потребовать расследования вероломного 
убийства послов, и он не успел сказать ни одного слова из приготовленных для 
римлян. Дион был уверен, что зачинщиком этой акции был сам Птолемей. Через 
некоторое время он был вызван в сенат для дачи показаний.
   Дион шел по улицам Рима, гордо неся убеленную сединой голову. Взгляд его был 
устремлен только вперед, вся фигура выражала презрение к тому, кто вел его 
сейчас на смерть. Последнее унижение нанес ему царь-убийца, когда ему не 
позволили даже пройти в помещение, где шло заседание сената. Дион погиб как 
гордый человек, не склонив голову перед теми, кто нанес ему смертельную рану.
   Такое чудовищное преступление против достаточно популярного человека и 
известного ученого вызвало гневный протест и в Александрии, и в Риме. 
Состоялись два судебных расследования, на которых в качестве защитника выступил 
Цицерон. Оба процесса закончились оправданием подсудимых. Народ был шокирован 
решением суда. Более того, особенно скандально выглядел второй процесс. Он 
полностью снимал подозрения с Птолемея, оправдывая его. В этот день перед судом 
предстал Марк Целий Руф. Некогда он был любовником Клодии, сестры Клодия. 
Именно он добился в 58 г. изгнания Цицерона и открыто враждовал теперь с 
Помпеем. Клодия была красивой и весьма распущенной. О ее любовных похождениях в 
Риме складывали легенды.
   Ослепительная красота Клодии привлекла даже знаменитого Катулла, который 
посвятил ей самые трогательные и нежные любовные стихи, когда-либо написанные 
на латинском языке. Катулл спрятал имя распутной Клодии под именем «Лесбия». 
Возможно, Клодия не отвечала взаимностью страстному поэту, возможно, она 
искренне любила Целия, но он был так же непостоянен, как и она сама. Бурный 
роман быстро закончился, Клодия оплакала свое чувство и поклялась отомстить. И 
время мести не заставило себя ждать. Теперь Клодия выдвинула обвинение против 
Целия. Он, по ее словам, занял у бывшей любовницы большую сумму денег и 
подкупил раба в доме, где жил философ. Этот раб и убил Диона. Она обвиняла 
Целия и в попытке отравить и ее, несравненную Клодию.
   Цицерон вновь доказал, что он – величайший из политиков. В своей речи он 
наконец-то свел счеты и с Клодием, и заодно с его сестрой. Он закончил свою 
речь яркими, хоть и шокировавшими многих, словами: «Человек, который 
действительно виновен в смерти Диона, не только не боится последствий своего 
преступления, но даже признается в нем, потому что это царь!»
   Общественное мнение было не на стороне Птолемея, и он опять бежал, на этот 
раз воспользовавшись правом убежища в храме Артемиды. Бежать он смог, только 
воспользовавшись продажностью римских политиков. Ходили слухи об огромных 
взятках, полученных ими.
   В Египте в это время царил хаос. Вряд ли он мог представлять в это время 
кому-либо серьезную угрозу. Между старшими дочерьми Птолемея шли непрерывные 
распри из-за трона. Клеопатра была немного моложе, но мудрее своих сестер, Она 
не стремилась участвовать в бесконечных ссорах, выжидая удобный момент, чтобы 
нанести удар.
   Между тем Александрия прилагала усилия для укрепления положения Береники, 
избранной царицей. Необходимо было найти мужа для царицы в соответствии с 
традициями страны. Один из них – Антиох – внезапно умер во время подготовки к 
отъезду в Александрию. Другой жених из рода Селевкидов рад был бы такому браку, 
но наместник Авл Габиний, который не скрывал своего намерения низложить 
Беренику, не дал своего разрешения на отъезд из Сирии.
   Через некоторое время достойный претендент на руку царицы был найден. Он 
принадлежал к линиям Селевкидов и Птолемеев. Он поспешил явиться во дворец, но 
произвел на Беренику отвратительное впечатление своими манерами, которые были 
бы слишком плохими даже для простолюдина. Всего несколько дней смогла провести 
Береника с супругом, возненавидела его и без сожаления приказала задушить.
   И только после тщательных поисков определился тот, кто разделил трон с 
царицей. Царевич Архелай, исполняющий обязанности верховного жреца Великой 
Матери Богов в одном из храмов Малой Азии, убедил всех в том, что он сын самого 
царя Митридата, который состоял в родстве с Птолемеями. Он понравился Беренике 
и происхождением, и манерами, да и внешность царевича не отталкивала девушку, 
заждавшуюся жениха. Брак между Береникой и Архелаем был освящен жрецами в конце 
56 г.
   Для Птолемея Авлета, который все еще скрывался в храме Артемиды в Эфесе, это 
было ударом. Большего унижения он испытать не мог. У него теперь не оставалось 
надежды на возвращение трона, и он с соизволения римлян вынужден был стать 
верховным жрецом храма Артемиды.
   Римляне не скрывали возмущения по поводу брака, заключенного в Египте. 
Габиний взял на себя организацию вторжения в Египет. Начальником конницы был 
назначен римский воин Марк Антоний. Римляне верно оценили боеспособность 
египтян. Война должна была быть недолгой и нетрудной.
   Архелай изо всех сил пытался сопротивляться. Он издал приказ, по которому 
всех мужчин Александрии мобилизовали рыть укрепления перед стенами города. 
Никого этот приказ не напугал – Архелай еще не завоевал авторитета в стране. 
Горожане разошлись. Он слышал, как в толпе раздавались смешки и советы поручить 
это дело своим придворным. Рядом с царем осталась только личная охрана.
   Габиний рассчитал верно. Архелай пал в недолгом сражении. Антоний приказал 
облачить его в царскую порфиру и устроил пышные похороны. Удивлению римлян не 
было предела, да и Александрия недоуменно наблюдала за ритуалом похорон. Что 
заставило Антония устроить врагу такое достойное погребение? Может быть, 
предчувствие того, что ровно через двадцать пять лет в этих же местах 
трагические события приведут к гибели и его самого?
   Во всяком случае Антоний своим поступком вызвал невольное уважение к себе 
всех александрийцев.

   Смерть Береники
   Клеопатра сидела в высоком кресле. Зал пустовал. Все отправились наблюдать 
процесс похорон недавнего царя Архелая. Клеопатра была так взволнована, что 
мысли путались в ее хорошенькой головке. Отец возвращается! Кто бы мог подумать,
 что царствование ее сестры будет таким недолгим. Она знала! Она чувствовала 
это! Лежа без сна ночами, она, Клеопатра, верила в то, что трон недолго будет 
занят этим выскочкой, жалким ублюдком, который называл себя потомком Митридата 
Понтийского. Может быть, кто-то и верил в эти россказни, но только не она. У 
Митридата, о котором так много рассказывал ей отец, о котором с таким уважением 
говорил жрец, приставленный к ней для обучения, не могло быть такого сына. А 
Береника? Как она хотела быстрее выйти замуж! Только об этом и говорила весь 
последний год. Глупая корова!
   Клеопатра сжала кулаки. Отец... Ведь именно она была любимой дочерью. Ей он 
доверял много тайн, с ней любил ездить по государственным делам, ее готовил для 
трона. Теперь она достигла возраста, когда может достойно управлять страной, 
разделив трон с отцом. Береника не помешает ей. Она, Клеопатра, поможет отцу 
принять правильное решение. В зал вошел жрец-учитель. Клеопатра нетерпеливо 
приподнялась: «Что там? Все закончилось?» «Антоний, прибывший из Рима, проявил 
к царю уважение». «Меня интересует не это. Я слышала уже много о нем. Он 
волнует меня меньше всего. Что отец?»
   «У вашего отца, нашего царя, много друзей. Надеюсь, дни его будут долгими, и 
он вернется к нам победителем. Ведь моя царевна желает именно этого?» Клеопатра 
вскочила с кресла и подошла к жрецу вплотную: «Ты действительно не понимаешь, о 
чем я хочу узнать, или боишься сказать об этом вслух? Береника незаконно заняла 
трон моего отца. Он готов простить ей это? Ведь ты получал вести из Рима и 
Эфеса. Я никогда не просила тебя выдать мне тайны. Но сейчас я прошу тебя... 
умоляю, скажи мне все, о чем знаешь, или мое сердце разорвется». «Не думай о 
Беренике, светлейшая, она больше не угроза для тебя».
   Через несколько дней она, четырнадцатилетняя царица, без сожаления услышала 
о приговоре Птолемея. Его дочь Береника, незаконно узурпировавшая власть в 
стране, была казнена. Клеопатра, старшая среди оставшихся в живых детей 
Птолемея, стала признанной наследницей престола...

   Марк Антоний
   Столица Египта произвела на молодого полководца Марка Антония огромное 
впечатление. Понравилась ему и юная царица. Но гораздо проще ему, сильному, 
веселому, далекому от романтических бредней, довольствоваться прелестями 
красоток, готовых предоставить ему любовь по вполне сходной цене. Немало было и 
порядочных женщин, готовых разделить с ним радость любовных утех. Клеопатра 
была царицей и еще совсем юной девушкой. Уже два этих обстоятельства остановили 
бы Антония, захоти он добиться расположения красивой правительницы Египта.
   Марку Антонию в то время было около тридцати. Отец его умер сравнительно 
молодым. Он был аристократ по происхождению, но не брезговал темными делами. 
Обвиняли его даже в тайном союзе с пиратами, промышлявшими грабежами римских и 
заезжих кораблей. Сыну своему он не оставил никакого наследства, несмотря на то 
что был небедным человеком. Мать Антония, Юлия, происходила из рода Юлиев и 
гордилась родством с самим Цезарем. После смерти мужа она вышла замуж второй 
раз. Но этот брак был недолгим. Второй ее муж неосторожно выступил против 
Катилины, участвовал в заговоре, был схвачен и убит в тюрьме. Марк был лишен 
отцовского воспитания и опеки и предоставленной свободой пользовался по своему 
усмотрению. Он был стройным, красивым мужчиной, имел множество друзей и 
считался одним из предводителей «золотой молодежи». В голове его теснились 
великие замыслы, но ему всегда катастрофически не хватало денег. Долги росли 
из-за бесконечных кутежей и увлечения женщинами. Деньги двигали карьеру всех, 
кто был вокруг Антония. Сам он не слишком интересовался политикой и совершенно 
случайно оказался в числе единомышленников Клодия. Союз с народным трибуном был 
недолгим, и, отягощенный долгами, упавший духом, Антоний уехал в Грецию. В 
Афинах он собирался заняться философией и риторикой. Греция негостеприимно 
встретила Антония, и он решился на путешествие в Сирию. Дальнейший путь судьбы 
привел его в Египет. Теперь он был победителем и другом Габиния.
   К сожалению, Антонию не пришлось долго любоваться красотами Александрии. Из 
Сирии пришли вести о сильных волнениях. Римский корпус вышел из Египта. У царя 
Птолемея осталось только несколько когорт, состоявших в основном из германцев и 
кельтов. Антоний, не заезжая в Рим, отправился в Галлию.
   Вновь восстановивший свои царские права Птолемей принялся нещадно грабить 
страну. Он выколачивал деньги из своих кредиторов всеми доступными ему 
средствами. Долги, которыми он связал себя во время пребывания вне Египта, 
росли с каждым днем. Габиний требовал возвращения долга немедленно. Сумма долга 
Птолемея только Габинию составляла десять тысяч талантов!
   Царь в первую очередь принялся за раздачу наказаний тем, кто поддерживал 
казненную Беренику. Среди них были очень богатые и уважаемые граждане. Их казни 
и конфискация имущества должны были поправить не только материальные дела царя, 
но и укрепить его положение. Через некоторое время Птолемей понял, что одному 
ему не справиться одновременно с государственными делами и со сбором средств. В 
помощники приглашен был Рабирий Постум. Он возглавил финансовую деятельность 
над Египтом. Впервые римский гражданин с подачи самого царя получил не только 
должность, но и возможность безнаказанно грабить страну.


   5. Цель оправдывает средства

   Гнев Птолемея
   Клеопатра с ужасом наблюдала, как Габиний и Постум бесстыдно грабят страну. 
Неужели отец не видит того, что творят эти проклятые римляне? Рабирий 
пользовался малейшей возможностью, чтобы вывезти из страны в Италию ценности: 
папирус, льняное полотно, изделия из стекла. Это были самые популярные товары, 
которые пользовались спросом и в Египте, и в Риме. Население Александрии 
охвачено было справедливым гневом, но для Рабирия Постума это не имело значения,
 ведь он привык к грабежам в других странах. Чем Египет лучше или сильнее? 
Рабирий не обращал внимания и на юную царицу, которая внимательно наблюдала за 
всеми его действиями. Ненависть к Риму в ее душе росла. Отомстить! Отомстить 
любыми средствами, любым способом. «Отец, милый отец, услышь меня, – обращалась 
Клеопатра к Птолемею, – ведь ты смог вернуть власть, значит, сможешь справиться 
и с римлянами. Проснись! Посмотри на свой народ. Мне страшно, отец, что будет 
дальше?»
   Недолго Птолемей отмалчивался и отводил глаза от вопрошающего лица дочери. 
Наступил день праведного гнева царя. Может быть, он чувствовал, что его 
правлению скоро придет конец и передать любимой дочери разграбленное 
государство было бы стыдным для великого царя, каким он считал себя сам.
   Решающим стало незначительное, казалось бы, событие.
   Клеопатра вбежала в покои отца с лицом, залитым слезами, и отчаянным криком. 
Что произошло? Что заставило плакать сильную, гордую царицу? Рассказ был 
путаным, перемежался проклятиями в адрес римлян. Она, Клеопатра, подарила вчера 
любимой рабыне тяжелые золотые подвески в уши. Рабыня была моложе царицы, 
прекрасно пела, танцевала и заменяла ей подругу. Любые секреты, слезы и радости 
делила Клеопатра с девушкой, забывая подчас о разнице в положении. Даже на ночь 
она часто просила остаться рядом с собой прекрасную темнокожую служанку. В те 
дни, когда она с тревогой ждала новостей из Эфеса, где скрывался Птолемей, 
именно эта рабыня, стоя перед ней на коленях, вытирала слезы на лице царицы и 
вселяла в ее сердце надежду. И вот на эту беззащитную девочку напали сегодня на 
рынке солдаты, сорвали подвески с ушей, ударили, повалили на землю, и от 
поругания ее спасло только вмешательство посторонних людей.
   Лицо Птолемея исказилось гневом. Его душу переполняли стыд, гнев, запоздалое 
раскаяние. Через несколько минут на улицы Александрии вышли царские солдаты. С 
каким отчаянным удовольствием командиры отдавали приказы об арестах! Впервые за 
много месяцев народ искренне ликовал и кричал хвалебные слова в адрес великого 
царя!
   Рабирия тоже схватили и бросили в тюрьму. Все добро, что он не успел 
отправить в Италию, было конфисковано в пользу государственной казны. Обращение 
с римлянами в тюрьмах было крайне жестоким. Египтяне мстили от всей души. То и 
дело звучали угрозы о расправах. Александрия и весь Египет ликовали.
   Через несколько дней внезапно вышел приказ об освобождении оставшихся в 
живых узников, с последующей немедленной высылкой их в Рим.

   Рабирий Постум, еще недавно называвший себя хозяином страны, с позором, в 
рубище уезжал из Египта.
   С удивлением Клеопатра узнала и запомнила надолго тот факт, что Цезарь взял 
на себя защиту Постума, когда тот был обвинен в финансовых махинациях. Цезарь 
согласился возместить часть «недополученных» Постумом денег. Может быть, такое 
решение было принято потому, что Птолемей в свое время передал Цезарю огромную 
сумму? Хотя разговоры шли о том, что Постум просто дал очередную и немаленькую 
взятку, чтобы Цезарь принял на себя странное обязательство.

   Габинианцы в Александрии
   В Египте осталось войско Габиния, которое населением Александрии 
расценивалось только как оккупационное. Такое явно негативное отношение египтян 
к солдатам было обусловлено осознанием независимости страны. Так старались в 
своих сердцах сохранить чувство свободы те, кто скоро почувствует в полной мере 
жесткую, безжалостную руку Рима.
   Птолемеи издавна пользовались услугами наемной армии, то ли сберегая 
собственные человеческие ресурсы, то ли считая своих солдат не столь надежными.
   Однако оказалось, что наемников контролировать гораздо труднее, чем 
собственный народ. Они были свободолюбивы, легко выходили из-под контроля. О 
решении Габиния спорил с ним Цезарь. «Люди твои привыкли к вольной жизни, 
Габиний, – говорил Цезарь. – Они позабыли о римских правилах дисциплины и даже 
перестали считать себя римлянами. Они женились на местных уроженках, и многие 
имеют от них детей. Сверх того, в свое войско ты вербуешь разбойников и пиратов 
их Сирии, Киликии и соседних областей. Ты не брезгуешь услугами даже тех, кто 
осужден на каторгу и изгнание. Наши беглые рабы успешно скрываются в твоем 
войске, находя там убежище, содержание. Им достаточно только согласиться стать 
твоими солдатами. Если наши уважаемые люди пытаются задержать кого-то из 
беглецов, то их товарищи мешают справедливому возмездию, объединяются и 
противодействуют силой. Ведь и они находятся в сходном положении. Слышал ли ты, 
что эти люди нередко требуют казни фаворитов царя, грабят состоятельных 
граждан?»
   И действительно, не раз солдаты осаждали даже царский дворец, требуя у 
Птолемея денег в оплату своих услуг.
   Заслугой Птолемея XII было то, что он смог не только усмирить непокорных 
солдат, но повернуть их в свою сторону, превратить во вполне надежную опору. 
Даже после его смерти это войско будет играть видную роль в жизни страны. С 
помощью этой силы царь будет укреплять свое место в собственной стране, ведь 
многие считали его просто римской марионеткой.

   Последняя воля царя Египта
   Все это закончилось в конце весны 51 г., когда умер Птолемей XII, Новый 
Дионис, Филопатор, Филадельф. Он царствовал тридцать лет и в последние годы был 
особенно близок со старшей дочерью Клеопатрой. Многие вопросы решались 
совместно с нею.
   Завещание царя было написано давно, и его содержание не держали в тайне. 
Документ был переписан дважды, и один экземпляр отправлен в Рим. Второй остался 
в Александрии.
   Клеопатра так растерялась в первые минуты после объявления о кончине отца, 
что приказала какое-то время не обнародовать печальную новость. Ее немного 
разочаровало решение отца поручить заботу о стране и юных правителях римскому 
народу. Она ведь уже достаточно самостоятельна. Правда, эта уловка на некоторое 
время должна была защитить Египет от корыстных политиков Рима, желавших 
захватить богатую страну.
   Скоро она поняла – чтобы уцелеть, следовало проявить слабость и покорность. 
Рим не допустил бы самостоятельности Египта, она была слишком опасной для него. 
Сохранить царство для любимой дочери Птолемей мог, только объявив ее царицей 
милостью Рима. В борьбе за трон он учил ее не останавливаться ни перед чем – 
подкупать, плести интриги, убивать, стирать из сердца любовь к своим близким. 
Даже требование выучить египетский язык было одним из условий успешного 
царствования. Ведь до Клеопатры ни один из Птолемеев не владел им. Это отец 
называл борьбой за жизнь на троне.
   Клеопатра прекрасно понимала, что в этих уроках отца не было четкой 
политической программы. К сожалению, он был и остался просто бессильной пешкой 
в руках Рима. Такой судьбы для своей дочери Птолемей не желал.
   Перед самой кончиной отца Клеопатра отправилась с ним в далекое путешествие. 
Путь их пролегал к верховьям Нила, на юг страны. Молодая царица знакомилась со 
своими землями, принимала клятвы в верности от подданных.
   Своей красотой и величием покорили ее Фивы. Много веков назад, в эпоху 
царствования фараонов и расцвета Египта, этот город был столицей огромного и 
великолепного государства. Клеопатра любовалась храмами Амона, которые как 
будто свысока смотрели на постройки последнего времени. Ничто не могло 
соперничать с изысканностью построек древнейших времен. С сожалением царь и его 
дочь замечали, что Фивы перестали быть тем городом, о котором так много 
написано в старинных папирусах. Почти не осталось дворцов или иных значительных 
строений. Строятся только деревенские дома. Может быть, это было связано со 
сложной и подчас трагической историей города? Фивы не раз подвергались 
разрушениям. Уже при Птолемеях в этих местах бушевали восстания. Тогда 
Клеопатра и не подозревала, какое громадное значение будет иметь для нее эта 
поездка.
   «Когда Осирис повзрослел, он унаследовал трон Геба и стал земным владыкой. 
Египтяне в те времена были еще варварами и людоедами, поэтому Осирис занялся их 
обучением. Он разъяснил им, что можно есть и что нельзя, с помощью Тота 
установил законы, научил строить ирригационные каналы, орошать поля, выращивать 
урожай и поклоняться богам. Мудрый Тот помогал Осирису в этой благородной 
деятельности: он дал людям язык и письменность, придумал для них имена, а для 
вещей – названия; обучил египтян ремеслам, зодчеству и искусствам. Осирис и Тот 
правили в Египте без всякого насилия в отношении людей и ни разу не допустили 
кровопролития. Это были лучшие времена Золотого века!
   Когда все жители Египта стали грамотными и по всей земле установился угодный 
богам порядок, Осирис решил отправиться в миссионерское путешествие по соседним 
странам, поскольку остальные народы все еще пребывали в состоянии варварства. 
Оставив трон на попечение своей жены и сестры Исиды, он в сопровождении певцов, 
музыкантов и свиты младших божеств отправился в путь. Бог и его свита ходили по 
земле, распевая гимны, и после долгих странствий преобразовали весь мир так же, 
как некогда преобразовали Египет. Ни разу не применив силу, покоряя людей 
только красноречием и благородными делами, Осирис вскоре подчинил себе все 
соседние народы и племена...»
   В 51 г. в Египте к власти пришли Клеопатра VII и Птолемей XIII. Они 
сохранили титул Филадельф, дарованный отцом, но и добавили титул Филопатор 
(«возлюбившие отца»).
   Клеопатра в душе протестовала против того, чтобы ее муж-брат носил этот 
титул. Ведь именно она была не только любимицей отца, она отвечала ему такой же 
преданной и пылкой любовью. В самые трудные для него минуты она старалась быть 
рядом. Он совершенно справедливо называл ее своей наследницей. Птолемей стер из 
своей памяти воспоминания о старших дочерях, которые, воспользовавшись 
изгнанием отца, захватили власть. Клеопатра подчеркивала свою преданность отцу 
даже именем своим, которое означало буквально «слава отца». Клеопатра поклялась,
 что никогда не предаст памяти отца, никогда не забудет, как учил он ее 
избегать ошибок, правда, часто учил на собственном горьком опыте. Клеопатра 
поклялась никогда не забывать продажности и предательства римлян. Клеопатра 
поклялась пронести память об отце через всю свою жизнь и увековечить ее в 
истории своей страны.
   Она сдержала клятву. Через несколько лет после начала ее царствования в 
финикийском городе Берите была выпущена в свет монета. На одной ее стороне был 
отпечатан гордый профиль Клеопатры. На другой – профиль ее отца – Птолемея XII. 
Традиционно только портрет действующего государя печатали на монетах, но 
Клеопатра еще не раз будет нарушать сложившиеся традиции. Такой она была – 
величайшая из великих...



   Часть II. Кровавый венец фараонов

   1. Ей присягнул Египет

   Первый год царствования
   Клеопатра держала в руках свиток папируса. Она два дня отдала прочтению 
интересного труда не известного никому ученого. Теперь он стоял перед ней. 
Немолодой уже грек, живущий давно в Египте. Эллин... А она с особым трепетом 
относилась к эллинам и сама была эллинкой. Ученый стоял спокойно, в глазах ни 
капли страха или неуверенности. Во всей его позе угадывалось достоинство. Ни 
унизительной лести, ни раболепия.
   «Чего ты хочешь за этот трактат?» «Он заинтересовал светлейшую?» «Я прочла 
его. Он интересен. Мне кажется, я знаю, чем он может быть нам полезен».
   «Царица всегда отличалась острым умом».
   Брови Клеопатры гневно нахмурились: «Ты смеешь оценивать мой ум? Не боишься, 
что я прикажу взвесить твои мозги?» Ученый улыбнулся: «Кто тогда расскажет моей 
царице тайную суть этого трактата?» Клеопатра даже приподнялась из кресла, в 
котором сидела: «В нем есть скрытая тайна? Подойди ко мне и расскажи о ней. Я 
хочу знать сейчас же».
   Мягкая улыбка собрала морщинки в уголках глаз, ученый подошел и опустился у 
ног Клеопатры на низенькую ступеньку. Теперь они были так близко, что могли 
говорить шепотом. Он видел каждую ресничку царицы и заметил, что она пользуется 
черной краской, которую привозили ей из Сирии. Необычные благовония легким 
облаком окутывали тело прекрасной девушки.
   Она склонила голову, звякнули золотые украшения. Она любопытна, как ребенок, 
как очень умный ребенок. «Может быть, мы раскроем тайну в присутствии царя?» – 
ученый подстраховал себя этим вопросом. Ведь во главе государства стоят двое. 
Его юная царица и царь-мальчик. Клеопатра вновь нахмурилась: «Царь неважно себя 
чувствует. Я потом передам ему все, что ты скажешь». От нетерпения она начала 
говорить не как царица, а как обычная женщина, охваченная крайней степенью 
любопытства.
   «Тогда не будем медлить, светлейшая. Твой отец, да поможет ему великий 
Осирис, был мудрым человеком и дальновидным политиком. Он хотел оставить своим 
детям богатое независимое государство. Страну грабили, но она осталась такой же 
процветающей. Как ему это удалось, царица? Я расскажу тебе. Сейчас наследство, 
оставленное твоим отцом, превыше всех богатств тех стран, на которые претендует 
Рим. Я думаю, что оно более 12 тысяч талантов. Конечно, подсчеты могут быть 
неверными, но 10 тысяч талантов есть, слава богам. И доход этот получен не 
только с помощью обширной торговли, поверь мне. Источник доходов страны гораздо 
более серьезный. Ты, может быть, уже слышала, царица, о том, что твой святейший 
отец немного изменил вид монеты, которая ходит в стране. Так вот, вместе с ним 
мы рассчитали, как изменится и ее вес. Царь позволил мне изменить и металл, из 
которого изготавливалась монета. Только немногие знают, что серебра там гораздо 
меньше, чем было ранее. Из тех немногих посвященных в живых остался только я. 
Тебе нужны деньги, царица. И их нужно все больше и больше. Тебе расширять 
границы, вести торговлю. Тебе поднимать величие Египта. Мой трактат о мерах и 
весах написан так, что ни один человек не сможет придраться к произведенным там 
расчетам. Мне думается, что мы легко можем еще раз изменить вес монеты, снизить 
содержание серебра по сравнению с монетой отца и выиграть очень, очень много 
денег. А чтобы никому не пришло в голову сомневаться в расчетах, мы объявим 
автором трактата тебя, мудрейшая из цариц». Ученый смотрел прямо в глаза 
Клеопатры. О, великие боги, сколько противоречивых чувств было в ее взгляде. 
Она слушала, затаив дыхание, не прерывая ученого вопросами.
   «Почему ты уверен, что я пойду на это преступление, а не прикажу тотчас же 
казнить тебя?» «Ты слишком умна для этого, моя царица. А я слишком стар для 
того, чтобы бояться смерти. Тебе править и вершить суд».
   «Что ты хочешь взамен за этот трактат?» «Ничего, царица. Я дарю его тебе. И 
я прошу только об одном – не забывай, что ты эллинка, Клеопатра. Не забывай, 
чья кровь течет в тебе. Мы всегда будем твоей опорой, светлейшая».
   «Мы?» «Мы, Клеопатра, твои эллины».
   На следующий день царица Клеопатра диктовала очень важный для Египта указ. 
Ее повелением эллины, хранители греческой культуры, потомки греческих и 
македонских переселенцев получили особый статус, ряд привилегий. Клеопатра 
освободила их от унизительных корпоративных наказаний и от обязанности 
обрабатывать землю.
   Этот указ закреплял достаточно унизительное положение коренного населения, 
которое было практически отлучено от власти, если не считать жрецов.
   И теперь Клеопатра получала сведения о том, что по Александрии ходят упорные 
слухи о новом монархе-египтянине, который придет и возьмет власть, сделает 
столицей Мемфис, а Александрию сотрет с лица земли.
   Клеопатра настолько была занята налаживанием взаимоотношений с Римом, что 
внутренняя политика оставалась за рамками ее интересов. Опасные слухи 
взволновали молодую царицу, и она поспешила наладить отношения с коренными 
египтянами. Позже, когда начались беспорядки в Александрии, именно Верхний 
Египет оказал помощь и поддержку.
   В тот день, когда она решала со своим старым другом, учителем и советником 
верховным жрецом Пшеренипатом вернуть утерянное доверие народа, в маленькую 
тайную комнату ворвался Птолемей XIII. Клеопатра сдержала возглас недовольства, 
жрец привстал с удобного низкого кресла. «Мой возлюбленный супруг искал меня?» 
– еле сдерживая гнев, спросила царица.
   «Ты опять скрываешь от меня что-то! Ты раздаешь приказы, не посоветовавшись 
со мной! Я – царь! И я хочу править страной!»
   Клеопатра выпрямилась в кресле и сжала кулаки. Перед ней стоял мальчик, 
слабый не только телом, но и душой. Он не получил достойного воспитания, потому 
что не хотел подчиняться воле отца при его жизни, он не получил образования, 
равного ее образованию, потому что ему было скучно читать на не знакомых ему 
языках. Когда она изучала африканские наречия, он засыпал и ронял из рук 
папирусы. Она получила в мужья этого мальчика и часто теперь вспоминала то, что 
рассказывал ей Пшеренипат о ее возлюбленной Исиде. Осирис был ее братом и мужем,
 и она любила его. Как ей теперь полюбить Птолемея? Она не чувствует ничего, 
кроме жалости, раздражения и отвращения к нему. Верховный жрец, который занимал 
этот пост еще при Птолемее XII, знал о чувствах Клеопатры и очень сочувствовал 
теперь царице. «Я пойду с твоего разрешения, Клеопатра. Позови меня, когда 
будешь нуждаться во мне. У нас еще есть незаконченные дела». Клеопатра кивнула, 
и жрец бесшумно вышел из комнаты.
   Птолемей испугался. Он всегда боялся оставаться наедине со своей старшей 
сестрой. Между ними не было не то что любви, но даже взаимопонимания и уважения.
 Теперь он готов был бежать из маленькой тайной комнаты сестры, проклиная 
друзей, которые своими насмешками заставили его совершить этот необдуманный 
поступок. Клеопатра молчала, и эта пауза была страшной. «Ты молчишь?» – не 
выдержал Птолемей. Голос Клеопатры понизился до шепота, она еле сдерживала 
гнев: «Мой возлюбленный супруг хотел о чем-то спросить меня?» «Почему ты 
закрываешься здесь с этим жрецом? Ты что-то хочешь скрыть от меня? Может быть, 
ты хочешь остаться на троне одна? Береника предупреждала меня, что ты способна 
на все ради трона. Ты не посмеешь, я – царь! Я – великий Осирис!»
   Клеопатра содрогнулась от ужаса. Этот недоумок смеет называть себя именем 
Осириса! «Хорошо, супруг мой. Я прошу совета у тебя. Мой отец занимался, как ты 
знаешь, большими работами в Карнаке, в Фивах. Он хотел вернуть этому городу 
славу фараона Рамсеса. Теперь я думаю, как продолжить дело нашего царственного 
отца. Может быть, обратиться к жрецам в Фивах?» Птолемей, раскрыв рот, смотрел 
на сестру. «Я думаю, это будет хорошо, сестра».
   «Тогда посоветуй мне, мудрейший, с чего мне начать эту работу? К какому 
святилищу обратить наше внимание?» Птолемей молчал. Он с ненавистью ребенка, 
которому дали осознать собственную никчемность, смотрел на жену.
   Клеопатра поднялась и сразу стала выше своего супруга на голову: «Никогда, 
слышишь, никогда не смей произносить имя всемогущего бога! Никогда не смей 
кричать на меня. Не смей вмешиваться в мои дела и в дела страны. Я буду делать 
то, что хочу, и так, как хочу. Я буду управлять Египтом, потому что я – дочь 
Птолемея и царица!»
   Через несколько дней Клеопатра выехала в Фивы. Царь Птолемей XIII остался в 
Александрии.

   Священный Бухис
   Клеопатра еще при жизни отца проявляла интерес к национальной культуре 
Египта и теперь решила совершить поступок, который должен был бы сблизить ее с 
народом.
   Неподалеку от Фив, чуть севернее, расположен был небольшой городок Хермонтис.
 Самым знаменитым божеством местного святилища был Бухис – священный бык. 
Богом-покровителем был Монт, божество с телом человека и головой сокола. Он 
символизировал воинственность и бесстрашие фараонов. Бухис жил в огромном храме 
и был тем же, кем был Апис на юге Египта. Когда священный бык умирал, жрецы 
искали нового Бухиса. Бык считался бессмертным, и его труп мумифицировали, 
правда, не так трепетно, как труп Аписа. В Хермонтисе было принято просто 
заливать внутренности смоляной массой. Более шести веков существовал этот культ 
и при Клеопатре достиг наивысшего расцвета. Понятно, почему царица проявила 
такой неподдельный интерес к возникшей в Хермонтисе проблеме. Она решила 
воздать особые почести священному животному, которого должны были ввести в храм 
вместо недавно умершего.
   Жрецы рассказали Клеопатре, как совершается этот прекрасный ритуал. Вместе с 
новым быком, которого ищут по всем окрестностям, привозили в Фивы и его мать. С 
этого момента ее трепетно именовали «великая корова, которая родила бога Ра». 
Бухиса отныне будут почитать как живое олицетворение трех богов Верхнего Египта.
 Ими были Монт, Амон и Ра.
   Несколько кораблей сопровождали барку, на которой торжественно переправляли 
в Хермонтис быка и его мать. По традиции в церемонии посвящения нового быка 
всегда принимал участие царствовавший монарх. Правда, не всегда эта традиция 
соблюдалась. Некоторые монархи пренебрегали ритуалом и позволяли только вносить 
запись об их посещении в летопись храма. Клеопатра соблюдала данное ею слово. 
Она хотела показать свою преданность традициям страны. Она была первой из 
Птолемеев, кто принимал участие в подобной церемонии. Но не только эту цель 
преследовала царица. Еще раз увидели все, что брат и муж Клеопатры не поддержал 
сестру. Она, только она вела себя как истинная владычица государства. Только 
она достойна была уважения и преданности народа. Только она должна была 
восседать на троне Египта! Даже монету она чеканила только со своим 
изображением. Она всем давала понять, что ее супружество – формальность и не 
следует принимать ее мужа всерьез.
   Это было, безусловно, жестоко по отношению к мужу-ребенку, но Клеопатра, 
лежа без сна под звездным небом, пыталась оправдать себя перед усопшим отцом. 
Она просила прощения за то, что не соблюдает воли отца, который объявил сына и 
дочь соправителями. Она опасалась, что в сложившейся сложной ситуации в стране 
двоевластие могло привести к непредсказуемым последствиям. Брат был 
несовершеннолетним, и это требовало созыва опекунского совета регентов. Такой 
совет имел право диктовать свои условия и требования ей и брату. Допустить 
этого Клеопатра не могла. Теперь ее целью было установить единоличную власть. 
Боги подарили Клеопатре год спокойного царствования. Большую часть времени она 
проводила в своей резиденции на острове Анти Хоррос. Здесь стоял ее дворец с 
высокими колоннами в греческом стиле, с балдахинами для придворных, с залами, 
украшенными слоновой костью, дверями, обитыми черепашьими панцирями и 
изумрудами. Рядом с дворцом находился храм Изиды, в котором Клеопатра сама 
участвовала в церемониях.
   Кроме этого, молодая царица позволяла себе развлечения, обставленные с 
невероятной пышностью и изяществом. Она привлекала к себе людей, обладающих 
разными талантами. Во дворце звучало пение под аккомпанемент лир:

     Прекраснее всех других женщин,
     Светлая, совершенная,
     Звезда, поднимающаяся над горизонтом
     при рождении нового года, счастливого года,
     Сияющая красками, с быстрым движением глаз,
     с чарующими губами, долгой шеей
     и чудесной грудью.
     Ее лазоревые волосы блестят,
     ее руки затмевают сиянием золото.
     Ее пальцы в глазах моих как лепестки,
     лотосу подобные.
     Ее стан безупречен,
     ее ноги превосходят другие красоты,
     Горделив ее шаг.
     Мое сердце станет ее невольником,
     когда она обнимет меня.

   Сочинители прямо на глазах у зачарованных зрителей плели повести, 
нравоучительные басни и рассказы о приключениях мореплавателей. Непременными 
участниками таких праздников красоты, религиозных церемоний и просто пиршеств 
были музыканты. Они покоряли слушателей игрой на лирах, арфах, тамбуринах, 
систрах, барабанах, лютнях, цимбалах и флейтах.
   Искуснейшие танцоры движениями передавали дуновение ветра, высоту неба, жар 
солнца. Однажды Клеопатра одарила целой пригоршней золота двух танцоров, 
которые поразили ее прекрасным представлением: два танцора, мужчина и женщина, 
отбивая ритм, смешались с толпой, после чего каждый из них исполнил соло с 
покрывалом. Потом вновь они танцевали вместе, то двигаясь навстречу друг другу, 
то отдаляясь друг от друга, и наконец гармонично соединились. Выражение лица 
юноши, его пластика выражали желание, но девушка уклонялась от него, отвергая 
его страсть. Зрелище было столь совершенно, столь грациозно и столь исполнено 
жизни, что все наслаждались им. Так пролетел первый год.

   Голод
   На втором году случилось страшное для страны бедствие. Нил, который обычно 
своим разливом обеспечивал поля животворящей влагой, не захотел дарить обычный 
уровень вод. Плодородный ил осел на столь малой территории, что народ впал в 
панику. Что ждет египтян? Голод? Массовые смерти? Нищета? В храмах истово 
молились жрецы, люди приносили богам богатые дары, но боги молчали. Крестьяне 
вспоминали о подобных несчастьях и видели в сегодняшнем дне знамение. Весна 
обещала голод. Клеопатра уже слышала укоряющие слова жрецов. Вот она – расплата 
за ее желание отбить трон у брата. Она несла ответственность за свой народ, и 
сейчас только она могла спасти страну.
   Вместе с внутренними проблемами пришли и межгосударственные. В соседней 
Сирии наместником был Марк Кальпруний Бибул. Клеопатра помнила, что именно этот 
человек пытался помешать Цезарю, который получил взятку в шесть тысяч талантов, 
добиться признания Птолемея XII царем. Тогда он и не подозревал, что ему 
когда-нибудь придется идти в Египет на поклон.
   Теперь Бибула тревожили парфяне, только что одержавшие убедительную победу 
над Крассом. Красс погиб, и римляне теперь ожидали вторжения парфян в Сирию. 
Бибул понимал, что его армия не будет равна по силе надвигающимся парфянам. 
Откуда ему ждать помощи? Рим дал совет – просить Египет предоставить Бибулу тот 
римский легион, который оставил когда-то Габиний. За пять лет солдаты Габиния 
прочно осели в Египте. Многие из них взяли себе достойных жен, обзавелись 
хозяйством и легко находили заработок. Такая жизнь очень устраивала бывших 
солдат, которые стали надежной опорой египетского трона. Войско габинианцев 
постоянно пополнялось заезжими добровольцами и даже беглыми рабами из Рима. 
Приняв присягу, каждый солдат получал жилье, достойное содержание, а главное – 
защиту от преследования. Не в интересах Египта было выдавать беглых рабов, 
которые служили исправно и преданно.


   Сыновья Бибула
   Бибул прислал в Египет своих сыновей в надежде, что, увидев таких послов, 
солдаты поймут всю важность его предложения и просьбы. Однако габинианцам вовсе 
не хотелось идти на войну. В Риме их вновь ждали железная дисциплина, тяжелая 
служба, смерть в военных походах. Здесь – хорошие жены, крепкие семьи, богатое 
хозяйство, покой и спокойная служба при дворе царя. Да и само слово «парфяне» 
вселяло страх даже в самые отважные сердца. Они помнили 53-й год, когда римская 
армия перешла Евфрат и потерпела сокрушительное поражение от парфян. К тому же 
солдаты проявили вдруг завидный патриотизм, вспомнив, как унизил Бибул их 
возлюбленного Авлета. Именно они, солдаты Габиния, содействовали тогда его 
возвращению на трон.
   Двое прекрасных юношей – сыновья Бибула, – не ожидая подвоха, пришли в 
военный лагерь, чтобы огласить приказ отца. Солдаты, не дослушав братьев, 
схватили их и убили на месте.
   Клеопатра всерьез испугалась. Смерть римлян на ее земле могла вызвать самую 
негативную реакцию Рима. Она приказала схватить убийц, не задумываясь над тем, 
какие волнения в среде солдат вызовет этот арест. В цепях убийцы были 
отправлены для расправы в Сирию Бибулу.
   Клеопатра вновь рисковала. Ведь габинианцы тоже были римлянами. Какая 
сложная политическая ситуация складывалась вокруг молодой царицы! Даже после 
того, как Бибул вернул убийц в Александрию, риск для нее не стал меньше. В 
своем письме Бибул написал: «Вынесение приговора по этому делу относиться к 
компетенции сената, а не моей».
   Вопрос об убийствах скоро утих. Помог Клеопатре в это сложное время глава ее 
правительства Протарх. Он поддерживал ее решение не созывать регентский совет. 
Однако наступило время и для него решать внутренние вопросы страны.
   Неизбежный голод наступил весной в 49 г. Недород дал скудную жатву, и урожай,
 способный обеспечить существование египтян, был собран только в Центральном 
Египте и в Фаюмском оазисе. Под ударом оказалась Александрия. Прокормить 
население столицы стало особенно сложно. Клеопатра была в отчаянии. Никогда 
такие проблемы не вставали перед ее отцом. Она не знала, как правильно 
отреагировать на сегодняшнее положение, что предпринять.
   На помощь пришел Протарх. Он объяснил царице, что справиться помогли бы 
только жесткие административные меры. Но прежде всего Клеопатра должна 
помириться с супругом. В том указе, который урегулирует положение, по традиции 
должны стоять две подписи: «царь и царица». Всю свою волю собрала Клеопатра для 
невыносимого шага: «Да, Протарх, я сделаю как надо. Сегодня же я войду к царю. 
Для страны я готова на все».

   Бегство Клеопатры
   На следующий день Птолемей XIII и Клеопатра подписали указ, который запрещал 
ввоз зерна из Среднего Египта в Верхний или Нижний Египет. Закупленный в 
Центральном Египте хлеб мог быть продан только в Александрии. Нарушившие закон 
подлежали немедленной смертной казни и конфискации всего имущества. 
Приветствовались и награждались доносчики, которых вдруг оказалось очень много.
   Признание мальчика-брата соправителем серьезно пошатнуло позиции Клеопатры 
как единовластной царицы.
   Голод нарастал. В некоторых областях начались серьезные волнения. Крестьяне 
уходили с неурожайных земель, не имели возможности платить положенные налоги. 
Сопротивление властям было не слишком организованным. Люди были озабочены 
сохранением своей жизни, а не борьбой против правительства. Однако волнения эти 
очень беспокоили Клеопатру. Для наведения порядка она посылала карательные 
экспедиции. Опять вперед выступили солдаты Габиния.
   Протарх раскрыл Клеопатре истинную картину внутренней жизни Египта. 
Хозяйство страны, доставшейся ей в наследство, было в состоянии разрухи и 
разорения. Несколько десятков лет назад уже можно было заметить серьезный 
упадок в экономике. Народ покидал селения, и целые деревни стояли обезлюдевшими.
 Налоги росли, и сборщики налогов применяли все возможные средства для 
выколачивания денег из нищего народа. Более всего возмущало египтян то, что их 
деньги, заработанные тяжелейшим трудом на полях Египта, тратятся на взятки Риму.

   Хранилища хлеба стояли совершенно пустыми, хотя Клеопатра знала, что год из 
года склады пополнялись, чтобы обеспечить Александрию продовольствием в 
неурожай.
   От народа скрывали, что весной 49-го года в Рим были отправлены караваны с 
хлебом. Рим потребовал не только хлеб, прозвучало требование о возвращении 
солдат Габиния в Италию. Клеопатра под давлением обстоятельств была вынуждена 
покинуть столицу и, только выехав из Александрии, узнала о драматических 
событиях в самом великом Риме.


   2. Возлюбленный супруг и брат

   Конфликт между триумвирами. Начало войны
   Весной 50-го года началась в Риме гражданская война между триумвирами 
Помпеем и Цезарем. Помпей в то время управлял Римом, а Цезарь воевал в Галлии, 
неуклонно увеличивая свое богатство и могущество. Триумвират перестал 
существовать фактически в 53 г., когда погиб Красс. Между соперниками, Цезарем 
и Помпеем, усилились подозрительность и враждебность, которую они и не пытались 
скрывать. Помпей, прославивший себя блистательными победами на Востоке, не мог 
равнодушно видеть, как чествуют Цезаря – победителя Галлии. Постепенно окрепла 
связь Помпея и сената, что было опасно для Цезаря. Большинство членов сената 
относились к Цезарю достаточно враждебно и давно ждали случая отыграться на 
прославленном полководце. Победителю Галлии не позволили продлить срок 
консульства!
   Узнав об этом, один из командиров галльской армии сказал, ударив по рукоятке 
меча: «Вот что продлит проконсульство Цезаря»!
   Вслед за этим сенат решил изгнать из своей среды сторонников Цезаря – 
Антония и Куриона, которые, опасаясь за свою жизнь, вынуждены были бежать из 
Рима в одежде рабов. Когда римские воины увидели, как двое почитаемых 
политических деятелей стали жертвой беззакония, они были возмущены. Если сенат 
так обошелся с людьми, занимавшими высшие должности в государстве, то могли ли 
простые воины рассчитывать на обещанные им пенсии и вознаграждения? Цезарю 
теперь было нетрудно разжечь боевой дух солдат и повести их за собой.
   Опытный полководец осознавал, что теперь его вторжение в Галлию будет 
объявлено незаконным, так как сенат не подержал его с самого начала. Из-за 
этого он мог лишиться своих провинций и легионов. Жизнь обычного частного лица 
не устраивала того, кто привык повелевать и властвовать. Не известно, как 
закончилась бы эта история для Цезаря, может быть, изгнанием и лишением 
состояния. Ведь по римским законам частные лица легко могли быть привлечены к 
суду. Оптиматы уже открыто заявили, что намерены добиваться осуждения Цезаря 
сразу, как только закончится срок его командования.
   Теперь мудрость Цезаря должна была быть превыше амбиций.
   В создавшейся сложной ситуации Цезарь решил заключить соглашение с бывшим 
союзником, а теперь откровенным противником – Помпеем. Он, величайший из 
великих, готов был принять любые условия компромисса, чтобы достичь 
взаимопонимания и вернуть прежние отношения.
   Помпей тем временем с удовольствием пользовался своим высоким положением в 
государстве. Он энергично принялся восстанавливать порядок. Начались судебные 
процессы по делам о подкупах и лихоимстве, и Помпей сам председательствовал на 
этих судах. Множество людей (среди них было много сторонников Цезаря) были 
осуждены на изгнание. Помпею удалось привести в порядок государственные дела и 
установить твердую власть. После окончания срока его чрезвычайных полномочий 
сенат продлил Помпею управление его провинциями еще на пять лет.
   За событиями в Риме наблюдали Клеопатра и ее супруг, проявивший неожиданный 
интерес к политике. Он взрослел, Клеопатре пришло время принимать решительные 
меры по укрепления своего положения в стране, и поэтому некоторая передышка в 
отношениях с Римом была очень кстати. Страна обессилена, ей необходим был 
некоторый период спокойного существования. Клеопатре сейчас почти безразлично, 
кто победит в начавшейся гражданской войне. И Цезарь, и Помпей не были врагами 
ее страны, а значит, и ее врагами. Отец перед смертью именно Помпею передал 
свое завещание и сделал его исполнителем последней воли, а Цезарь тоже показал 
искреннее дружелюбное отношения к Птолемеям.
   Однако обстановка накалялась, и Египет оказался опять в центре политической 
жизни.
   Война, которая, казалось, никак не затронет Египет, на самом деле обещала 
теперь массу проблем для царственной четы. Помпей выехал из Италии 17 марта, 
запросив помощи у Египта, а следом за ним через несколько дней его сын, Гней 
Помпей-младший прибыл в Александрию за подкреплением. Так, одна сторона 
запросила помощи, но пока молчал Цезарь, который тоже претендовал на поддержку 
Египта.
   В это время из Галлии приехал сторонник Помпея Аппий. Он рассказал ему не о 
том, что действительно видел в Галлии, а о том, что, по его мнению, должно быть 
приятно Помпею Он говорил: «Цезаря легко можно сокрушить с помощью его же 
воинов. Стоит только Помпею появиться перед легионами Цезаря, они тотчас 
перейдут на его сторону – так велика их ненависть к наместнику Галлии и глубока 
любовь к Помпею».
   Проникшись преувеличенной верой в свои силы, Помпей высмеивал осторожность 
людей, напоминавших ему, что в Риме нет войск, чтобы защитить столицу от Цезаря,
 если тот вздумает двинуться на город. Помпей смеялся: «Стоит мне только 
топнуть, как в любом месте Италии из-под земли вырастет войско».
   Цезарь, выждав необходимое ему время, не желая дать противникам времени на 
подготовку, не стал дожидаться прихода галльский армии и двинулся в Италию с 
одним легионом в пять тысяч человек. Достигнув реки Рубикон, считавшейся 
границей между Галлией и Италией, Цезарь долго стоял на берегу, не решаясь дать 
войскам приказ начать переправу. Переход границы положил бы начало гражданской 
войне. Наконец со словами «Жребий брошен!» он первым двинулся через реку.
   Сенат поручил Помпею оборону столицы. Войска его находились в Испании и 
Африке. Стремительность Цезаря не оставляла времени для переброски их в Италию. 
Когда в Риме поняли, что отстоять город не удастся, всеми овладела 
растерянность. Началось повальное бегство из столицы. Большинство членов сената,
 как и сам Помпей, покинули столицу и бежали в Грецию. Цезарь вступил в Рим, не 
встретив сопротивления, и получил государственную казну, которую Помпей не 
успел в спешке вывезти.
   Подчинив Италию, Цезарь отправился в Испанию, где были расположены главные 
силы Помпея. Цезарь считал опасным оставлять у себя в тылу враждебные войска. 
После короткой, но жестокой войны он принудил испанскую армию Помпея к 
капитуляции.
   Как ни хотела Клеопатра поддержать нейтралитет, благоразумно дожидаясь 
окончания и итогов войны, вряд ли ей это удалось бы. Может быть, она даже 
надеялась, что бывшие друзья в пылу борьбы уничтожат друг друга, и такой исход 
был бы для нее самым выгодным, Рим вряд ли удержал бы свои непоколебимые устои. 
Говорили даже о возможном падении великой державы. Этот исход войны вернул бы 
Египту былую самостоятельность и независимость. Да и другие государства 
рассчитывали на возвращение завоеванных Римом территорий, в частности Кипра. 
Клеопатра боялась вслух высказать такие крамольные мысли. Никто не мог ей 
гарантировать безопасности в обстановке борьбы за трон.

   Клеопатра и Гней Помпей-младший
   Между тем Помпей везде, где только мог, искал поддержку. Он в числе других 
сенаторов оказался в Греции. Он собирал деньги, набирал команды на корабли. Он 
все еще верил в победу и не собирался сдаваться. Такую надежду давали богатства 
восточных провинций, находящихся под его властью. Гней Помпей-младший, прибыв в 
Египет, сразу сумел завоевать расположение местного правительства. Гостя 
приняли хорошо благодаря влиянию его отца и личному обаянию юноши. А Клеопатра..
.
   Ему было двадцать пять. Ей – двадцать. Он был молод и хорош собой. И хотя 
она не была ослепительно хороша, как некоторые римские патрицианки, с которыми 
он привык общаться, юноша с первого взгляда был очарован изысканными манерами, 
утонченным воспитанием, блестящим умом этой необыкновенной царицы, которая 
управляла огромным государством. Мелодичный голос вселял покой и заставлял 
верить ей, Клеопатре. Рядом как-то очень неуверенно, робко держался худенький 
невзрачный юноша в царской одежде. Брат и муж. Такой инцест, бывший в обычаях у 
египтян, вызывал у римлянина, мягко говоря, недоумение. Ну хоть бы не кровные, 
тогда бы он мог понять этот брак, но от одного отца и матери, хотя... Кто знает,
 чего не договаривают эти двое соправителей.
   Юноша-царь не произвел на Гнея Помпея никакого впечатления. Он предпочитал 
вести переговоры с царицей, тем более что Птолемей почти не вмешивался в 
разговор.
   «Чего хочет от нас Ваш отец, уважаемый Гней Помпей? Мы всегда рады 
поддержать хранителя завещания нашего царственного отца. Мы помним, чем обязаны 
ему. Однако наш гость знает, наверное, что нашу страну постигло несчастье. Наш 
урожай столь невелик, что мы сами в состоянии нужды. Страна уже не так богата, 
как раньше. Наш народ готов поднять бунт и только силой можно его усмирить. 
Страна не может обойтись без солдат – защитников порядка».
   «Мой отец просит оказать посильную помощь в войне, царица. Цезарь не должен 
победить в этой борьбе. Нам нужны флот и люди – те солдаты, которых когда-то 
оставил Габиний. Необходимо также продовольствие. Я скажу, куда можно отправить 
зерно. Отец очень рассчитывает на ваше участие».
   Гней Помпей невольно обращался к Клеопатре, а не к царю, как того требовал 
этикет. Клеопатра обернулась к советнику и заговорила на языке, не понятном 
Помпею. «Простите, уважаемый Помпей, но мой советник не владеет латынью. Я 
говорю с ним на его родном наречии. Я спросила у него, сколько солдат мы можем 
сейчас же предоставить Вашему отцу. Он ответил, что 500 добровольцев уже на 
днях готовы выйти с Вами из Александрии. Ведь Вы, я надеюсь, останетесь с нами 
еще на несколько дней?» Помпей вдруг понял, что кроется за этим «останетесь с 
нами». Сразу же после прибытия за обедом он увидел, как царица смотрит на него. 
Нет, в глазах ее не было страсти, неутоленного желания. Она смотрела на него 
так, как будто имела право сейчас же пожелать все, что угодно. А он должен был 
подчиниться. Он слышал о пылком темпераменте египетской царицы, но сплетни о ее 
безнравственности, как он понял сейчас, были сильно преувеличены. Она не была 
такой безрассудной и распущенной, как даже самые дорогие куртизанки, но в ней 
горел удивительный внутренний огонь. Помпей мысленно усмехнулся: «Еще бы, при 
таком муже... Ей нужен настоящий мужчина – воин». Вслух он произнес: «Я 
благодарен тебе за предложение остаться, царица. Я с удовольствием, – он сделал 
ударение на этих словах, – я с удовольствием принимаю его».
   Наступил вечер. Пение птиц, шорох легкого ветра, запах благовоний, все было 
ново для Помпея. Отец воспитывал его как солдата. Он не привык к той нежной 
игривости, которая сквозила в речи Клеопатры. Гораздо привычнее были грубые 
примитивные ласки и непристойности, которые он получал от продажных римских 
женщин. «Правда ли, Помпей, что о моем дворе плетут грязные сплетни в Италии?» 
«О нем говорят, царица, что он славится своими необузданными красавицами». 
«Необузданными или разнузданными, Помпей?»
   «Ты ставишь меня в тупик. Разве это не одно и то же?» «Нет, Помпей. 
Необузданная женщина никогда не знала узды. Она слишком свободна, чтобы 
позволить приручить себя. А разнузданная женщина – та, которая вырвалась из-под 
узды. Разница в том, что она никогда не знала истинной свободы – женщина, хоть 
день ходившая под уздой. Мои подруги необузданны, Помпей. И в жизни, и в борьбе,
 и в любви».
   «Ты так опытна в свои годы, царица?» «Я не веду учета своего опыта, Помпей. 
Сколько бы опыта я ни набралась, я не стану невольницей своих учителей».
   «Ты не только красива и умна, царица, ты настоящий политик, и в этом тебе 
может позавидовать любой сенатор. Какое же место занимает в государстве твой 
муж?» Клеопатра опустила глаза: «Он – мой муж, Помпей».
   Совсем стемнело, и служанка принесла светильники. Ночь была душной, хотелось 
выйти из дворца, но ноги не шли из этой комнаты, где разливался аромат цветов, 
поставленных в высокие вазы, или это аромат тела Клеопатры? Пели птицы, или это 
ее мелодичный голос так убаюкивал? Как получилось, что он вдруг забыл, что 
перед ним царица? Почему он посмел подойти так близко, что ее руки не могли уже 
его оттолкнуть? Легкое платье из гофрированного льна соскользнуло с плеч, упало 
тяжелое золотое ожерелье, служанка выскользнула за дверь и встала верным 
стражем около опочивальни своей любимой госпожи...

   Флот Бибула. Сражение под Фарсалом
   На следующее утро начались работы по организации помощи Помпею. Народ 
удивлялся тому, что призвали в основном бывших солдат Габиния, да и то тех, кто 
сам изъявлял желание идти на войну. Рим давно уже пытался заполучить их обратно,
 но солдаты надеялись после войны, заработав денег, вернуться в Александрию. 
Коренных египтян не трогали. Это можно было бы объяснить невысоким мнением Рима 
о воинских доблестях египетского войска. Но найти лучших гребцов, охранников, 
лучников было очень трудно. Египетские солдаты были неутомимы, хитры, 
дисциплинированы. Однако люди Помпея, забирая в других областях и странах всех, 
кто только попадался им под руку, вели себя в Египте весьма деликатно и 
сдержанно. Одной из причин было, по-видимому, особое отношение Гнея 
Помпея-младшего к царице, ведь изначально требования были более серьезными. В 
результате Гней Помпей получил от Египта 60 кораблей и 500 солдат-габинианцев. 
На базу Помпея в Диррахии были отправлены караваны с зерном. Римский сенат был 
благодарен и за эту помощь. Помпей-старший, выражая расположение к Клеопатре, 
объявил себя опекуном малолетнего Птолемея XIII. В своем предложении опекунства 
он опирался на подобный случай, произошедший более ста лет назад.
   Флотилия, которая пришла из Александрии, возглавлялась молодым Помпеем, 
однако верховным главнокомандующим над всем флотом в Адриатическом море Рим 
назначил Марка Бибула. Сенат знал, что в войне Бибул будет поддерживать Помпея, 
так как его отношения с Цезарем были, мягко говоря, враждебными. Собранный флот 
составил более 500 кораблей.
   Тем временем Рим провозгласил Цезаря диктатором. С отборным отрядом 
кавалерии и пятью легионами он направился на юго-восток Италии, в Брундизий, а 
оттуда отплыл в Грецию. Переправить на Балканский полуостров сразу всю армию 
Цезарь не мог из-за отсутствия транспортных судов. С имеющимися силами он не 
решался перейти в наступление против Помпея, собравшего к этому времени 
значительную армию. Увидев, что оставшиеся в Италии войска медлят, так как в 
Адриатике господствовал флот Помпея, Цезарь решил отправиться к морю сам и 
ускорить переправу. Тайно ото всех был снаряжен небольшой быстроходный корабль, 
на который поднялся человек в одежде раба с закрытым лицом. Экипаж корабля не 
догадывался, кто этот молчаливый путник. Однако в этот день на море разыгралась 
буря, и Цезарь вынужден был вернуться.
   Оставшейся в Италии армией руководил Марк Антоний, который особенно 
выделился во время Галльской войны и пользовался особым расположением Цезаря. 
Антоний переправил армию в Грецию и соединился с Цезарем. Вскоре после этого в 
Северной Греции при Фарсале произошло решающее сражение. Новобранцы Помпея не 
устояли против закаленных в боях с галлами ветеранов Цезаря. Остатки армии 
Помпея капитулировали.
   Летом 48-го года египетский флот вернулся из Адриатического моря в 
Александрию. Командиры объясняли это тем, что пропала нужда в их услугах. 
Однако истинная причина была более прозаическая. Как только Бибулу пришло 
известие о поражении Помпея под Фарсалом, смелые солдаты Габиния предпочли 
вернуться в свои дома. Они вернулись в Александрию практически без потерь, не 
совершив внушительных подвигов, но и не пострадав. Это было важнее всего для 
них и для их семей.
   Солдаты в прекрасном расположении духа сошли в порту на берег и услышали 
чрезвычайную новость: Египет в состоянии гражданской войны!

   Гражданская война
   Война разгорелась по инициативе царственной четы. Птолемею XIII удалось 
отстранить Клеопатру от царства и изгнать ее из столицы. Основу оппозиции 
Клеопатры составляли габинианцы, часть которых так и не смогла простить высылки 
в Рим их товарищей, обвиненных в смерти сыновей Бибула. Нашлись и более 
влиятельные враги среди греко-египетской знати в Александрии. Причины для 
вражды были довольно убедительными: Клеопатра, продолжая политику отца, 
противоречила своим правлением римской знати. В отличие от своего малолетнего 
брата она была уже совершеннолетней и имела право на собственное волеизъявление.
 Птолемей был только орудием в руках регентского совета. При нем они могли 
делать со страной все, что угодно. Царица мешала действиям регентов, она могла 
править совершенно самостоятельно. Несмотря на то что ей не занимать было ума, 
решительности, воли, в какой-то момент ей стало казаться, что весь мир 
ополчился против нее.
   Царица решила отступить, чтобы потом, чуть позже, одержать, может быть, 
окончательную победу над ненавистным мужем-врагом. И этот день настал.
   В Александрию просочились слухи из Палестины о том, что собранное там 
Клеопатрой войско направляется в Египет.
   Помпей после поражения бежал и теперь собирался исполнять обязанности 
официального опекуна Птолемея XIII. Хитрый политик нуждался в новой базе для 
продолжения военных действий и обратил внимание на Египет, который хоть и был 
формально независимым, но оставался союзником Рима. Его привлекали и богатства 
Египта, и остатки войска Габиния. Ведь и сам Габиний был сторонником Помпея. 
Кроме этого Помпей надеялся, что в благодарность за предоставленную некогда 
отцу помощь Птолемей XIII окажет ему гостеприимство. Помпея тяготили 
воспоминания о последнем бое, где он не только потерпел унизительное поражение, 
но и проявил себя как командир-предатель. Когда Помпей понял, что его армия не 
может сдерживать напор пехоты Цезаря, он, отчаявшись, бросил командование и 
направился к лагерю. Оставленные без командира, предоставленные сами себе, 
воины начали беспорядочное отступление, превратившееся в паническое бегство. На 
поле битвы осталось более шести тысяч воинов Помпея. Говорят, что армия Цезаря 
потеряла только 200 человек убитыми.
   Теперь Птолемей XIII решал, принять Помпея или ответить ему решительным 
отказом. После изгнания Клеопатры он пытался упрочить свое положение и неумело, 
неуклюже принимал решения, которые корректировал потом его опекунский совет.
   На совете, собранном в связи с просьбой Помпея, мнения приближенных царя 
разделились: одни предлагали принять беглецов, другие – отослать назад.
   Доводы обеих сторон были справедливы и разумны. Ведь гражданская война 
римлян – это внутреннее дело Рима. Египет держал и будет продолжать держать 
нейтралитет.

   Накануне евнух Потин говорил наедине с Птолемеем, пытаясь убедить дрожавшего 
от страха и доселе не знакомого ему ощущения тяжести непостижимых проблем 
мальчика. Потин шептал непонятные слова, масляные светильники отбрасывали на 
стены страшные тени. Птолемей сидел, прижавшись к стене, в углу кровати. Его 
глаза, не мигая, смотрели на учителя и советника, которому он бесконечно 
доверял. Как сестра умела разобраться во всех этих сложных вопросах? Все это 
из-за отца. Он должен был учить его, Птолемея, сына, управлять страной. А он 
таскал повсюду девчонку, как будто ее уже короновали. Всегда и везде рядом с 
ним была она, вселявшая страх Клеопатра. Она смеялась над младшим братом, он 
был слаб и мал. Она была умной, образованной. Но ведь он слышал, как шептались 
приближенные о ее происхождении. Как доказать, что она не была законной 
дочерью? Дорого заплатил бы он за такие сведения. «Правитель должен быть всегда 
на стороне судьбы и богов, – вкрадчиво шептал Потин, – он должен поддерживать 
тех, кому сопутствует удача, и пренебрегать людьми в несчастье. Справедливость 
и корысть далеки друг от друга, как звезды и земля, и различны, как огонь и 
вода. Престиж властей падает, как только они начинают руководствоваться 
принципами справедливости. Причиной крушения многих царств была честность их 
хозяев. Всякая власть ненавистна народу, это бесспорно. Всем известно, что 
защитой и оружием власти служит свобода совершения преступлений». Птолемей 
слушал страшные слова, постигая истину, далекую от истины отца. Неужели все так,
 как говорит Потин? Ведь он стар и умен. Отец назначил его моим воспитателем, 
значит, он не может желать мне зла.
   Назавтра, едва опомнившийся от ночной беседы, Птолемей присутствовал на 
совете. Потин готовил свою речь загодя, и теперь он стоял, гордо подняв 
седеющую голову, обращаясь к царю, циничный, но убедительный в своем мнении: 
«Царь! Помпей попросту пренебрегает тобой из-за твоего юного возраста. Он 
думает, что ты не решишься прогнать его от берегов своей родины. Но тебе должно 
быть ясно: мы, – он подчеркнул „мы“, – мы должны спасти Египет от римского 
вторжения. Помпею некуда бежать, ибо все отреклись от него. Помпею нужна страна,
 готовая вместе с ним упасть в пропасть.
   Помпей бежит не только от Цезаря. Он бежит от мести тех, кто потерял отцов и 
братьев на Фарсальской равнине. Он предатель, искупавший народы в крови. Он 
обманщик, обрекший народы на поражение. Сейчас никто не хочет его принять в 
своей стране. Нашу страну ему не удалось пока погубить, – он опять выделил 
«пока». – И поэтому он обращается сейчас к тебе, царь, за помощью. Не дай ему 
уничтожить свою страну – родину великих богов. Ведь ты не хочешь, чтобы война 
ворвалась к нам в тот момент, когда ты стал полноправным единственным 
правителем. Неужели ты повелишь нам примкнуть к лагерю Помпея?»
   Птолемей был в замешательстве. Так много он сегодня услышал противоречивых 
мнений, так трудно выбрать правильное и единственное.
   Помог ему Теодот, наставник царя и мастер риторики. Спокойный, достойный он 
поднялся последним из своего кресла. Расправились широкие плечи, открытый 
взгляд вселял уверенность в искренности его слов. Однако то, что услышал 
Птолемей, было чудовищным и страшным: «Отпустить Помпея ни с чем для нас так же 
опасно, как принять его и окружить заботой. Ибо, оказав ему помощь, мы вызовем 
гнев Цезаря, не приняв же его, наживем двух врагов. Один возненавидит нас за то,
 что мы его отвергли, а другой – за то, что ему придется дольше преследовать 
своего врага. Правильнее всего мы поступим, если сами решим исход гражданской 
войны римлян. Мы должны склонить победу на сторону Цезаря. Для этого нужно 
просто убрать Помпея. Так мы завоюем благодарность Цезаря и навсегда избавимся 
от опасности со стороны Помпея».

   Убийство Помпея
   С точки зрения интересов Египта такая позиция была политически оправданной. 
Птолемей, воевавший с сестрой, не мог вступить в борьбу еще и с самим Цезарем. 
А ведь тот уже настигал Помпея и был очень опасным соперником. Теперь с одной 
стороны против Птолемея стояли войска Клеопатры, с другой – римская армия.
   Птолемей молчал, и тогда советники одобрили этот коварный замысел, поручив 
осуществлять его одному из царских опекунов, египтянину Ахилле. Тот, взяв с 
собой одного из бывших центурионов Помпея, вместе с тремя рабами подъехал на 
лодке к кораблю беглецов. Ахилла предложил Помпею перейти в его лодку, так как 
большому кораблю из-за мелководья нельзя было подойти к берегу.
   Помпей почувствовал недоброе, но спасаться бегством было уже поздно. 
Невдалеке появились несколько египетских военных кораблей. Простившись с женой 
и друзьями, Помпей вошел в лодку. Он обратился к тем, кто оставался на корабле 
со словами: «Когда к тирану в дом войдет свободный муж, он в тот же самый миг 
становится рабом». Он читал Софокла. Это были последние слова, которые близкие 
услышали от Помпея.
   Когда лодка отплыла на значительное расстояние от корабля, Помпей, взглянув 
на римского центуриона, сказал: «А ведь ты служил когда-то под моим началом».
   В ответ тот лишь кивнул головой. Последовало долгое молчание. Помпей читал 
про себя написанную им речь, которую собирался произнести пред царем Птолемеем. 
Лодка приближалась к берегу. Жена Помпея и его друзья с тревогой наблюдали, что 
будет дальше. Они начали надеяться, что все обойдется благополучно. На берегу 
собралось множество воинов как будто для торжественной встречи.
   Лодка уткнулась носом в землю. Корнелия, жена Помпея, внимательно следила за 
тем, что делается в лодке. Она вздохнула с облегчением – к сходням, где должна 
была пристать лодка, толпой спешили придворные. Казалось, римлян ждет 
подобающий прием. Опершись на руку слуги, полководец поднялся со скамьи, но в 
ту же минуту в его спину вонзился меч. Этот удар нанесла рука центуриона. 
Другой удар нанес Ахилла. Помпей не произнес ни слова. Он принимал удары с 
глухим стоном, закрыв голову тогой.
   Убийцы отрубили Помпею голову и отнесли ее царю, а тело выбросили в море. 
Помпею накануне исполнилось 58 лет.
   Когда народ, толпившийся на берегу, разошелся, слуга Помпея обмыл тело 
морской водой и надел на него тунику. Нигде не было ни деревца. На берегу 
валялись обломки челна, и из них был сложен погребальный костер. Прах 
полководца был передан жене, и та похоронила его в Италии...
   Египетские военные корабли, стоявшие наготове, уничтожили несколько судов 
Помпея, причем был убит один из его родственников. Еще один его сторонник, 
явившийся для переговоров, на другой день тоже погиб. Оставшиеся корабли римлян 
поспешно удалились.

   Клеопатра в изгнании
   Клеопатра оставалась в изгнании. Услышав о гибели Помпея, она поняла, что 
правительство Птолемея во главе с евнухом Потином решили пренебречь дружбой с 
союзником, чтобы не превратить Египет в арену международного конфликта. 
Традиция, по которой на министерские должности назначались евнухи, вошла в 
жизнь Египта с древности. Клеопатра ненавидела евнуха, и Потин был одним из 
ярых ее противников. Он был председателем регентского совета и пользовался 
теперь неограниченной властью, фактически управляя страной. Кроме этого, уже 
давно он носил титул «воспитателя царя» и пользовался всеми положенными 
привилегиями.
   Будучи человеком неглупым, он понимал, что конфликт между Клеопатрой и 
опекунами не закончится никогда. Взрослая женщина не будет подчиняться воле 
триумвирата воспитателей. Ее отец оставил право опекунства Потину, учителю 
Теодоту и предводителю войск Ахиллу. Для тринадцатилетнего царя это, может быть,
 было хорошей опорой, но для Клеопатры это означало ограничение собственного 
правления. Триумвират распространял мысль, что в гражданской войне Египта 
виновна царица, которая лелеяла мечту отстранить своего брата от царства или 
даже убить его. Египет помнил еще, как тридцать два года назад Птолемей XI убил 
свою жену Беренику. Теперь жертвой мог стать мальчик-муж Клеопатры. Надо 
сказать, что сама царица не отрицала, что способна на такой поступок. Между ею 
и братом не было ни дружеских, ни родственных, ни тем более супружеских 
отношений.
   Жители Александрии не пытались понять причину происходящих конфликтов. 
Известие об изгнании царицы они восприняли довольно равнодушно. Она не успела 
еще завоевать популярность и доверие народа. Клеопатра недоумевала, почему ей 
позволили уехать в Палестину, а не убили, подобно Помпею. Ведь именно так 
поступил бы любой из Птолемеев.
   Муж-брат, конечно, не простил ей того, что на глазах у всего двора она 
пыталась обольстить Гнея Помпея. Царь не понимал, что в политике Клеопатра не 
выбирала способов достижения цели. Главное – победа. Обвиняли Клеопатру и в том,
 что в тяжелое время голода она посмела отправить корабли с хлебом в Рим. Не 
понимали или не хотели понять ее враги, что, добиваясь благосклонности Рима, 
царица заботилась прежде всего о своем народе. Она пыталась продолжать политику 
своего отца, который учил ее, что мир, достигнутый любыми целями, лучше войны.
   На кого теперь могла опереться опальная царица? Ее предали даже верные 
солдаты Габиния. Это была самая сильная часть египетского войска. Теперь она 
была лишена поддержки армии. Забылось то, что пятьсот солдат добровольно 
отправились в армию Помпея. Ходили слухи, что Клеопатра своим приказом 
отправила солдат на войну. Ненависть в солдатах разжигалась целенаправленно, 
вместе с пропагандой преданности молодому царю, нуждающемуся в защите от 
коварной жены-убийцы.
   Теперь, когда из Палестины пришли сведения, что Клеопатра собирает большое 
войско для вторжения в Египет, опекунский совет счел необходимым подтянуть 
армию ближе к границе.
   Долго стояли враждующие стороны друг против друга в бездействии. Никто не 
решался сделать первый шаг.
   Нужен был последний толчок для решительного боя, который должен был положить 
начало кровопролитной гражданской войне. Но... Произошло то, чего боялся 
Птолемей. На Египет наконец обратил свой взгляд Цезарь.

   Цезарь в Египте
   Гай Юлий Цезарь принадлежал к знатному патрицианскому роду Юлиев. 
Основателем этого рода считался Юл, сын Энея, внук самой богини Венеры.
   Гай Юлий Цезарь родился в тот год, когда Марий отразил нашествие тевтонов и 
кимвров. Тетка Цезаря, Юлия, была женой этого полководца. Юному Гаю было всего 
16 лет, когда его женили на дочери Корнелия Цинны, ближайшего сподвижника Мария,
 и казалось, что знатное родство сулило юноше блестящую карьеру. Но приход к 
власти Суллы, вождя оптиматов, положил конец могуществу влиятельных 
покровителей Цезаря.
   На острове Родос Цезарь обучался красноречию, ведь в огромном Риме успеха 
мог добиться только тот, кто умел выступать в суде или народном собрании. 
Мечтая о политической карьере, Цезарь провел на Родосе больше года, занимаясь у 
знаменитого Аполлония Молона, обучавшего некогда ораторскому мастерству самого 
Цицерона. Упорный труд дал хорошие результаты: теперь все восхищались блестящим 
красноречием Цезаря, и даже Цицерон признавал его речь остроумной, краткой и 
выразительной. Успеху способствовали также прекрасный звонкий голос и 
выразительная жестикуляция.
   Вот уже сто лет никто из предков Цезаря не занимал высокого положения в 
государстве. По римским законам гражданин, прежде чем стать консулом, должен 
был последовательно пройти все предшествующие республиканские должности: 
квестора, эдила, претора. После окончательного срока исполнения каждой 
должности полагалось провести не меньше года в провинции в качестве наместника 
или представителя Рима. Мало кому удавалось достичь должности консула: чтобы 
попасть на выборные посты, требовалось истратить огромные деньги на подкуп 
избирателей. Цезарь не жалел средств, стремясь занять почетное положение в 
республике, и казалось, что он слишком дорого собирается заплатить за пустую 
славу, но на деле он добился великих возможностей сравнительно небольшой ценой.
   Теперь он был величайшим из стратегов, с мнением которого считались, имя 
которого внушало ужас врагу.
   Многих, кто знал Цезаря, поражало, как легко переносит он трудности походной 
жизни. Ведь в Риме он был известен своей изнеженностью и приверженностью к 
жизненным удобствам, что казалось неприличным для воина. Думали, что его 
тщедушное телосложение, частые головные боли, случавшиеся с ним припадки 
падучей болезни сделают его не годным для военной службы. Однако тех, кто знал 
непомерное честолюбие Цезаря, нисколько не удивило, что он сумел перебороть 
немощи, легко перенося лишения, которые были не по плечу даже более сильным 
людям. Обязательным условием воспитания воинов Цезарь считал личный пример 
полководца, когда тот наравне со всеми переносил любые трудности. Он не искал в 
слабости здоровья предлога для облегчения своих обязанностей. Наоборот, 
суровость военной жизни стала для него лекарством от болезней. Беспрестанными 
маршами, умеренной пищей, постоянным пребыванием на свежем воздухе он победил 
свою слабость и сделал тело сильным и выносливым. Спал он обыкновенно в повозке 
под открытым небом. Любимым развлечением Цезаря была верховая езда: отведя руки 
назад и сложив их за спиной, он мог скакать во весь опор по любой дороге. Сидя 
на коне, Цезарь, как рассказывали его подчиненные, диктовал письма сразу двум 
секретарям так, что те едва успевали записывать. Недаром сложилась легенда, что 
он мог одновременно заниматься двумя и даже тремя делами.
   Воины с восторгом передавали рассказы о скромности и неприхотливости Цезаря. 
Однажды зимой он вместе с приближенными был застигнут в пути непогодой и попал 
к бедняку, у которого в хижине мог поместиться всего один человек. «Почести, – 
сказал Цезарь, – предоставляют сильнейшему, а необходимое – слабейшим». Впустив 
в хижину своего старика-секретаря, Цезарь с остальной свитой устроился под 
навесом перед дверью дома.
   В другой раз Цезаря принимал богатый житель столичного города в 
предальпийской Галлии. Хозяин угощал спаржей, политой неочищенным оливковым 
маслом. Гости были возмущены. Многие открыто высказывали свое неудовольствие. 
«Если вам не нравится, – сказал Цезарь, – отставьте еду молча. Кто обличает 
чужую невоспитанность, сам не может служить образцом вежливости».
   С этими словами он, не торопясь, доел предложенную ему грубую пищу.
   Теперь, после смерти Помпея, Цезарь обратил взгляд к Египту. Он нуждался в 
деньгах для расчета со своими доблестными ветеранами. Египет вполне способен 
был предоставить ему необходимую сумму в 10 миллионов сестерциев.
   Едва четыре дня прошло после страшного убийства Помпея, а Юлий Цезарь уже 
прибыл в Александрию. Он прибыл с десятью кораблями и войском, состоявшим из 
2300 пехотинцев и 800 всадников. Ритор и философ Теодот был во главе делегации, 
которую послал Птолемей XIII. Теодот пользовался особым доверием царя Египта и 
занимал при дворе особое место царского воспитателя. Решение убить Помпея было 
одобрено Теодотом, и он с гордостью нес теперь Цезарю набальзамированную голову 
соперника. Цезарь не опустил глаз перед отвратительным зрелищем отрезанной 
головы, но прикоснуться к ней не посмел.
   Он лишь взял печатку Помпея и спрятал в складках одежды.
   Сразу после прибытия в Александрию Цезарь столкнулся с неприятным фактом – 
местное население относилось к нему очень враждебно.
   Птолемей втайне надеялся, что Цезарь, удовлетворившись смертью Помпея, 
покинет Египет, однако римлянин не собирался так быстро прощаться с богатой 
страной. Он сейчас как никогда нуждался в деньгах и не стеснялся, признавшись в 
этом, воспользоваться щедростью египтян. Оправданием такой меркантильности был 
давний долг отца Клеопатры финансисту Постуму. Цезарь вызвался получить 
требуемую сумму, однако Птолемей XII умер, так и не выплатив долга.
   Выступая в роли кредитора, Цезарь преследовал вполне определенные цели, 
утверждая, что деньги нужны ему для борьбы против помпеянцев.
   Видя откровенное недружелюбие египтян, Цезарь отдал приказ направить из 
Малой Азии в Александрию два легиона верных ему солдат. Такая поддержка была бы 
нелишней в случае открытого военного сопротивления его воле. Отплыть из города 
он сам не мог из-за ухудшавшейся погоды. Дули сильные ветра, и Цезарь решил 
переждать время, решая пока конфликт между супругами – Клеопатрой и Птолемеем. 
Он пытался убедить опекунский совет в том, что решение спора между царем и 
царицей принадлежит римскому народу и его консулу. Значит, это и его дело, 
Цезаря, потому что именно в его предыдущее консульство, по постановлению народа 
и сената, был заключен с Птолемеем-отцом союз. По мнению Цезаря, Птолемей и его 
сестра должны распустить свои войска и решать свой спор лучше легальным путем 
перед трибуналом, чем между собой оружием.
   Миротворческие усилия Цезаря оказались тщетными. Опекун царя Потин приказал 
вернуть войска из-под Пелуна, где они расположились. Командовал войском Ахилла. 
Жестокий, агрессивный, он рвался в бой и не слушал обращенных к нему слов 
Цезаря. В ответ на это Цезарь был вынужден установить неусыпное наблюдение над 
Птолемеем.
   В руках Цезаря были неоспоримые доводы, против которых Потин тщетно искал 
оправдания. Именно он, Цезарь, в свое время взял на себя выплату долга Птолемея 
XII кредитору Постуму. Теперь Цезарь с любезной улыбкой говорил, что вследствие 
смерти царя он готов взыскать с Египта только половину долга. Эти деньги 
необходимы ему в борьбе против помпеянцев.
   Кроме этого, Цезарь мягко напомнил Потину факт оказания помощи деньгами и 
воинскими силами сыну его врага Помпея. Более того, не кажется ли Потину, что 
Гнею Помпею-младшему был оказан в Египте слишком теплый прием? Потин, услышав 
эти слова, злобно сверкнул глазами и прошипел что-то о «продажной девке». 
Цезарь напомнил, что это волей Птолемея XII римский народ стал гарантом 
выполнения завещания. Клеопатра и брат должны стать соправителями, и Потин 
должен был способствовать этому, а не препятствовать. Теперь же воля умершего 
царя была нарушена. Цезарь напомнил, что прошло более десяти лет, как он 
однажды уже защищал права Птолемея XII, и теперь, став консулом, он считает 
необходимым взять на себя необходимость рассудить конфликт между его детьми, 
супругами-монархами.

   Тебе подарок, Цезарь
   Утро того дня, когда Цезарь сошел на берег Александрии, было солнечным и 
жарким. Это не остановило Цезаря от того, чтобы появиться на берегу во всех 
своих консульских регалиях. Во главе свиты, которая положена главе Римского 
государства, он выглядел очень внушительно. Цезарь рассчитывал произвести 
достойное впечатление на жителей Александрии. Однако его появление вызвало 
неожиданные волнения, взрыв антиримских настроений, которые давали о себе знать 
в течение нескольких дней. Когда дошло до убийства римских солдат, Цезарь решил 
применить весь свой дар политика-дипломата.
   Дрожа то ли от страха, то ли от волнения, советники приносили ему последние 
новости. По разным данным население Александрии составляло от полумиллиона до 
миллиона человек, а армия Цезаря не могла похвастаться многочисленностью. Ведь 
надежда была на произведенное впечатление от мощи и силы Рима. Схваченный на 
улице работорговец из Греции рассказывал страшные истории о фанатизме и 
коварстве египтян. По его словам они были настроены на всевозможные проявления 
насилия по отношению к римским солдатам.
   Запугать Цезаря было трудно, да и его ветераны прошли долгий путь войны. Но 
для решения проблемы взаимоотношений с жителями Александрии и прекращения 
преследований своих солдат он попросил, если не сказать потребовал, приезда к 
нему в Александрию Птолемея XIII.
   Прошло две недели, и в столицу в сопровождении пышной свиты прибыл юный царь.
 Претензии Цезаря к тому времени были четко определены и имели под собой все 
основания. Цезарю не удавалось собрать в Египте нужные средства. Потин, 
отвечавший за это, уклонялся от встреч с Цезарем. Кроме этого, римские солдаты 
страдали не только от ночных уличных стычек с египтянами, но и от 
некачественной пищи, от зерна низкого качества, поставляемого египетским 
правительством.
   Хотел ли Цезарь решить только текущие проблемы или тайно надеялся, что 
Птолемей приедет не один, а вместе с той, о которой так много говорили в Риме?
   Может быть, молодой и сильный Цезарь, пользовавшийся заслуженным интересом у 
женщин, и не заинтересовался бы египетской царицей, если бы однажды ночью к 
нему не вошел советник, рассказавший о прекрасной Клеопатре.
   Цезарь ждал молодого, но уже известного в узких кругах египетского лекаря. 
Он не жаловался на здоровье, скорее, хотел узнать последние новости, а может, и 
сплетни из Египта.
   В памяти остался пронизывающий влажный взгляд черных глаз лекаря и 
завораживающий рассказ о необыкновенной царице. Лекарь не скрывал своего 
восхищения. Нет, сам он не лечил Клеопатру и даже не удостоился чести входить в 
покои Великолепной, он только несколько раз готовил для нее мази и притирания 
из трав, которыми она осталась весьма довольна и даже передала ему драгоценный 
перстень в подарок. Цезарь не торопил рассказчика. Его воображение помогало 
дорисовать то, о чем молчали слова. Друзья говорили о ней как о скромной 
девушке, слишком стыдливой для того, чтобы раскрыть свои полусознательные 
чувства мужчине. Любовники рассказывали о пылкой, страстной женщине, беззаветно 
отдающейся любви.
   Она устраивала безобразно дорогие пышные празднества, украшая свой дворец и 
свой костюм так фантастично прекрасно, что казалась истинной богиней в золотых 
чертогах. Она щекотала эстетическое чувство собеседника изысканными умными 
рассуждениями о литературе и искусстве, поражала политика дипломатическими 
способностями. И эта женщина, забыв о том, кто она, или умело играя мужчиной, 
возбуждала самые низменные его инстинкты грубым бесстыдством речи и свободными 
шутками лагерной проститутки.
   Сейчас он как никогда хотел встречи с ней. Причиной этого стало письмо, в 
котором Клеопатра выражала просьбу о третейском суде в лице Цезаря. Не 
исключено, что встреча нужна была ей, чтобы подчинить себе римлянина силой 
своего волшебного обаяния.
   Цезарь восхищался решительностью и отвагой Клеопатры. Путь из резиденции в 
Палестине был для нее нелегким и небезопасным. Путь по суше был блокирован 
войском единокровного брата Клеопатры, а путь по морю контролировала его 
эскадра. Царица решилась на такое безрассудство, отчасти потому, что считала 
свое положение отчаянным, так как Цезарь, по ее мнению, все больше склонялся на 
сторону Птолемея и его сановников. И в этом нет ничего удивительного. Клеопатру 
он еще не знал, судьба ее была ему совершенно безразлична, а Птолемей и его 
сторонники уже оказали ему немалые услуги. Какие бы официальные заявления ни 
делал Цезарь, факт оставался фактом – смерть Помпея была для нее даром небес, и 
Клеопатра прекрасно это понимала. Поэтому она и видела единственный шанс на 
спасение в личной беседе с диктатором. Но, решившись на такой шаг, царица 
показала, что власть для нее дороже жизни. Цезарю доложили, что корабль 
Клеопатры доплыл почти до Александрии, она пересела на лодку, в которой сумела 
добраться до берега. Но как царица пройдет мимо охраны? Момент встречи 
приближался. Цезарь ждал…
   Клеопатра появилась во дворце неожиданно, выбрав самый невероятный способ. 
Подкупив сицилийского купца, она приказала завернуть себя в ковер и явилась 
перед глазами Цезаря, как дорогая игрушка, сияя золотом украшений, благоухая 
душистыми маслами, поражая красотой и свежестью молодости. Темные глаза искусно 
подведены, прекрасную головку украшает пышная в четыре яруса прическа, 
увеличивая рост и удлиняя линию шеи, полупрозрачное платье из тончайшего льна 
не скрывает изящной фигурки. Глаза скромно опущены, как у покорной наложницы, 
которая не смеет взглянуть на своего господина.
   К этой встрече она готовилась очень тщательно, не рассчитывая влюбиться. 
Только политика, только цель, которую одной ей не достичь без поддержки 
сильного римлянина! Она выглядела как достойная своего сана женщина, 
возбуждающая не жалость, а сочувствие. Не жалкая просительница, а царица, 
ищущая помощи и участия. Цезарь был сражен. Пятидесятилетний сердцеед, как 
мальчишка, влюбился в девушку, которой едва минуло двадцать лет.
   «Тебе подарок, Цезарь», – тихо произнес сицилиец.
   Замужество Клеопатры за своим малолетним братом, с которым она к тому же еще 
и воевала, не сделало ее женщиной, не раскрыло чувств. Наиболее близкие Цезарю 
люди знали, что он как раз вышел из одного из наиболее бурных периодов своей 
жизни. Стремление к наслаждению было увеличено его недавними успехами, 
ожиданием еще больших в будущем, долгим периодом воздержания и суровыми 
лишениями походной жизни. Они оба хотели этой встречи и этой любви.




   Часть III Цезарь, потомок Венеры

   1. Александрийская война

   Возвращение Клеопатры
   Клеопатра была неизвестным дотоле наслаждением – умная, страстная, она 
каждую минуту поражала его своей необычайной непохожестью на тех женщин, 
которых он знал до этого дня. Он, великий стратег, не мог предугадать ее слов, 
мыслей, желаний. А значит, она была, как Египет, о котором он знал и не знал 
одинаково много.
   Клеопатра заговорила с ним на греческом, и он подумал, что это от того, что 
греческий язык наиболее приспособлен к ее мягкому женскому образу, а ведь она 
просто не очень уверенно чувствовала себя в латыни. Цезарь с удовольствием 
услышал язык Гомера: «Поскольку друзья не излагают мои дела верно, я подумала, 
что мы должны встретиться лично».
   Царственное происхождение создавало вокруг Клеопатры ореол недоступности, и 
добиваться ту, которая происходит из древнего рода Птолемеев, ту, которая гордо 
именовала себя родственницей самого Великого Александра Македонского, было 
чрезвычайно интересно.
   Очарование молодой царицы сделало свое дело, ей не пришлось прикладывать 
больших усилий, и Цезарь впервые сдался без боя.
   Птолемей и его министры узнали, что Клеопатра провела ночь у Цезаря, и 
поняли, что их дело проиграно.
   Не дожидаясь рассвета, Цезарь послал за Птолемеем. Неожиданно для самого 
себя из примирителя он превратился в защитника одной из сторон.
   Юный царь, уставший за последние дни и ночи от игр в политику, от советов 
своих опекунов, от войны, в которой он ничего не выигрывал, а только терял, 
повел себя как капризный мальчишка. Услышав требование явиться во дворец, он 
пришел в бешенство. Он кричал, что его все предали, кидался на придворных с 
кулаками, а потом сорвал с головы диадему и швырнул ее на пол.
   Наутро среди египтян начались волнения. Доверия к Цезарю никто не испытывал. 
Он поддался чарам Клеопатры, и уже одно это должно было вызвать гнев народа.
   Возможно, что, прими Цезарь сторону Птолемея, он сразу снискал бы поддержку 
и населения Египта, и египетского войска, но он обещал поддержать Клеопатру.
   А что до ненависти Потина… Чего можно было еще ждать от евнуха, ненавидящего 
саму любовь, следовательно, не простившего связи Клеопатры с римлянином. Он 
пробовал затеять заговор против Цезаря и вполне мог достичь желаемого, но 
Цезарь не терял бдительности во враждебной стране. Да и невозможно было бы уйти 
от возмездия любому, кто поднял бы руку на полководца.
   Через несколько дней Цезарь выступал перед жителями Александрии. Он 
потребовал, чтобы вместе с ним были Клеопатра и Птолемей. Рука об руку супруги 
и соправители вышли к народу. Цезарь обратился с речью. Он говорил о завещании 
Птолемея XII, в котором говорилось, что брат и сестра, как требует египетский 
обычай, должны жить вместе и совместно царствовать. Опекать и оберегать их 
будет могучий римский народ. Закончил он фразой: «В качестве диктатора я 
представляю римский народ. Выполнение воли их отца – мой долг».
   Чем же был Цезарь для Клеопатры? Любовником, советчиком, политическим 
союзником?
   Как царица, она следовала политике своего отца. Птолемеевский Египет 
сохранил свою независимость от Рима, тогда как Македония, царство Селевкидов 
покорились римской власти. Клеопатра следовала традиции, так же как и отец, не 
высказывая открыто сопротивления могущественному соседу. Обаяние незаурядной 
личности Цезаря, его возраст вселяли в нее уверенность в надежности любовника.
   Цезарь, конечно, как мудрый политик догадывался и о далеко идущих планах 
Клеопатры. Внезапно вспыхнувший роман после экстравагантного появления 
Клеопатры можно бы было объяснить ее безрассудностью, но… Слишком наслышан был 
Цезарь о коварстве египетской красавицы.
   Она не была похожа на тех женщин, которых называли красавицами. Она покоряла 
всех, кто видел ее, необыкновенным очарованием, которому трудно было 
противостоять. Очарование ее было в необычной остроте ума, в особой силе духа, 
которая проявлялась в разговоре, в ее словах, действиях. Обаяние ее подчиняло 
собеседников ее воле, сам звук голоса завораживал.
   «Чего ты хочешь, царица?» Она взмахнула ресницами, взгляд стал по-детски 
наивным и испуганным: «Только любить тебя, Цезарь». Цезарь нахмурился:
   «Я говорю сейчас с царицей или с женщиной, которая со мной на час?»
   Клеопатра поднялась с удобного ложа, подошла к окну, собрала в высокую 
прическу рассыпавшиеся по плечам волосы, вернулась к Цезарю, посмотрела на него,
 возлежавшего среди подушек, и только после этого ответила: «Я хочу вернуть 
величие Птолемеев. Я хочу править одна. Одна, Цезарь. Мой брат – ничтожество. 
Моя сестра Арсиноя глупа, как ослица. Как, по-твоему, Цезарь, кто из нас троих 
должен быть на троне?»
   Цезарь перевел в уме ее слова: «Ты поможешь мне, Цезарь?», – и улыбнулся. Он 
откровенно любовался ею, пока она говорила медленно, обдумывая каждое слово, 
каждую интонацию, взгляд, жест. Как жаль, что она не соглашалась до сих пор на 
то, чтобы скульптор изготовил ее портрет. Богиня! Царица! Настоящая великая 
царица!..
   Именно этот высокомерный взгляд и жесткий профиль появились позже на 
александрийских монетах. Голову венчает металлическая диадема, похожая на те, 
которые носили прежде египетские цари и царицы. Сделаны они были по образцу 
диадемы Александра Великого.
   Позже завоеватель, оказавшийся прекрасным рассказчиком, напишет книгу 
«Комментарии о Галльской войне», само название которой говорит о его 
политическом таланте. Изложение он поведет весьма странно – от третьего лица: 
«Цезарь пошел», «Цезарь договорился», «Цезарь разбил». Такая форма книги должна 
была создать видимость объективности изложения.
   «Царством управлял по малолетству царя его воспитатель – евнух по имени 
Пофин (Потин) Он прежде всего начал жаловаться среди своих приверженцев, что 
царя вызывают на суд для защиты своего дела. Затем, найдя себе нескольких 
помощников в задуманном деле среди царских друзей, он тайно вызвал войско из 
Пелусия в Александрию и командующим всеми силами назначил того же Ахиллу, о 
котором мы уже выше упоминали. Соблазнив его обещаниями от себя и от имени царя,
 он дал ему понять – письменно и через гонцов, – чего от него хочет. В 
завещании царя Птолемея были названы наследниками старший из двух сыновей и 
старшая из двух дочерей. Об исполнении этой воли Птолемей в том же завещании 
заклинал римский народ всеми богами и союзами, заключенными с Римом. Один 
экземпляр его завещания был через его послов доставлен в Рим для хранения в 
государственном казначействе (но хранился у Помпея, так как из-за политических 
смут его нельзя было передать в казначейство); другой с тождественным текстом 
был оставлен в Александрии и был предъявлен Цезарю запечатанным.
   Когда это дело разбиралось перед Цезарем и он всячески старался в качестве 
общего друга и посредника уладить спор между царем и царевной, вдруг сообщили о 
прибытии в Александрию царского войска и всей конницы. Силы Цезаря отнюдь не 
были настолько значительными, чтобы на них можно было положиться в случае 
сражения вне города».
   Итак, Цезарь хотел примирить Клеопатру с братом-мужем, зная прекрасно, что 
не о таком правлении мечтала царица.

   Примирение супругов
   Цезарь, сам того не ожидая, задержался в Египте надолго. Он собирал деньги и 
одновременно пытался уладить спор между Птолемеем и Клеопатрой. Главной его 
заботой были народные волнения, которые нельзя, конечно, было назвать 
настоящими бунтами или восстаниями. Народ возмущался притеснениями и 
вымогательствами. Особенное негодование вызывало то, что разграблению 
подвергались даже храмы. Солдаты Цезаря не брали во внимание то, что египтяне 
отличались особой приверженностью и любовью к своим богам. Ведь имели место 
даже войны между племенами разных верований внутри Египта.
   Цезарь также беспокоился, что вопреки желанию его возлюбленной очень трудно 
было примирить египтян с мыслью о том, что Клеопатра станет их правительницей. 
Народ прекрасно понимал, какое влияние оказывает Клеопатра на римлянина.
   Он остался в Александрии ради нее. Не стоило лгать самому себе. В случае 
отъезда Цезаря она оказалась бы в смертельной опасности. Любовь к ней помогла в 
сражении с войсками Ахиллы. Ради прекрасных глаз царицы он пренебрег долгом 
диктатора и своими политическими делами. Он знал, что в его отсутствие враги 
накапливают силы. Но его держала любовь.
   Цезарь улыбнулся. Перед глазами все еще стояла сцена, когда он объявил 
Клеопатре и ее смешному мужу о том, что властвовать они будут оба, Птолемей 
пришел в бешенство. Он закричал, но его слабый, почти мальчишеский, голос 
никого не напугал. Клеопатра нахмурилась, ей неловко было перед Цезарем. 
Незаметно она сделала знак рукой, чтобы мужу помогли выйти. Птолемей перехватил 
ее взгляд и закричал: «Меня предали». Потом его речь перестала быть разборчивой,
 он кричал и пытался прорваться через толпу придворных. Клеопатра застыла. 
Цезарь следил за ней – даже не опустила глаз царица, запоминая навсегда эту 
унизительную сцену. Только когда Птолемей вдруг остановился, повернулся и 
швырнул в ее сторону диадему, которая покатилась по полу к ее ногам, губы 
сложились в презрительную улыбку, глаза прищурились, пальцы рук сложились в 
кулаки.
   Тогда он возвел на трон обоих. При этом младшим детям Птолемея XII, царевне 
Арсиное и царевичу Птолемею, достался остров Кипр. Цезарь был настолько 
взволнован всеми последними событиями, что ничего не отнял из египетских 
владений, но еще прибавил за счет того, что принадлежало Риму.
   Эти действия принесли короткое успокоение. Потом опять вспыхнут волнения, и 
начнется война. А пока Цезарь смотрел на содеянное им и был доволен.
   Однажды вечером, во время очередного пира, где звучали речи, прославляющие 
мудрость Рима, примирившего царя и царицу, к Цезарю подошел преданный ему раб и 
рассказал о подслушанном разговоре. Раб не расслышал всего, о чем шла речь, но 
это был заговор, в этом раб был уверен. Заговор между Ахиллой и евнухом. Потин 
не успокаивался, и помочь ему обрести покой помогла бы только... смерть. Так 
решил Цезарь. А значит, снова война!

   Начало Александрийской войны
   Об этих и последующих военных событиях Цезарь сам пишет так:
   «Полагаясь на эти войска и презирая малочисленность отряда Цезаря, Ахилла 
занял всю Александрию, кроме той части города, которая была в руках у Цезаря и 
его солдат, и уже с самого начала попытался одним натиском ворваться в его дом. 
Но Цезарь расставил по улицам когорты и выдержал его нападение. В это же время 
шло сражение и у гавани, и это делало борьбу крайне ожесточенной. Войска были 
разделены на отряды; приходилось сражаться одновременно на нескольких улицах, и 
враги своей массой пытались захватить военные корабли. Пятьдесят из них было 
посланы на помощь Помпею, и после сражения в Фессалии они снова вернулись сюда; 
все это были квадриремы и квинкверемы, отлично снаряженные и готовые для 
плавания. Кроме них, двадцать судов – все палубные – стояли перед Александрией 
для охраны города. С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, 
завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и 
подкрепления. Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой 
борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас – наше спасение. Но 
Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли вместе с теми, которые 
находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми 
силами. Затем он поспешно высадил своих солдат на Фаросе…
   Против воли тех, кто занимает Фарос, ни один корабль не может войти в гавань 
вследствие узости прохода. Именно этого и боялся Цезарь; поэтому, в то время 
как враги были заняты сражением, он высадил туда солдат, захватил Фарос и 
поставил там гарнизон. Таким образом, и провиант, и подкрепления могли 
безопасно подходить к нему морским путем. Он разослал гонцов по всем ближайшим 
провинциям и вывел оттуда вспомогательные войска. В остальных частях города 
сражения оканчивались вничью. Ни одна из сторон не была отогнана (этому мешала 
узость места), и лишь немногие с обеих сторон оставались на поле битвы. Цезарь 
занял наиболее необходимые места и за ночь укрепил их. В той стороне города 
была часть царского дворца, где вначале Цезарю отвели помещение. К ней примыкал 
театр, который образовывал своего рода крепость со свободным доступом к гавани 
и к царской верфи. Эти укрепления Цезарь в последующие дни усилил так, чтобы 
они служили ему стеной и чтобы не приходилось бы принимать бой против воли.
   Между тем младшая дочь царя Птолемея в надежде овладеть вакантным престолом 
удалилась из дворца к Ахилле и вместе с ним стала руководить военными 
действиями. Но скоро между ними начались споры о первенстве, вследствие чего 
увеличивались подарки солдатам, так как каждый привлекал их на свою сторону не 
иначе, как ценой больших жертв. В то время как враги были заняты этим, Потин 
посылал к Ахилле гонцов и ободрял его продолжать начатое дело и не падать духом.
 Но эти посредники были выданы и арестованы, и Цезарь приказал казнить Потина».
   Потом историки будут недоумевать, почему население Александрии, враждебно 
относившееся к римлянам, было так пассивно в этой борьбе? Ведь часть жителей 
оказалась внутри римских укреплений, в районе царского дворца. Каким же образом 
горстка солдат Цезаря – всего несколько тысяч человек – смогла удержать в 
повиновении огромную массу людей, десятки тысяч? Ведь если бы александрийцы 
подняли восстание и в этой части города, римляне были бы уничтожены в течение 
нескольких часов. Но они не восстали.
   Найти ответ на этот вопрос несложно. Часть города, в которой укрепился 
Цезарь, была населена в основном иудеями, дружелюбно относившимися к римскому 
полководцу. Они считали врагом Помпея, одержавшего над ними победу. Помпею 
иудеи не смогли простить того, что несколько лет назад он захватил Иерусалим и 
осквернил иерусалимский храм. Теперь в лице Цезаря они увидели того, кто 
отомстит за них и исполнит волю богов.
   Над Цезарем и Клеопатрой простерли спасительное крыло иудейские боги. Помпей,
 сделав опрометчивый шаг более десяти лет назад, не мог предположить, что его 
поступок спасет того, кто будет виновником его смерти.

   Бегство Арсинои
   Тем временем Цезарь потребовал церемонии бракосочетания Птолемея и Клеопатры,
 где он мог бы от имени Рима приветствовать соправителей. Царица пошла на 
унизительный для нее акт – формальную церемонию бракосочетания с братом, но это 
не привело к фактическому примирению. Она попыталась еще раз поверить и брату, 
и Потину, но и тот и другой вынашивали план предательского захвата власти. Она 
даровала сестре Арсиное Кипр, а та не захотела удовольствоваться этим и посмела 
претендовать на египетский трон. И среди этого предательства он – единственный 
друг и любимый – Цезарь. Клеопатра вдруг поняла, что растаяли в ее душе 
ненависть к римлянам и жажда мщения. Не случайно доверял им отец, ведь и его 
тоже предавали именно тогда, когда он этого меньше всего ожидал. Вот только 
Арсиноя так и не поняла великодушия Цезаря. Как могла она поверить этому 
грубому солдафону Ахилле? Бежать к нему? Что за глупая девчонка! Конечно, чтобы 
досадить Клеопатре, он тут же провозгласил Арсиною царицей Египта. После этого 
формального коронования мятеж против Цезаря уже не был мятежом против законной 
государственной власти. Клеопатра была в ярости. Однако скоро события 
повернулись так, что оставалось только удивляться мимолетности удачи.
   Между бежавшей Арсиноей и начальником ветеранов Ахиллой начались раздоры. 
Они в борьбе за власть не стеснялись в выборе средств. Оба строили всевозможные 
козни друг против друга.
   Потин, который оставался во дворце с Птолемеем, выразил желание поддержать 
Ахиллу. Он испугался, что жажда власти у Арсинои может перейти границы, которые 
были ей очерчены. Она нашла себе нового сподвижника в лице евнуха Ганимеда. 
Ганимед никак не мог разделить сферы влияния с Ахиллой и решил использовать в 
своей борьбе Арсиною. Потин не успел помочь Ахилле – его предал собственный 
цирюльник. Потин был арестован и казнен. Причем о его казни было объявлено от 
имени царицы Клеопатры и... Птолемея XIII.
   С помощью своего воспитателя, евнуха Ганимеда, Арсиноя опередила Ахиллу в 
крайних мерах и приказала убить его. После смерти бывшего сподвижника она одна, 
без товарищей и без опеки, держала в своих руках всю власть. Войско было 
передано Ганимеду. Взяв эту должность, он увеличил подарки солдатам, но всем 
остальным продолжал руководить с бдительностью Ахиллы.

   Война с Ганимедом – борьба за воду
   Надо отдать Ганимеду должное, что если бы не слишком амбициозная Арсиноя, 
которая готова была пожертвовать всем ради власти, то он мог бы стать хорошим 
другом и сподвижником Цезаря. Его изобретательность не знала границ.
   Через некоторое время после начала военных действий Ганимед решил 
использовать в свою пользу особенность водоснабжения Александрии. Под городом 
шли каналы, которые воду Нила подводили к домам. Проходя через них, вода 
немного очищалась, так как не могла употребляться без системы очистки, она была 
слишком мутной и илистой. Не раз именно это вызывало эпидемии кишечных и 
инфекционных болезней в столице.
   Ганимед рассчитал, что река находилась именно в той части города, где стояли 
его войска. Реально было оставить римлян без водоснабжения, так как они 
пользовались водой из каналов и водоемов частных домов.
   По приказу Ганимеда солдаты быстро заложили подземные каналы и отгородили 
все части города, которые занимал он сам. Затем они начали выкачивать воду из 
моря вальками и машинами и пускать ее с верхних местностей в ту часть, где был 
Цезарь.
   Жители города изумлялись, почему вода в их колодцах стала такой соленой? 
Пока можно было терпеть, люди молчали, но скоро вода стала слишком горькой и не 
пригодной для употребления.
   В рядах солдат Цезаря началась паника. Их не мог устрашить самый жестокий 
противник, но смерть от жажды была пострашнее встречи с неприятелем на поле 
брани. В адрес Цезаря посыпались упреки в том, что он не торопится с приказом 
отступить на кораблях. Но полководец осознавал опасность такого отступления под 
наблюдением александрийцев. Римляне будут слишком уязвимы.
   Он пытался заставить своих людей поверить в то, что пресную воду можно 
добыть, если вырыть колодцы или привезти воду по морю. О бегстве он и не думал. 
Уже теперь было трудно выдерживать атаки неприятеля, нельзя покидать укреплений,
 так как войско Цезаря было гораздо малочисленнее армии Александрии.
   Спокойствие Цезарю давалось большим трудом, но ему удалось убедить солдат в 
своей правоте. В одну ночь были вырыты колодцы, которые обеспечили всю его 
армию достаточным количеством пресной воды. План бескровной победы Ганимеда 
провалился.
   Через два дня после блистательного решения Цезаря к берегу Африки, недалеко 
от Александрии, пристал легион солдат Помпея. Знаменитый 37-й легион из тех, 
кто сдался. Корабли были богаты хлебом, оружием, даже метательными машинами. 
Солдаты не рассчитывали задержаться у берега надолго, но погода не позволяла 
продолжить путь, и стала чувствоваться нехватка воды. Экипаж решил известить об 
этом Цезаря, послав к нему быстроходное судно.
   Цезарь во главе флота, но без сопровождения солдат достиг Херсонеса. Этот 
шаг был довольно рискованным, но оставлять укрепления беззащитными было бы 
опрометчиво. На суше несколько гребцов ушли слишком далеко от кораблей и были 
захвачены в плен всадниками неприятеля. Известие о том, что Цезарь прибыл без 
флота, вселяло уверенность в александрийцев, что это сама судьба посылает им 
удачу.
   Цезарь хотел избежать открытого сражения, так как наступала ночь, местность 
была ему незнакома, слов для того, чтобы ободрить солдат, он не находил.
   И опять римлянам пришлось идти на крайние меры. Выход, найденный ими, не 
могли бы предугадать даже мастера стратегии. Цезарь приказал все корабли, 
которые только можно было, вытащить на сушу там, куда, по его предположению, не 
могли подойти неприятели.
   Бой состоялся и окончился полным успехом Цезаря. Если бы не наступившая ночь,
 он овладел, может быть, всем флотом. В Александрию он прибыл победителем, 
вселявшим ужас в неприятеля.
   Александрийцы во главе с Ганимедом все свои силы бросили на укрепление флота,
 видя в этом залог будущих побед.
   Цезарь тоже готовился к решительному бою. Клеопатра ни на день не хотела 
оставлять своего возлюбленного. Она сопровождала его, куда только было возможно.
 Если он задерживался в Александрии, то это были самые счастливые дни и ночи. 
Они любили друг друга и не могли насладиться этой любовью. Казалось, что этим 
отношениям не будет конца.
   Но Цезарь, не доверяя александрийцам, все же оставлял толику сомнения в 
своей душе. Не ищет ли в его лице Клеопатра только крепкую защиту, надежный 
тыл? Так много слухов и сплетен ходит вокруг ее имени и вокруг последних 
событий!

   Ночь с Цезарем
   Ночь дышала прохладой, даря короткий отдых изнуренным от зноя солдатам. 
Цезарь обошел лагерь, ободрил раненых, сверкнул гневным взглядом на не в меру 
разгулявшихся и вернулся к Клеопатре.
   Она ждала его, как всегда свежая, отдохнувшая, как будто дневная жара вовсе 
не действовала на нее. Цезарь еще раз удивился способности возлюбленной 
оставаться прекрасной и днем, и ночью, и даже утром, когда он сам, заспанный и 
хмурый, предпочитал, отвернувшись от Клеопатры, прежде умыться ледяной водой. 
Или он просто осознавал, что разница в возрасте между ними слишком велика, и не 
хотел вызвать насмешливую улыбку женщины. Она и так уже намекала ему, солдату, 
на свое проверенное средство от... облысения. Цезарь не скрывал до сих пор того,
 что не обладал роскошной шевелюрой. Он никогда не обращал внимания на этот 
свой недостаток. Но Клеопатра вновь и вновь заставляла его внимательнее 
относиться к собственной внешности. Несмотря на юный возраст, она была уже 
автором большого трактата о лечебной силе трав, минералов и всевозможных масел.
   Вот и сейчас Цезарь ощущал тончайший аромат незнакомого ему душистого масла. 
Ее брови и ресницы были подкрашены сурьмой, красной охрой она подчеркнула 
капризную линию губ, которые как всегда улыбались ему приветливо и нежно. По 
моде Египта ладони и подошвы ног окрашены хной. Такие ухищрения смешили Цезаря. 
Ну разве она не понимает, что будет желанной, даже если рядом окажется сама 
богиня любви?
   Но именно сегодня Цезарь готовил Клеопатре нелегкий вечер. Ему надоели 
сплетни и слухи, особенно один, касающийся Арсинои. Неужели действительно его 
любимая неискренна с ним!
   «Мой Цезарь! – ее голос звенел счастьем. – Ты чем-то озабочен? Случилось 
что-нибудь? Ты огорчен? Плохие новости?» Цезарь невольно улыбнулся. Как много 
вопросов. Все-таки она совсем еще девочка, его царица. Иногда ему кажется, что 
она просто играет в эти взрослые проблемы, играет в царицу, примеривая на себя 
чужое платье со всеми сложностями, войнами, убийствами...
   «Я сегодня говорил со своими командирами, Клеопатра. Война еще не закончена, 
мы все еще в опасности». «С тобой я не чувствую опасности, любимый. Мне не 
страшно, я надежно защищена, как при жизни отца».

   «Скажи мне, Клеопатра, как лично ты относишься к бегству твой сестры 
Арсинои? Не ты, царица, а ты, сестра?» «Ты задаешь странные вопросы, Цезарь», – 
Клеопатра не отводила глаз. Она действительно не понимала, почему вдруг ночью, 
когда они наконец-то остались вдвоем, ее возлюбленный устраивает ей допрос. 
«Ведь для тебя не было сюрпризом или неожиданностью ее бегство? Скажи мне 
правду» «Объясни, откуда эти подозрения, и тогда я смогу ответить тебе так, как 
ты хочешь. Я смущена, Цезарь. Никогда еще ты не выражал так открыто недоверие 
ко мне», – Клеопатра приподнялась на ложе, опираясь на руку. Волосы рассыпались 
по обнаженным плечам. Ах, как не вовремя начат этот разговор. Как она хороша! 
Цезарь отвел глаза: «В лагере ходит слух, что ты заранее знала обо всем, но 
молчала. Может быть, ты даже тайно помогала сестре выбраться из дворца, скрыв 
свое участие от нас. А может, и от самой Арсинои?» «Слишком сложно, Цезарь, – 
Клеопатра усмехнулась. – Я не стала бы так усложнять игру, если бы захотела 
обмануть мою сестру. Она глупа и недальновидна. Ты сам это видишь по тому, как 
поторопилась она заявить свои права на трон. Девчонка! Мне ее даже немного 
жаль». «А я не вижу ничего удивительного в таких слухах, моя царица. Избавляясь 
таким образом от сестры, ты одновременно ловко скомпрометировала ее и в моих 
глазах, и в глазах Рима. Единственная претендентка на престол устранена. Без 
крови, без излишних сложностей. В честолюбии, моя дорогая, вы не уступаете друг 
другу, – Цезарь насмешливо потрепал Клеопатру по щеке. – Ты, моя любовь, как и 
все Птолемеи, способна на любое преступление в борьбе за престол. Это у вас в 
крови, прости за откровенность. Во всяком случае Арсиноя доказала это в борьбе 
с Ахиллой. Это ведь она наняла убийц». «Неужели ты действительно думаешь, что я 
способна на такое низкое предательство?» «Думаю, Клеопатра. Я уверен, что тебя 
не остановит ничто. Тем более сейчас, когда ты теряешь трон». Клеопатра 
возмущенно вздернула твердый подбородок: «Я храню тебе верность, я всегда жду 
тебя в твоей ставке, я...» «Я нужен тебе, моя красавица, моя царица. Но мне 
страшно подумать о том времени, когда я буду бояться поворачиваться к тебе 
спиной». «Такое время не наступит, Цезарь. Я люблю тебя». И он опять поверил ей,
 своей царственной возлюбленной. Да и как он мог противиться ее очарованию, 
мягкой кошачьей грации, темным глазам, в которых было столько тепла, 
преданности и страсти!

   Битва за Фарос
   Теперь целью Цезаря было оградить себя и свое войско от возможных 
случайностей. Этого можно было достичь, захватив остров Фарос с примыкающей к 
нему плотиной. В феврале 49-го года Эвфранор, командующий римским флотом, с 
разрешения Цезаря напал на остров. Фаросцы не смогли долго сопротивляться 
хорошо обученной армии. Цезарь разрешил солдатам воспользоваться добычей и 
разграбить дома. Форт у моста поблизости от Фароса он укрепил и поставил там 
гарнизон. Дальнейшие события чуть было не стоили Цезарю жизни.
   Ему не удалось установить полный контроль над дамбой, соединяющей Фарос с 
александрийским берегом. Египетский десант неожиданно напал, помешав солдатам 
Цезаря сооружать баррикады на ближайшем к берегу конце дамбы. Сначала завязался 
бой, но через некоторое время стал ощущаться перевес в силах у александрийцев. 
Римские легионеры неожиданно запаниковали и бросились в беспорядочное бегство. 
Александрийцы, по-видимому, ободренные этим, начали энергичное преследование. 
Часть отступающих добралась до ближайших кораблей, но корабли не могли 
выдержать такого количества людей и стали тонуть. Те, кто не успел убежать, 
были перебиты египетским войском. Страшно было смотреть тем, кто наблюдал за 
боем, как солдаты, прикрывая головы щитами, пытались вплавь достичь кораблей, 
готовых к отходу. Цезарь, не имея сил сдержать беспорядочное отступление, 
пытался хотя бы ободрить своих солдат, хотя сам тоже находился в опасности. 
Вместе с последними солдатами он отступил к своему кораблю, но тот оказался 
настолько перегружен солдатами, что не было возможности даже оттолкнуть его от 
берега. Цезарь бросился в воду, чтобы вплавь добраться до ближайших кораблей. 
Со всех сторон на него сыпались стрелы, однако он упорно плыл, держа в правой 
руке важные документы. Он видел, как его корабль, перегруженный людьми, погиб. 
Доплыв до ближайшего судна, Цезарь стал посылать свободные лодки за 
изнемогавшими людьми, спасая своих верных солдат. Немногих удалось спасти. В 
этом сражении римляне потеряли около четырехсот легионеров, еще больше было 
убито гребцов и флотских солдат.
   Несмотря на поражение, римляне доказали противнику, что неудачи не лишают их 
мужества. Легионеры снова рвались в бой, чтобы отомстить за свое поражение и 
гибель друзей.
   Теперь пришло время Цезарю заняться внутренними делами Египта. Ведь Птолемей 
XIII все еще оставался под домашним арестом. Он, сам иногда не понимая этого, 
оставался главным источником дворцовых интриг и конфликтов.
   В это время от александрийцев пришло неожиданное послание с просьбой выдать 
им царя. Царствование девочки, Арсинои, им уже, по-видимому, надоело, ведь оно 
не приносило ожидаемых результатов. Война не утихала и шла с таким переменным 
успехом, что заставляла египтян задуматься о ее исходе. Жестокая тирания 
Ганимеда также начала напрягать окружающих его военачальников и солдат. Теперь, 
говорилось в послании, все население готово подчиняться приказам царя. Если 
царю будет угодно, они готовы перейти под покровительство Цезаря и заключить с 
ним дружественный договор. С этими словами явились египтяне к Цезарю.
   Конечно, Цезарь, наученный горьким опытом общения с египтянами, не был 
склонен верить им. Однако на этот раз он счел возможным согласиться. Таким 
образом можно было обезопасить Клеопатру и себя от противника в своем доме. Ему 
было известно о тайных сношениях Птолемея XIII и александрийцев. Цезарь со 
свойственным ему остроумием сказал, что в лице царя они приобретут вождя для 
ведения дальнейшей войны. Для него же, великого Цезаря, будет гораздо 
благовиднее вести войну с законным царем, а не с самозванкой и шайкой 
авантюристов.

   Тайное совещание супругов
   В тот же день состоялся разговор Клеопатры и царя. Цезарь присутствовал при 
тайном совещании супругов на правах опекуна малолетнего монарха.
   Птолемей осунулся, похудел и стал похож на изможденного непосильным 
испытанием ребенка. В глазах его плескался страх, когда она, опустившись перед 
ложем на низенький стул, взяла его за руку: «Я знаю, брат, что мы не можем 
сейчас доверять друг другу. Слишком многое стоит между нами. Волей богов мы 
стали мужем и женой. Но вспомни – Осирис и Исида могли править вместе. Если же 
нам не суждено быть верными супругами, если мы не можем править в согласии, 
давай хотя бы подумаем, как сохранить царство нашего отца. Он не дал бы 
разорить его». При этих словах сестры губы Птолемея исказила злобная усмешка. 
«Не надо, Птолемей, не думай сейчас плохо о нашем отце. Подумай о своем городе. 
Александрия обезображена пожарами, сгорели богатства библиотеки, пострадали 
храмы, разрушены дома. Ты слушаешь, меня, брат мой?» Птолемей сидел молча, 
никак не реагируя на речь сестры. Подняв глаза на Клеопатру, он почти шепотом 
спросил: «Почему ты меня называешь братом, Клеопатра? Ты не хочешь назвать меня 
мужем потому, что с нами этот римлянин?» Сердце Клеопатры на миг сжалось. Он 
был так похож на обиженного ребенка, на обиженного незаслуженно и жестоко. Так 
распорядилась судьба, что между ними были годы и никогда не стали бы они 
влюбленными супругами. Он был свидетелем ее любви к младшему Помпею, теперь он 
видел рядом с женой красивого, сильного воина. Он имел право бунтовать, 
маленький жалкий мальчик. «Прости меня, Птолемей, – Клеопатра взяла обе руки 
брата в свои теплые ладони. – Но мы сейчас не можем говорить о наших 
взаимоотношениях. Твои друзья хотят, чтобы ты отправился к ним. Не будем же 
сейчас строить вражду, будем пытаться строить мир. Надо образумить наших 
сограждан и спасти их. Только путем доверия римскому народу можно достичь мира. 
Ведь ты сам доверяешь Риму, брат?» И опять в ответ на ее слова – злобная кривая 
усмешка. Клеопатра попыталась не обращать внимания на эту реакцию Птолемея: 
«Цезарь доверяет тебе, ведь он готов отпустить тебя к твоим вооруженным друзьям 
без всяких условий». И тут вдруг произошло то, чего не ожидали ни Клеопатра, ни 
Цезарь. Птолемей заплакал. Захлебываясь слезами и задыхаясь, он стал просить 
Цезаря не отпускать его. Он не хочет никуда уезжать от сестры. Он не хочет 
царства, он хочет только оставаться с ним, великим Цезарем, и с милой 
Клеопатрой. Ведь именно такой была воля его отца. И теперь Цезарь должен 
исполнить его просьбу и не лишать своего покровительства его, слабого сейчас и 
неопытного в дворцовых интригах царя. Цезарь, растерявшись, готов был уже 
прижать плачущего ребенка к своей груди, но, оглянувшись на Клеопатру, 
остановился. Сколько презрения, ненависти было в ее глазах! Теперь пришло ее 
время улыбаться, не скрывая злобы. В ответ на взгляд Цезаря она только 
решительно кивнула в сторону выхода и сама первой вышла из комнаты. Цезарь 
слышал, как она резко выкрикнула что-то на незнакомом ему наречии. То, что это 
было нечто грубое, он понял только по реакции Птолемея. Тот мгновенно замолчал, 
слезы высохли, и он так же дерзко ответил. «Что он сказал, Клеопатра?» Она, не 
ответив, вдруг бросилась к нему на шею, обняла так крепко, как только могла, и 
зашептала ему на ухо: «Помоги мне разорвать наш брак, Цезарь. Я не хочу больше, 
чтобы меня называли женой этого убожества. Не верь ему, Цезарь. Не верь ни 
одному слову. Приготовься к войне. Послушай свою Клеопатру. Я пока не могу 
сказать тебе всего, но только береги себя и живи, пожалуйста, живи, мой Цезарь, 
моя любовь».

   Освобождение Птолемея. Окончание войны
   Действительно, Птолемей после выхода из-под домашнего ареста повел войну 
против Цезаря так энергично, что удивил даже видавших виды легионеров Рима.
   Александрийцы получили вождя, но заметили, что это не придало их войску силы.
 Во время боев они потеряли и численность, и решимость солдат. Случилось и 
совсем неожиданное – солдаты, увидев долгожданного царя, разочаровались в нем и 
стали насмехаться над его юным возрастом и физической слабостью.
   Чтобы доказать свою состоятельность, Птолемей провозгласил себя 
главнокомандующим, стал оттеснять Арсиною от власти и объявил о намерении 
продолжать военные действия против Цезаря. Морское сражение под Канопом стало 
неблагополучным для римлян. В неравном бою погиб герой Эвфранор. Его считали 
достаточно сильным и опытным воином, и помощь не пришла вовремя. Он погиб 
вместе со своей победоносной квадриремой.
   Бои шли уже полгода, но решительного перевеса в силах не замечали ни 
александрийцы, ни римляне. Войска Цезаря теряли силы, подкрепление 37-го 
легиона не решило исхода войны.
   Неожиданную помощь получили римляне из Сирии и Киликии. Но это не были 
римские легионы. Заслужить расположение и дружбу Цезаря стремились со всех 
сторон сирийцы, финикийцы, арабы, греки, иудеи! Может быть, определенную роль 
играла здесь ненависть к египтянам, а может быть, действительно авторитет 
Цезаря был настолько велик, что люди объединились в такие разноплеменные отряды.

   Возглавлял войска Митридат из Пергама. Он примирился в свое время с 
господством римлян в отличие от своего родственника Митридата из Понта. Тот в 
результате войны с Римом лишился царства, бежал в Крым и покончил с собой 
покинутый всеми и забытый. После поражения Помпея, в войске которого он был, 
Митридат Пергамский решил теперь доказать свою преданность Цезарю. Отношения 
этих воинов показали, что Цезарь не ошибся в товарище. Он оказался одним из 
самых надежных соратников. Иудейский контингент к ним присоединился позже. 
Наверное, в их решении играла роль обида на Помпея, разрушившего царство 
Селевкидов, осквернившего Иерусалимский храм. И теперь они спешили на помощь 
тому, кто победил из обидчика. В отличие от Цезаря, который был благодарен 
Иудее за помощь, Клеопатра относилась к ней весьма негативно. Иудея когда-то 
была собственностью Птолемеев. Царица не могла простить потерю этих земель. 
Евреи платили ей той же монетой. В самой Александрии они не любили Клеопатру. 
Она не считала их достойными гражданами Александрии, отличая от греков или 
других эллинизированных народов. Евреи не включены были даже в число 
получателей хлеба в год неурожая.
   По законам Египта царица была права, но по правилам человеколюбия ее 
поступки не могли не вызвать недовольства еврейского населения. Правда, они не 
забывали и факт того, что Клеопатра выделила средства на строительство синагоги,
 изучала их язык и, помня наставления отца, стремилась поддерживать хотя бы 
ровные отношения с этой частью своего народа. Возглавлял войско иудеев Антипатр.

   Во главе пятисот латников именно он первым ворвался на стены крепости 
Пелусий. Потом, когда войска уже шли по территории Египта, он склонял иудейское 
население страны на сторону Рима. Так же восемь лет назад он действовал, 
помогая восстанавливать Авлета на царство.
   Еще не достигнув Александрии, Митридат со своим многочисленным войском 
одержал ряд побед над египтянами, и эти неутешительные новости быстро дошли до 
Птолемея. Юный царь понимал, что теперь исход войны будет зависеть от того, 
насколько быстро он сумет помешать воссоединению войск Митридата и Цезаря.
   Цезарь двинулся навстречу союзнику, пытаясь опередить Птолемея.
   27 марта 47 г. произошло решающее сражение. Армия Птолемея была окружена, 
лагерь взят приступом.
   В этот же день вечером Цезарь с триумфом вернулся в Александрию. Столица 
покорно склонилась перед римлянином. Жители сами шли к нему навстречу со 
статуями богов. Египет сдавался на милость победителя.
   Даже после окончания боя продолжались массовые убийства сторонников Птолемея,
 не избежали этой участи и габинианцы, предавшие Цезаря.
   Не было среди тех, кто сдался, только царя Птолемея XIII.


   2. Цезарион – дитя большой политики

   «Покуда бог путешествовал, Исида оставалась в Египте и правила страной.
   После того как Осирис возвратился из миссионерского путешествия, Сет, тайно 
влюбленный в Исиду, задумал убить Осириса и захватить земной престол. Он вошел 
в сговор с царицей Эфиопии Ассо, поддержавшей его умысел, и к ним 
присоединились еще семьдесят два демона, недовольных правлением Осириса.
   Сет тайком измерил рост Осириса и по снятой мерке изготовил сундук, 
украшенный золотом и узорами из поделочных камней. Когда сундук был готов, Сет 
и остальные заговорщики устроили званый пир, на который пригласили и Осириса.
   В разгар празднества Сет принес сундук в зал. Гости наперебой стали выражать 
восхищение великолепным изделием. Тогда Сет, как бы в шутку, сказал: «Ложитесь 
по очереди в сундук! Кому он придется впору, тот и получит его в подарок.
   Пьяные гости стали забираться в сундук, но для одних он оказывался слишком 
велик, для других – чересчур мал, для третьих – слишком широк или слишком узок. 
Наконец подошла очередь Осириса. Ни о чем не подозревая, бог улегся в сундук. В 
тот же миг заговорщики захлопнули крышку, обвязали сундук ремнями, отнесли его 
к реке и бросили в воды Танисского устья. С тех пор это устье считалось у 
египтян ненавистным и проклятым.
   А произошло это на двадцать восьмом году правления Осириса в семнадцатый 
день месяца Атир»...

   Смерть Птолемея XIII
   В тот же день, как окончилась война и александрийцы сдались, Цезарю донесли, 
что тело юного царя обнаружено после битвы среди погибших египтян. Оно было 
занесено речным илом. Река как будто стремилась скрыть останки несчастного 
мальчика. Его узнали только благодаря дорогим золотым доспехам. Их Цезарь вынес 
народу для окончательного утверждения своей победы. Это положило конец слухам о 
том, что царю удалось бежать или что царь пропал без вести и позже объявится в 
одной из соседних стран.
   Он пришел к Клеопатре сам, чтобы объявить ей, что она свободна. Царица 
выслушала скорбную весть достойно, обронив слезу по погибшему.
   «Мне жаль, что он погиб так нелепо. Он мог бы править, если бы захотел», – 
только и сказала она.
   Цезарь не был удивлен такой реакции Клеопатры. Скорее всего его, наверное, 
неприятно поразили бы притворные слезы и погребальные вопли царицы. 
Воспоминания о замужестве у нее остались самые неприятные. Имя мужа не было 
священным для царицы. Она не сравнивала его с возлюбленным Осирисом. Как жил, 
так и умер. Смерть была освобождением и для Клеопатры, и для Птолемея.
   «Теперь тебе нужен другой муж, любовь моя. Ты не можешь оставаться вдовой 
долго». «У меня есть муж». Цезарь удивленно поднял брови, и в его глазах 
заплескалась насмешка: «Ты изменяла мне с кем-то, притворщица? И уже нашла 
замену Птолемею? Кто же он, этот счастливый соперник великого полководца?»
   «Много вопросов, Цезарь. Ты можешь увидеть его немедленно. Мой муж красив и 
умен. Он смел и силен, как лев. Никто не заменит мне его, и ничто не заменит 
мне его любви. Подойди к зеркалу, и ты узнаешь, кто мне дороже всего на свете. 
И пусть великая Исида будет свидетелем того, что я не лгу тебе».
   «Моя Клеопатра называет мужем меня, простого смертного, недостойного даже 
быть пылью с ее сандалий?» – Цезарь обнял возлюбленную. «Ты умен, Цезарь, но 
слеп, как дитя. Если бы ты был чуть внимательнее ко мне, ты понял бы, что своим 
мужем я тебя называю не случайно. Как же мне еще называть отца того ребенка, 
которого я чувствую сейчас под своим сердцем. Он родится совсем скоро Цезарь. 
Твой сын. Я подарю тебе самого прекрасного ребенка, здорового, сильного, как 
его отец».
   Цезарь был ошарашен и смущен. Он действительно замечал изменения, 
происходившие с Клеопатрой. Немного отяжелел стан, медленнее стали движения, 
капризней характер. В ее лице тоже что-то изменилось. Глубина темных глаз 
завораживала, она все чаще замолкала, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
   Он был счастлив. Как успевает она, эта необыкновенная женщина, одновременно 
плести интриги, устраивать заговоры, вести войну и носить ребенка. Поистине она 
настоящая богиня, его возлюбленная, блистательная царица Клеопатра!

   Супруг и брат Птолемей XIV
   Через несколько дней после того, как Цезарь объявил окончание войны, он 
сообщил свое решение о том, каким он видит будущее Египта. Этого решения ждали 
и боялись. Оно могло принести такие изменения, которые повлекли бы за собой 
полную утрату независимости страны, после чего она станет новой провинцией Рима.
 Эти планы обсуждались много лет, и выдвигал их когда-то именно Цезарь. Теперь 
он увидел своими глазами и испытал на себе страшную неприкрытую ненависть 
мятежных египтян. В такое время опасно было сохранять политическую 
независимость ненадежной стране. Любой римский авантюрист-политик мог сделать 
ее ареной для своих интриг. Однако Цезарь проявил небывалое и неожиданное 
великодушие. Никто, наверное, не знал истинную причину последующих решений. 
Никому пока Клеопатра не объявила имя отца своего будущего ребенка. Сплетни? 
Сплетни не в счет Их вокруг ее имени было и так слишком много.
   Цезарь объявил, что завещание Птолемея XII сохраняет силу для римского 
народа, а значит, и для него, Цезаря, как для представителя Рима. Неожиданная 
безвременная гибель юного царя, однако, заставляет внести некоторые изменения в 
старое завещание.
   Согласно воле Цезаря Арсиноя, сестра действующей царицы, должна покинуть 
Египет и отправиться в Рим, чтобы там выслушать решение по поводу ее 
преступлений.
   Кипр возвращается Птолемеям. Это было обещано давно, и пора исполнить 
обещание. Это решение неожиданно повысило авторитет Цезаря в Риме.
   Цезарь вознаграждал также Иудею за поддержку в Александрийской войне. Ей 
были переданы некоторые земли, отторгнутые еще при Помпее. Римский сенат по 
требованию Цезаря снял запрет на богослужение в синагогах.
   И главное свое решение Цезарь приберег напоследок. Отныне супругом и 
соправителем Клеопатры станет... ее десятилетний брат Птолемей XIV!
   Это решение было одобрено царицей. Ей было абсолютно все равно, кто займет 
официальное место ее соправителя и супруга. Он все равно не сможет оказать 
никакого влияния ни на ее жизнь, ни на взаимоотношения с Цезарем.
   Клеопатра продолжала чеканить монеты только со своим изображением, 
подписывала законы только своим именем. Новый регентский совет полностью 
зависел от царицы и подчинялся ей.
   Мечта Клеопатры сбылась, она избавилась от самой сильной соперницы – сестры 
Арсинои, которая была арестована у нее на глазах, и теперь осталось только 
избавиться от нее навсегда.
   Теперь задачей царицы было упрочить отношения с Цезарем, завоевав не только 
его любовь, а полностью привязав его к себе. Царица не могла не заметить того, 
что Цезарь оставил в Египте гарнизон из иностранных солдат. Такие легионы были 
необходимы, по словам полководца, для поддержки власти новых монархов. 
Клеопатра понимала, что в случае малейшей ее ошибки, из-за которой она будет 
уличена в неверности Риму, оружие солдат Цезаря легко обратится против нее. Три 
легиона, оставшиеся в Египте, подчинялись непосредственно Риму. Командиром их 
стал вольноотпущенник Руфион.
   Находясь под покровительством Рима, Клеопатра могла наслаждаться практически 
единовластным правлением. Она и Цезарь были всегда вместе, ожидая появления на 
свет своего ребенка.
   В стране сохранялось относительное спокойствие. Такой же покой царил и во 
дворце Египетских монархов. Теперь здесь наслаждались любовью египетская царица 
и римский диктатор.

   Путешествие в Верхний Египет
   Царский квартал располагался в восточной части Александрии. Его территория 
тянулась вдоль берега моря, и прохладный ветерок с запахом соли и водорослей 
вечером овевал разгоряченные тела любовников. На огромной территории вокруг 
дворца располагались храмы и сады, в которых можно было любоваться скульптурами 
известных мастеров. Цветы и деревья скрывали мусейон и библиотеку. Клеопатра 
требовала образованности не только от себя, но и от своих придворных. 
Грамотность была в чести при дворе царицы. Здесь же вдалеке стояли казармы 
царских солдат, готовых пожертвовать жизнью ради своей красавицы-царицы. Самым 
почитаемым местом были усыпальницы Александра Македонского и Птолемеев. Именно 
сюда пришли поблагодарить своих покровителей за одержанную сложную победу 
Цезарь и освобожденная царица.
   Здание дворца было одним из самых великолепных, которые когда-либо и 
где-либо видел Цезарь. Много стран и столиц было у него за спиной, но Египет 
поражал своей утонченной красотой и величием. В просторном дворцовом комплексе 
Клеопатра иногда целый день могла не встретить своего нового мужа, который 
предпочитал не попадаться на глаза старшей сестре.
   Беременность даже на последних месяцах не мешала царице сопровождать Цезаря 
в его путешествиях.
   Клеопатра возлежала среди подушек и служанка опахалом пыталась хоть 
чуть-чуть облегчить страдания царицы, с трудом переносившей дневной зной.
   «Ты страдаешь, милая? – Цезарь был так внимателен и заботлив, что Клеопатре 
иногда хотелось, чтобы ее беременность длилась вечно. – Как поживает маленький 
Птолемей?» «Ты уверен, что это мальчик, Цезарь?» «Это не мальчик, это будущий 
царь. У Египта должен быть царь, достойный этой прекрасной страны. И ты родишь 
его, моя любовь». «Я хотела вечером поговорить с тобой Цезарь. Но раз ты нашел 
время сейчас зайти ко мне, может быть, ты уделишь своей жене несколько минут?» 
«Мне нравится, когда ты называешь меня мужем, но будь осторожна, Клеопатра, 
опекунскому совету маленького царя это может не понравиться». «Им нравится то, 
что нравится мне. У меня очень серьезное предложение к тебе, дорогой, и я прошу 
внимательно выслушать меня. Нам необходимо вместе отправиться в путешествие по 
Египту...» «О каком путешествии ты говоришь, когда без твоего лекаря, 
благодарение богам, что он достаточно искусен, ты не проводишь ни дня! Дождемся 
рождения сына и тогда будем думать о политике». «Выслушай меня, милый, выслушай 
и постарайся понять. Ты победил, но настоящая победа еще впереди. Египет – это 
не только Александрия, где каждый счастлив назвать тебя другом. Египет – это и 
те, кто живет за пределами столицы. Их так много, что они составляют для меня 
настоящую ценность. Это мои люди. В прошлом году они стойко пережили неурожай. 
Ты знаешь, как дорог мне Верхний Египет, как любила я бывать там с моим отцом. 
Может быть сейчас, пока дела не позвали тебя в Рим, мы сможем поехать в мои 
дальние провинции? Это было бы так прекрасно, Цезарь, и для тебя, и для меня. 
Ты укрепил в Египте справедливое правление, теперь как победитель ты проедешь 
по тем землям, которые покорились тебе».
   Цезарь не отвечал. Он знал, что Клеопатре опять удастся уговорить его, 
убедить в своей правоте. Спорить с ней он не любил, тем более что она даже в 
такое сложное для нее время последних месяцев беременности продолжала думать о 
политике. Мог ли он не поддержать ее?
   В 47 г. в сопровождении небольшого войска Клеопатра и Цезарь отправились на 
кораблях по Нилу.

   Для этой поездки царица повелела снарядить необычное судно. Она должна была 
появиться во всем блеске своего величия. И она достигла желаемого. Надолго 
запомнили те, кто видел его, это грандиозное зрелище. Корабль Клеопатры был 
длиной почти 100 м, шириной – 15 м. Настоящая двухэтажная вилла с коллонадами 
из кедра и кипариса поднималась на высоту 15 м. Роскошный зал для обедов был 
украшен золотом и слоновой костью. На корабле Клеопатра приказала устроить даже 
два храма – Афродиты и Диониса.
   Сопровождали царицу 400 кораблей эскорта. Обойтись меньшим количеством 
охраны она не могла, так как врагов не становилось меньше. Цезарь и Клеопатра 
рассчитывали добраться до южных границ Египта, но путешествие пришлось 
несколько сократить из-за недовольства римских солдат, сопровождавших Цезаря. 
Они не видели реальной пользы для себя и смысла для Рима в этой поездке.
   Клеопатра вдруг почувствовала себя хуже и, несмотря на присутствие лекарей, 
решила вернуться раньше, чем предполагала. Всего два месяца удалось прожить 
Цезарю с его возлюбленной в мире и любви. Он увидел множество прекрасных 
памятников древности. Он увидел пирамиды, неподвластные времени. Его 
приветствовал великий жрец Пшерени-Птах в Мемфисе. Он короновал отца Клеопатры 
за тридцать лет до ее триумфа, именно ему, совсем ребенку, выпала честь 
увенчать голову монарха змеиной короной фараонов. Теперь он был счастлив, этот 
еще совсем не старый жрец, увидевший сияющие глаза своей царицы. Она ждала 
ребенка, и это было приятным сюрпризом для Пшерени-Птаха.
   Клеопатра была поражена, каким великолепием сиял храм: «Я помню его совсем 
другим, Птах. Ты занимался все это время художественными работами? Твои мастера 
очень искусны. Хотела бы я, чтобы они и мне так же расписали храм Исиды». «Моя 
царица своим великолепием освещает все вокруг и даже храмы богов». Клеопатра 
улыбнулась. Как и в юности, Пшерени-Птах был щедр на приятные комплименты. «Моя 
царица заметила изменения в храме. Мне приятно, что труд, вложенный мною в храм,
 не пропал зря. Я ведь не случайно приступил к работам, Клеопатра. Однажды, год 
назад, явился мне во сне сын божий Имхотеп, сын Птаха, и потребовал, чтобы я 
выполнил работы по украшению храма, в котором покоится его тело. В награду за 
это он обещал мне... Ты ведь знаешь, великолепная, что в моей семье несколько 
лет проливались слезы. Моя любимая жена, юная Та-Имхотеп, вышла за меня замуж, 
когда ей едва минуло четырнадцать лет. Трижды она беременела, и каждый раз 
приносила не мальчика, а девочку. Мы молились о сыне, одном единственном, 
прекрасном, как сам бог Имхотеп, сыне. И вот в том самом сне мне был обещан 
сын! Радости моей и моей Та-Имхотеп не было предела. На другое утро я отдал 
приказ жрецам и мастерам выполнить в храме все необходимые художественные 
работы. Я сам исполнил великий обряд оживления статуи бога и принес богатую 
жертву золотыми украшениями, нефритовыми кубками и другими драгоценными вещами. 
Я щедро заплатил за работу мастерам, и они ушли очень довольные, посылая 
благословения в адрес моей жены и пожелания счастливой беременности. И вот, о, 
великий Имхотеп, моя жена беременна! И я уверен, что это будет сын!» В глазах 
жреца стояли слезы радости. Клеопатра завороженно слушала. Ей были так близки 
эти чувства. Она ведь тоже была счастлива. Скоро, уже очень скоро, на свет 
появится ее сын – маленький Птолемей XV, продолжатель дела ее отца и великий 
царь Египта.
   На следующий день Клеопатра и Цезарь решили посетить храмы Имхотепа, Птаха, 
быка Аписа. Цезарь, так же как и Александр Великий много лет назад, воздал 
почести священному животному. Клеопатра мягко улыбалась, видя, как старается во 
всем походить на величайшего завоевателя ее возлюбленный.
   В храме Птаха Цезарь задержался у стены, украшенной бесподобными росписями. 
Он вдруг очень больно сжал в своей ладони маленькую руку Клеопатры. Она 
вскрикнула, выдернула руку, но он не заметил этого. «Что случилось, милый?» 
Цезарь вздрогнул, как будто забыв о том, что он не один здесь и тихо попросил: 
«Прочитай мне, что написано на этой стене. Я боюсь, что неправильно понял эти 
строчки». Клеопатра подошла ближе: «Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, 
что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое 
существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят 
день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен 
в сон и неведение. Ты будешь испытывать жажду, хотя питье стоит рядом».
   Цезарь стоял, опустив голову, и, казалось, думал о своем. «Цезарь, – тронула 
его за плечо Клеопатра, – это очень, очень древняя надпись. Не стоит так близко 
к сердцу принимать эти слова. Достойный Неб-Нештру, жрец бога Амона, написал 
это почти тысячу лет назад». Он поднял на нее глаза, обнял, прижавшись к 
большому животу, и шепнул, спрятав лицо в распущенных волосах возлюбленной: 
«Смерть – конец всему». «Да, моя любовь. И поэтому единственное, что мы можем 
сделать, – это выпить радость этой жизни до дна, до последней капли. Потому что 
после смерти есть одна только ночь и небытие». Тишина храма окутывала их, и они 
были одни на огромной земле.
   И еще одно место в Египте влекло Клеопатру. Она Великая царица, воплощение 
богини Исиды на земле, не могла, перед тем как появится у нее сын, не приехать 
в Абидос – город Верхнего Египта, в котором покоились священные реликвии. И 
самая дорогая из них – голова бога Осириса, убитого и четвертованного Сетом. 
Именно она – Исида, жена и сестра, воскресила Осириса, подарив ему вновь жизнь. 
Клеопатра особенно любила Верхний Египет, узкую долину Нила, высокие скалы по 
берегам реки, прекрасные памятники, которых так много, что трудно было 
удержаться от того, чтобы выйти с корабля и идти пешком, заходя в каждый из 
храмов. Клеопатра смеялась: «Тебе понадобится вся жизнь Цезарь, чтобы обойти 
все святые места Египта». Пройти мимо храма Осириса было невозможно для царицы. 
«Когда я умру, Цезарь, построй здесь алтарь для меня. Особая милость Осириса 
пребудет со мной, если суждено мне уйти в мир мертвых. Осирис даст мне 
воскреснуть в далекой стране на Западе, в своем царстве».
   Следующая остановка была на западном берегу Нила, недалеко от Фив. Именно 
там находился «город мертвых». Название это пугало Клеопатру, когда она, еще 
совсем маленькой девочкой, училась читать древние свитки. Позже жрец рассказал 
ей об удивительном месте, где в пустыне стоят огромные, величественные храмы в 
честь фараонов, ушедших в мир мертвых. Глубоко в скалах вырублены для них 
усыпальницы. В них хранятся саркофаги. Ничто не может потревожить покой гробниц.
 Всякий, кто посягнет на их мирный, вечный сон, будет наказан смертью. Фараоны 
не пощадят никого.
   Здесь стоит построенный Птолемеями храм богини Хатхор – один из 
прекраснейших в Египте. Покой долины охраняют две гигантские статуи, 
изображающие сидящего на троне фараона Аменхотепа III.
   Закончилось путешествие в Гермонтисе. Здесь по приказу царицы был построен 
алтарь в честь жены бога Монта. Клеопатра приказала расписать стены изысканными 
росписями, изображающими... роды богини. Цезарь совершенно серьезно 
поинтересовался: неужели так боится Клеопатра приближающихся родов, если даже 
такой роскошный алтарь построила для благополучного завершения беременности и 
разрешения от бремени.
   Радостно было Клеопатре видеть, что везде, где бы они ни останавливались, 
народ приветствовал их искренне радостно. И она, и диктатор пользовались 
уважением и любовью.
   Египтяне помнили о соблюдении установленного ритуала приема царственных особ.
 Царица была не только главой государства, но и живым божеством, олицетворением 
Исиды. Ей воздавались такие же почести, как величайшим богам Египта. В ее честь 
совершались жертвоприношения, курился фимиам. К ней были обращены молитвы и 
песнопения жрецов. В сумраке огромных храмов, вознесенная высоко над толпами 
смертных, фигура царицы излучала сияние. В сердце Цезаря именно тогда, когда он 
наблюдал, какие почести воздаются человеку-богу, зародилась мысль: не придать 
ли и ему своей власти такой же ореол божественности?
   Сразу же после возвращения в Александрию Цезарь объявил о своем отъезде. Для 
Клеопатры это не было неожиданностью. Она все эти дни наслаждалась присутствием 
любимого рядом с собой.

   Цезарион – дитя большой политики
   Теперь она оставалась полноправной правительницей. Ее малолетнего брата 
никто не принимал всерьез. Сбылась мечта. Столько лет она стремилась к 
единоличной власти, и вот осуществились ее самые смелые мечты. Правда, цена 
была слишком велика. Гражданская война за несколько месяцев нарушила привычный 
ход хозяйства Египта, и оно пришло в упадок. Пострадала прекрасная столица, и 
ее жители винили во многом Клеопатру.
   Александрийцы ждали перемен к лучшему и во время правления Птолемея XII, и 
во время правления его детей. Цари менялись на престоле, а жизнь египтян не 
становилась легче и благополучней.
   Авторитет Клеопатра сумела сохранить только среди знатных египтян и жрецов. 
Они ценили ее особое покровительство культу Исиды.
   В подарок возлюбленной Цезарь оставил в Египте три легиона солдат. Они 
должны были быть не только поддержкой царице, но и напоминанием о поражении в 
войне. Уже одно это служило лишней причиной ненависти населения Александрии, 
ведь все отдавали себе отчет в том, что при тяжелом экономическом положении в 
стране содержание такой армии было серьезным уроном. Однако воспротивиться 
решению Цезаря не мог никто. Регентский совет помнил, с какими словами 
обратился к ним диктатор перед отъездом: «Я хочу, чтобы новые цари укрепили 
этим свою власть, – говорил откровенно покровитель Клеопатры, – ибо они не 
могли обладать ни любовью своих подданных, как мои верные приверженцы, ни 
упрочившимся авторитетом, как возведенные на трон несколько дней тому назад. 
Вместе с тем я считаю вполне согласным с достоинством римской власти и с 
государственной пользой защищать нашей военной силой царей, сохраняющих 
верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их».
   Цезарь уехал и напоминал о нем только Цезариум – великолепное здание, 
построенное Клеопатрой в честь своего возлюбленного. Это чудо архитектуры 
напоминало одновременно и греческие, и египетские храмы. Недруги смеялись, а 
Клеопатра любовалась новым строением.
   Может быть со стороны казалось, что царица увлечена была только прощанием с 
возлюбленным и предстоящим рождением ребенка, но даже в самые сложные последние 
недели беременности она не переставала быть царицей, озабоченной 
государственными делами. Раны, оставленные войной, были слишком тяжелы, чтобы 
на них закрывать глаза. Экономика пострадала так сильно, что несколько лет мира 
пришлись бы очень кстати. Необходимо было восстанавливать доверие египтян.
   В положенный срок Клеопатра родила очаровательного малыша, которого назвали, 
как она и хотела, Птолемей Цезарь.
   «Насупил день родов. Налетел такой ураган, что даже всемогущие боги 
содрогнулись от ужаса. Исида проснулась и воскликнула: „О, боги! Я – Исида, 
сестра Осириса. Я рожу сына, и он будет управлять этой землей, он унаследует 
Гебу, он будет говорить о своем отце, он убьет Сета, врага его отца Осириса! 
Защитите его, боги! – торжественно возгласила она и воздела руки к небесам, где 
проплывала Ладья Вечности. – Знайте: это будет ваш господин, владыка богов, 
хотя они и велики, прекрасны, с двойными лазуритовыми перьями!“
   Атум произнес заклинание, которое должно было защитить Хора во чреве матери: 
«Пусть же этот враг, убивший отца, не придет, чтобы раздавить яйцо».
   «Атум сказал! – воскликнула Исида. – Он приказал ради меня, чтобы мой сын 
был защищен в моем чреве, он создал защиту ему в этом чреве, ибо он знает, что 
это – наследник Осириса! Дайте же защиту соколу, находящемуся в моем чреве!»
   Великий Атум внял ее словам и громогласно произнес, обращаясь к Хору:
   «Владыка богов! Иди, выходи на землю! Я дарую тебе – восхвалят и последуют 
за тобой спутники твоего отца Осириса! Я сотворю твое имя!»
   После этих слов Атума Исида родила Хора».
   Наверное, ни один ребенок не появлялся на свет в таком противоречивом мире. 
Его ждали и любили, его ненавидели, его признавали и не желали признавать 
наследником престола. Маленького Птолемея недруги называли насмешливо 
«Цезарион» или даже «Цезаренок». С самого момента его рождения поползли слухи, 
что мать назвала его Цезарем, чтобы скрыть имя настоящего отца и внушить всем 
мысль, что именно диктатор стал отцом нового наследника трона Египта.
   Цезарь сразу же после известия о появлении на свет сына уведомил римский 
сенат о том, что признает свое отцовство и дает сыну свое имя.
   В честь рождения наследника престола Клеопатра приказала отчеканить монету 
на Кипре. На ней была изображена она с младенцем на руках. Трогательная картина 
кормления ребенка грудью была нетрадиционна, но в ней Клеопатра хотела связать 
себя с Исидой, которую тоже изображали с сыном Гором у груди. Удивительно то, 
что о Птолемее XIV, ее законном супруге и соправителе, на монете нет упоминания.

   Позже Клеопатре еще придется доказывать законность рождения сына. В тот 
горестный для нее год, когда она потеряет Юлия Цезаря.
   А пока он, победоносный полководец, шел походом в Малую Азию, чтобы доказать 
силу и могущество римского войска в боях с Фарнаком Понтийским. Тот по примеру 
своего отца Митридата решил объявить себя врагом Рима. Ко времени войны он 
сумел занять большую часть Малой Азии. Цезарь выступил против Фарнака всего с 
тремя легионами. Война закончилась одним сражением. Победа досталась так легко, 
что, сообщая о ней в Рим, Цезарь ограничился всего тремя словами: «Пришел, 
увидел, победил!»
   На этом военные подвиги Цезаря не закончились, и за продолжением его походов 
с трепетом следила Клеопатра, мечтающая встретиться с любимым в Риме.

   Триумф Цезаря в Африке
   Тем временем Цезарь шел в Африку, где собрались остатки легионов Помпея. Во 
главе их стоял давний враг Цезаря Катон. К помпеянцам присоединился нумидийский 
царь Юба. Неспокойно было и в Испании, где в римских гарнизонах находились 
ветераны Помпея. Казалось, гражданская война готова вспыхнуть с новой силой. 
Цезарь поспешил в Африку. Около города Тапса противники встретились. Судьба, 
как и раньше, была благосклонна к Цезарю: в течение трех часов он захватил три 
вражеских лагеря. Потери помпеянцев, по слухам, достигали 50 тыс. Сам же Цезарь 
потерял только 50 воинов. Катон понял, что его дело проиграно, и покончил жизнь 
самоубийством.
   Цезарь смог, наконец, вернуться в Рим, где широко праздновали его триумф в 
честь всех одержанных побед: в Галлии, в Египте, Малой Азии, Африке. Воины 
Цезаря получили богатые подарки, для народа утроено было грандиозное пиршество. 
Двадцать две тысячи столов выставили на улицах с угощением для граждан. На суше 
и на море вели гладиаторские бои в честь победителей.
   С 20 сентября по 1 октября продолжались праздники. Одним из кульминационных 
моментов стало появление царевны Арсинои в числе группы пленных египтян. В Риме 
традиционно выставляли на обозрение иностранных царевен. Это было своеобразным 
украшением триумфальных процессий. Так однажды были опозорены вдова и две 
дочери Митридата. Тяжелое испытание Арсиноя пережила с достоинством. Она 
мужественно сдерживала потоки слез. Ее глаза смотрели строго и испытующе прямо 
в глаза смеющимся римлянам. И этим она неожиданно вызвала сочувствие. Ее 
унижение не было приятно толпе, собравшейся на это представление.
   Цезарь решил прервать недостойное развлечение. Он объявил, что поскольку 
Арсиноя является представительницей царского рода, который он сам укрепил, то 
он не собирается держать ее пленницей, а позволяет удалиться в Малую Азию. Там, 
в святилище Артемиды Эфесской, она сможет найти приют и обрести должное 
уважение и почитание.


   3. Исида в Риме

   Паломничество любви и смерти
   Тем временем Клеопатра собиралась в путешествие. Маленькому сыну был уже 
почти год. Цезарь не включал в свои планы возвращение в Египет, зато неприятные 
слухи дошли до ушей царицы. Во дворце стали говорить о том, что Цезарь во время 
военного похода в Африку увлекся царевной Эвноей. Она была дочерью 
мавританского царя Богуда, и о ее красоте и юности не приходилось спорить. Она 
была весьма хороша, а Цезарь считался ценителем женских прелестей. Странно, но 
рассказы о его прежних любовных победах не смущали Клеопатру. Она легко 
переносила факт того, что отец ее ребенка женат, ведь Кальпурния, законная 
супруга Цезаря, не была соперницей прекрасной царице. Кальпурния искренно и 
нежно любила непостоянного Цезаря и прощала ему все измены. Но Клеопатра не 
была столь терпелива и хотела разобраться в сложившейся непростой ситуации. 
Вернуть и удержать Цезаря любой ценой! Вот только необходимо найти официальный 
предлог для визита в Рим. И такой предлог был найден: Клеопатра хотела 
заключить союзнический договор между Египтом и Римом, дабы упрочить связь двух 
государств и предотвратить попытки аннексировать Египет.
   Въезд Клеопатры в Рим был обставлен как нельзя пышно. Один из римских поэтов 
назвал его «паломничество любви и смерти».
   Сердце Клеопатры замирало от страха, восторга и ожидания встречи с любимым 
Цезарем. Как отреагирует он, увидев ее с годовалым сыном на руках? Сыном, 
которого он никогда не видел, но появления которого ждал нетерпеливо и трепетно.
 Его глаза, что она увидит в них? Любовь и желание оставить возлюбленную с 
собой или ненависть и приказ удалиться? И как она, царица, отреагирует на 
поведение Цезаря?
   Долгими ночами, лежа рядом с ребенком, которого она не хотела доверять 
служанкам, мечтала Клеопатра о том, как она появится в Риме. Ее сегодняшний 
въезд в Вечный город был спланирован и продуман до мелочей.
   Толпа народа встречала царицу на центральной площади. Цезарь не мог не 
улыбнуться, когда появилось праздничное шествие. Только она, его Клеопатра, 
единственная из всех женщин, могла превратить приезд в Рим в такое грандиозное, 
потрясающее роскошью зрелище. В ее характере создавать о себе легенды, слухи, 
сплетни...
   Кортеж Великой царицы открывали колесницы, сияющие золотом. За ними текла 
черная река рабов-нубийцев, которые вели с собой ручных газелей и антилоп. 
Возглас ужаса пронесся над толпой, когда появились сильные мускулистые рабы, 
ведущие на широких ремнях прирученных гепардов. Крик толпы смешивался с 
рычанием зверей. И вот появилась она, как будто отлитая из золота скульптура 
богини Исиды, царица, властительница, божественная Клеопатра!
   На черных волосах диадема в виде золотой змеи, холодный взгляд, гордо 
поднятая голова. Рядом с ней совершенно терялся юный царь и муж, 
двенадцатилетний мальчик, напуганный вниманием толпы, но мужественно держащийся 
рядом со строгой сестрой. Официальный визит предполагал его появление вместе с 
Клеопатрой. Кроме того, она боялась оставить брата без присмотра в Александрии. 
Его могли выкрасть и на этой почве начать еще одну кровопролитную гражданскую 
войну. Она и так рисковала, эта сильная женщина, рисковала во имя любви. Ее 
отсутствие в своем государстве могли расценить как невнимание к собственным 
проблемам и неумение управлять страной. Но она была здесь, и сердце ее готово 
было выпрыгнуть из груди, ведь она увидела его, своего возлюбленного бога, ради 
которого могла совершить самый непредсказуемый поступок, ради которого 
произвела на свет сына. Ее Цезарь!»

   Исида в храме Венеры
   Появление Клеопатры в столице римского государства произвело сильное, но не 
совсем благоприятное впечатление. О ней продолжали распространяться 
нелицеприятные слухи.
   Может быть, скоро Рим забыл бы и фривольные шутки, и казарменные песенки 
неприличного содержания о царице Египта, но и Цезарь спровоцировал, сам того не 
желая, новый виток ненависти к Клеопатре.
   Когда-то он дал обет построить храм Венеры-родоначальницы. Это произошло еще 
в момент военных событий с войсками Помпея. Перед боем под Фарсалом случилось 
следующее: принося жертву богу Марсу, Цезарь воззвал и к своей покровительнице 
и прародительнице Венере, обещал ей в случае успеха построить в Риме в 
благодарность храм Венеры-победительницы. Когда на небе сверкнул свет со 
стороны лагеря Помпея, Цезарь понял, что богиня услышала его. Это вселило такую 
уверенность и в полководца, и в его армию, что не сдержать обещание Цезарь не 
мог. Храм был построен.
   Что же вызвало бурный протест римлян? Ведь выполнение обета – дело 
благочестивое и заслуживающее одобрения. Храм стал главным украшением нового 
форума Юлия. Однако Цезарь нарушил все законы и традиции. Рядом со скульптурой 
Венеры красовалось еще одно прекрасное изображение, отлитое в золоте, – 
скульптура Архесилая, изображающая Клеопатру. В своих мыслях возвел Цезарь 
возлюбленную до уровня богини! Он вел войну с ее соотечественниками, установил 
в ее стране диктатуру Рима, арестовал и выслал из страны ее сестру и 
одновременно боготворил ее.
   Цезарь не мог не понимать, что подобный поступок вызовет раздражение и 
неприятие у римлян. О его любовной связи с царицей Египта ходили слухи, но так 
откровенно говорить о своей любви было неприлично хотя бы потому, что он был 
женат.
   Пришлось объяснять это тем, что, будучи живым воплощением Исиды на земле, 
Клеопатра была достойна подобных почестей. Этот знак особого отличия ставил 
Клеопатру выше монархов всех государств, зависимых от Рима.

   На вилле Цезаря
   Для царицы Египта, ее мужа и сына была отдана загородная вилла Цезаря. 
Расположена она была на правом берегу Тибра, на холме Яникул. Кроме того что 
это было весьма живописное место, где Клеопатра и маленький Цезарь могли 
отдыхать в прохладе и тишине, диктатор окружил возлюбленную обществом очень 
интересных знаменитых людей. Этим он подчеркнул, что уважает и признает ее 
образованность и многогранность талантов.
   Клеопатра хотела увидеть певца и музыканта Марка Гермогена, и тот поселился 
на вилле.
   К сожалению, рядом с правительницей Египта жили на вилле не только те, кто 
был достоин ее внимания. Приходили на виллу и всевозможные интриганы и 
карьеристы, которым хотелось быть поближе к фаворитке Цезаря.
   Цицерон, хоть и относился к царице неоднозначно, прибыл на виллу, чтобы 
познакомиться со знаменитой женщиной-политиком. Он называл ее «высокомерной», 
«надменной», однако не мог не признать тонкого юмора ее речи, был удивлен 
знанием нескольких языков, поразился ее исключительно аристократическим манерам.
 Правда, Цицерон в своих воспоминаниях о встрече с Клеопатрой умалчивает о 
неприятном случае, который произошел с ним в первый его визит на виллу. Цицерон 
искал предлог, чтобы явиться к женщине, пользовавшейся особым расположением 
диктатора. Он знал о том, что Клеопатра прекрасно осведомлена о его отношении к 
связи Цезаря и царицы Египта. Предлог был скоро найден, по-видимому, Цицерону 
не терпелось увидеть ту, о которой говорили все вокруг.

   Цицерон вошел в покои Клеопатры солнечным утром, увидел ее с маленьким сыном 
на руках и обратился с приятной приветственной речью. Клеопатра в самых 
изысканных выражениях попросила простить ее за столь домашнюю обстановку, но ей 
так приятно быть здесь просто женщиной, гостьей. Она рада приходу столь 
знаменитого оратора и философа. Даже взглядом Клеопатра не дала понять, что 
немного лицемерит, и Цицерон не доставил ей удовольствия своим визитом. Больше 
всего хотелось ей спросить: «Чего хочет от меня, слабой влюбленной женщины, 
сильный, мудрый, но злой, сварливый и обиженный на весь свет старикашка?» 
Клеопатра улыбнулась своим озорным мыслям, а вслух спросила как можно любезнее: 
«Уважаемый Цицерон хотел просто посетить нас, царственную семью, или у него 
есть какая-то просьба к царю Египта?» Цицерон оценил скромность Клеопатры, 
которая не стала затмевать своего малолетнего мужа, и попросил уделить ему 
несколько минут ее драгоценного времени для личной просьбы. «Я хотел бы просить 
Великолепную помочь мне с завершением работы над философским трактатом, который 
не может быть закончен без одной ценнейшей книги, весьма редкой и весьма 
полезной для меня». «Я буду очень рада, если мои услуги помогут Вам, уважаемый 
Цицерон». «Книга, столь необходимая мне, хранится в библиотеке Вашей столицы, 
царица. Именно Александрийская библиотека может похвастаться самым богатым 
собранием ценных научных трактатов. Если бы царица распорядилась о том, чтобы 
мне доставили эту книгу, благодарности моей не было бы предела». Цицерон 
склонился в поклоне без раболепия, но с глубочайшим уважением. Сияя 
ослепительной улыбкой, Клеопатра подозвала одного из придворных, преданного ей 
Аммония: «Сейчас уважаемый философ назовет вам некую книгу, хранящуюся в нашей 
библиотеке. Проследите, чтобы нужный труд был доставлен сенатору как можно 
быстрее. Лично будете следить за выполнением приказа». Цицерон был поражен: как 
быстро решает дела царица! Он еще не знал, что Аммоний не сделает ничего для 
того, чтобы выполнить его просьбу, а другой придворный царицы, Сара, придя 
однажды в дом Цицерона, вообще спросит не хозяина, а его друга Аттика. Так и не 
узнал Цицерон, что, месть Клеопатры или просто стечение обстоятельств, помешает 
царице прислушаться к просьбе философа...
   Цицерон не успокоился и начал писать гневные речи, с которыми выступал в 
сенате: авторитет государственных сановников падал, и большим влиянием начинали 
пользоваться вольноотпущенники Цезаря! Как можно не видеть того, что важнейшие 
государственные решения теперь принимаются не в сенате и не в народном собрании,
 а в покоях виллы диктатора!

   Реформы Цезаря
   Действительно, Клеопатра имела на Цезаря огромное влияние. Она выдвинула 
предложение о реформе календаря, ведь Цезарь стоял во главе римских жрецов. 
Понтифики ведали календарем, отличавшимся сложностью: для приведения календаря 
в соответствие с астрономическим временем надо было некоторые годы делать на 
месяц длиннее. Все были заинтересованы в том, чтобы упростить календарь и 
сделать его более понятным. С помощью Клеопатры Цезарь пригласил в Рим 
египетских астрономов, которые работали под руководством знаменитого 
Александрийского астронома Сосигена. Они провели необходимую реформу, разбив 
год на 12 солнечных месяцев. К каждому четвертому году регулярно добавляли 
дополнительный день, так называемый високосный. Месяц, на который приходился 
день рождения Юлия Цезаря, был назван в его честь июлем. Римский календарь 
оказался самым точным из всех существовавших в древности, и введение его 
прославило имя Цезаря на тысячелетия. Клеопатра скромно умолчала о том, что 
была автором идеи и именно она увлеклась идеями астрономов, работавших еще при 
Птолемее III. Тогда реформе не суждено было осуществиться. Теперь Клеопатра 
была довольна.
   Еще одной идеей Клеопатры было строительство каналов. Уже два тысячелетия 
Египет занимался подобным строительством. Система этих сооружений соединяла 
Красное и Средиземное моря. Сложную систему каналов восстанавливали персидский 
царь Дарий и Птолемей II. Во времена Цезаря египетские каналы были заброшены и 
теперь должны были возродиться в Риме. И опять специалистов, руководивших 
строительством, вызвали из Египта. Теперь возникла идея с помощью каналов 
осушить Понтийские болота и прорыть канал от Тибра до Террацины. Еще более 
грандиозные планы были связаны с Грецией. Там Цезарь хотел восстановить 
разрушенный римлянами Коринф, превратив его в колонию, избавив тем самым Рим от 
перенаселения. В Греции канал должен был соединить Адриатическое, Ионическое и 
Эгейское моря. Великий человек, великие замыслы!
   Самым же ярким примером влияния Клеопатры на правление Цезаря стал план 
создания в Риме больших публичных библиотек по примеру Александрийской. 
Упомянула здесь Клеопатра и о необходимом Цицерону трактате древних египетских 
мыслителей. Проектом создания библиотек руководил ученый Марк Варрон, бывший 
противник Цезаря, заслуживший прощение и благодарный судьбе, богам и Цезарю за 
возможность проявить свои таланты. Клеопатра сумела направить бушующую энергию 
Варрона в дело создания хранилища мудрости Рима. Именно библиотека Птолемея I 
стала образцом для подобных заведений в столице римского государства. Для 
Варрона Клеопатра перевела с египетского на латынь строчки из «Поучений Ахтоя». 
Они, написанные на папирусе, украшали когда-то ее детские покои в доме отца: 
«Обрати же свое сердце к книгам... Смотри, нет ничего выше книг!.. Если писец 
имеет должность в столице, то он не будет там нищим... О, если бы я мог 
заставить тебя полюбить книги больше, чем твою мать, если бы я мог показать 
перед тобой их красоты!
   Это лучше всех других должностей. Когда писец – еще ребенок, уже его 
приветствуют. Его посылают для исполнения поручений, и он не возвращается, 
чтобы надеть передник.
   Смотри, нет должности, где не было бы начальника, кроме должности писца, ибо 
он сам – начальник.
   Если кто знает книги, то ему говорится: «Это для тебя хорошо!» Не говорят 
писцу: «Поработай для этого человека!»
   Полезен для тебя день в школе, работы в ней вечны, подобно горам».
   Чтобы крепче связать Рим с подчиненными ему провинциями, Цезарь предоставил 
многим провинциалам право римского гражданства. При нем начали чеканить золотую 
монету, чем значительно облегчили заморскую торговлю. На монетах вместо герба 
был изображен Цезарь, увенчанный лавровым венком.
   Пользуясь своей цензорской властью или предлагая законы в комициях, Цезарь 
совершил целую серию реформ, полных консервативного духа. Он реформировал суды, 
дав им более аристократический состав, изменил уголовные законы, усугубив 
наказания за различные виды преступлений. Вопреки Клодию он распустил созданные 
им когда-то преступные организации, коллегии рабочих, которые служили делу 
борьбы с консервативной партией. Следующий закон вызвал недовольство со стороны 
знати, и тогда Цезарь еще строже отнесся к запретам по поводу роскоши. Он 
ограничил роскошь ношения жемчуга, использования носилок и пурпурных одежд.
   Цезарь пытался приостановить эмиграцию молодежи, затруднявшую набор в армию 
Италии, армию, верность которой была бы для него несомненна.
   Однако... Те, кто надеялся, что Цезарь станет всемогущим распорядителем 
государства и всего римского мира, ошибались. Цезарь не пытался скрыть своего 
отвращения к римской знати и своего намерения опираться на народные классы и 
пришел, таким образом, к решению управлять Республикой, не считаясь с 
претензиями и предрассудками консервативных классов. Для многих римлян он был 
просто победителем в междоусобной войне, порожденной в желавшей мира стране 
соперничеством двух политических категорий. Он не имел престижа и славы. Не 
имел он и партии, с которой у него было бы единение и согласие. Раздор 
закрадывался в его ряды, и блок его партии давал каждый день новые трещины. 
Ходили слухи, что сам Антоний, бывший когда-то его соратником и другом, искал 
для него убийцу.
   Завоевания Галлии было мало для того, чтобы дать Цезарю престиж, достаточный 
для чрезвычайной ответственности, принятой им на себя. Для того чтобы быть 
господином республики, Цезарю необходимо было приобрести новую, большую и более 
чистую славу, оказав услуги Италии. Он должен был доказать, что все его 
предыдущие труды были лишь приготовлением к той великой работе, которая только 
теперь должна была начаться. Теперь, когда междоусобная война кончилась, он 
мечтал основать более прочное, надежное, добродетельное правительство, 
программой которого будут щедрость по отношению к простому народу, 
административные реформы, крупные военные предприятия.
   Этим и объяснялась вся та нелегкая работа, проведенная им в столь короткое 
время его пребывания в Риме.
   Клеопатра, не имея возможности проводить все время с Цезарем, со стороны 
наблюдала за его деятельностью. С горечью она замечала, что ему, как и ей, не 
хватает умных, энергичных и верных соратников, которые помогали бы привести в 
исполнение великие замыслы и проекты. Как объяснить ему, что один человек, как 
бы он ни был умен и энергичен, с несколькими друзьями и вольноотпущенниками, 
собранными случайно по жизненному пути, не может остановить в обширной Империи 
беспорядок, возникший от длительного социального разложения и перемен. 
Невозможно ему в одиночестве и только при помощи законодательства положить 
конец ужасному антагонизму этого жадного, дерзкого и гордого общества. Одно 
затруднение являлось за другим. Часто они были вызваны нетерпением, с которым 
Цезарь хотел одержать победу. Раздражение, усталость, обольщение от этой 
огромной работы затемнили то сознание удобного случая и действительности, 
которое всегда было так развито у него раньше. Сознавая свое положение, он 
однажды вдруг сказал Клеопатре, что прожил уже слишком долго. Он стал 
вспоминать слова, начертанные на стене храма Птаха и переведенные ему 
Клеопатрой: «Смерть – предел всему».
   Цезарь составляет комментарии о гражданской войне. В них он старается 
показать, что точно соблюдал конституцию, что противная ему партия, а не он 
накладывала руку на имущество и права граждан. Но, к сожалению, факты все 
меньше и меньше соответствовали его словам.
   Клеопатра вдруг почувствовала себя в Риме очень неуютно. Желание уехать то 
появлялось, то исчезало. Когда Цезарь был рядом, она забывала о проблемах и 
слушала только его, строила вместе с ним планы на будущее. Когда он покидал ее, 
жизнь становилась невыносимой. И только маленький Цезарион скрашивал минуты и 
дни одиночества. Были и другие, более сложные, обстоятельства, мешающие 
Клеопатре наслаждаться отдыхом на вилле. «Что говорят обо мне в Риме?» – 
впервые с таким вопросом обратилась Клеопатра к Марку Гермогену. Обычно она не 
показывала посторонним, что не уверена в своем положении близкой женщины 
диктатора. «Что конкретно интересует Великолепную?» – голос Марка дрогнул. От 
его ответа зависело очень многое, это было очевидно. Не случайно вопрос задан 
ему, римлянину.
   «Великолепную интересует, что говорят обо мне и Цезаре. Не надо скрывать от 
меня ничего. Я должна знать, как вести себя дальше с теми, кто появляется на 
вилле и улыбается мне. Мне кажется, ты не будешь играть со мной Марк. Скажи мне 
все, как есть на самом деле, а не как ты пишешь мне в стихах». Марк тянул время,
 чтобы обдумать ответ: «Царице не нравятся мои последние стихи?» «Они 
блистательны, но я хочу услышать от тебя другие слова, Марк. Пожалуйста…» Голос 
Клеопатры понизился до шепота. Она плохо спала ночью. Он видел тусклый свет 
масляной лампы в ее окне: «Клеопатра хочет слышать то, что слышу я?» Она 
молчала. Как сказать правду той, которая так нравится поэту. Он готов слагать 
песни и стихи, оды и драмы, только не правду, которая разобьет ее сердце: 
«Отправь сына няне, царица, я хочу говорить с тобой наедине».
   Лежащие на подлокотниках кресла руки Клеопатры сжались в кулаки. Она 
приготовилась слушать. «Рим не имеет ничего против тебя лично, царица. Рим 
возмущен бесстыдным поведением диктатора. Ему прощались бесчинства во время 
военных походов. Но сейчас все жалеют Кальпурнию. Ведь она не по собственной 
воле стала женой этого человека, это была лишь политическая игра. Но потом ее 
любовь стала искренней и чистой. Теперь она вынуждена принимать тебя в своем 
доме, царица. На чьей же стороне будут люди? Собственно говоря, это участь не 
одной Кальпурнии и не преступление Цезаря. Эта участь ожидает всех женщин 
высшего общества, которые не порочны, не развратны, не распущены. Такие честные 
женщины, как Туллия и Корнелия, вдовы Красса и Помпея. Разве они не были 
принесены в жертву своими родителями. Жертву чему? Политическим интригам! Таких 
женщин будут брать замуж, покидать, снова брать, и так из года в год всю их 
жизнь. Да, да, Клеопатра. Всю жизнь, несмотря на возраст, на добродетель 
супруга, они будут менять дом, служанок, мужей. Они лишены даже счастья 
материнства. Их дети остаются в доме мужа, а следующий муж дарит им пасынков, 
которые часто старше своей мачехи. А потом муж покинет их ради очередной гетеры 
или вольноотпущенницы». Марк перевел дух и решился поднять глаза на Клеопатру. 
Она смотрела прямо перед собой в окно на голубое чистое небо, и оно плескалось 
в ее наполненных слезами глазах.
   «Это зло времени, Клеопатра, времени, в котором мы живем. Это неизбежность, 
возникающая при беспорядках, причиненных великой переменой в цивилизации, 
которая вот-вот свершится. И каждая женщина отдает ей часть скорби. Но на этот 
раз общество обвиняет во всем Цезаря. Как будто это он виновен во всеобщем 
пороке, выставляя свой собственный напоказ».
   Марк замолчал. Молчала и царица. Что теперь ждет поэта? Страшная тайная 
смерть в темном коридоре ночью или смерть от руки убийцы днем на городской 
улице? Клеопатра встала и медленно пошла к выходу из комнаты, гордо подняв 
голову, увенчанную тонкой диадемой в виде змеи. У самого выхода она оглянулась: 
«Благодарю тебя, Марк. Завтра жду тебя утром с новыми стихами. Возможно, 
приедет Цезарь, и я хочу, чтобы он услышал твои сочинения. Только сочинения, 
Марк»...
   Когда Марк покидал виллу, он услышал из покоев маленького Цезариона голос 
Клеопатры. Она читала сыну стихи. Не понятно было сразу, читает ли Клеопатра 
или молится истово, чувственно, вкладывая в молитву всю боль и обиду, 
накопившуюся в душе:

     «Слава тебе, Нил, выходящий из земли
     И идущий оживить Египет!
     Орошающий поля, сотворенный богом Ра,
     Чтобы всех живых оживить,
     Творящий ячмень, создающий полбу,
     Делает он праздник в храмах.
     Если он медлит, то прекращается дыхание,
     И все люди беднеют.
     Когда же он восходит, земля в ликовании
     И все живое в радости,
     Зубы все начинают смеяться,
     И каждый зуб обнажен.
     Приносящий хлебы, обильный пищей,
     Творящий все прекрасное!
     Наполняющий амбары, расширяющий закрома,
     Заботящийся об имуществе бедняков.
     Радуется тебе молодежь твоя и дети твои,
     Спрашивают о состоянии твоем как о фараоне.
     Процветай же, процветай же,
     О Нил, процветай же!»


   Война в Испании
   Нужно было быть человеком, одаренным неутомимым терпением и ловкостью, почти 
сверхчеловеческим спокойствием и благоразумием, чтобы управлять посреди такой 
гордости, недовольства, злобы, борьбы честолюбия и противоположных интересов. 
Власть, месть и усталость неожиданно возбудили в Цезаре жажду славы, желание 
сравняться с Александром в громадных предприятиях, а сила души побуждала его 
разорвать цепи законности и желать все более обширной власти. Вокруг него было 
слишком много нетерпеливых аппетитов, слишком много химерических надежд на 
невозможную помощь. Процент нищего населения увеличивался самым 
катастрофическим образом. Значительная часть населения, бывшая средним классом, 
и простой народ были приведены в отчаянное положение нескончаемым кризисом. 
Огромная масса восточных рабов, художников и ремесленников была освобождена 
своими менее богатыми господами, которые, не имея возможности извлекать выгоды 
из их работы во время кризиса, не имели возможности и содержать их. Бедствия 
нарастали.
   Цезарь избран в четвертый раз консулом. Он отправляется в Испанию, где 
против него подняли восстание сыновья Помпея – Гней и Секст. Ожесточенное 
сражение произошло при Мунде. Солдаты Цезаря, измученные бесконечными войнами, 
страдая от нехватки продовольствия, дрались неохотно, и победа была достигнута 
ценой очень больших потерь. Вспоминая эту битву, Цезарь говорил: «Раньше я 
дрался с врагами за победу, на этот раз мне пришлось сражаться за жизнь». В 
битве при Мунде погибли последние вожди помпеянцев. Только младшему сыну Помпея 
– Сексту – удалось скрыться. Казалось, что теперь уже не существовало силы, 
способной уничтожить могущество Цезаря. Утомленные смутами и гражданскими 
войнами, римляне видели в монархии единственную надежду на установление 
долгожданного покоя. Трудно даже представить, какие бедствия претерпел Рим за 
эти годы. Проведенная в городе перепись показала, что из 320 тыс. граждан 
погибло больше 170 тыс., и это, не считая потерь, понесенных жителями остальной 
Италии и провинций. Устрашенные римляне склонились перед счастливой судьбой 
Цезаря и безропотно позволили надеть на себя узду. Победитель уже не 
довольствовался десятилетними диктаторскими полномочиями. Теперь он получил 
звание пожизненного диктатора и стал неограниченным властителем Рима.
   Покуда Цезарь воевал в Испании, Клеопатра, озабоченная проблемами Египта, 
решила посетить свою страну. Она надеялась на то, что порядок там могут 
обеспечить римские легионы, оставленные Цезарем. Однако количество врагов на 
родине у Клеопатры не уменьшалось. Необходимо было хоть краткосрочное ее 
присутствие в Александрии.
   Вернулась она очень скоро и стала свидетельницей весьма неприятного для нее 
события.

   Завещание Цезаря
   Вернувшись из Испании, Цезарь стал жаловаться на ухудшавшееся день ото дня 
самочувствие. Участились эпилептические припадки, которые дали о себе знать 
после африканской кампании. Цезарь счел необходимым дать себе краткосрочный 
отдых и удалился в Лавик – одно из своих имений. Там, вдали от Клеопатры и от 
проблем государства, было составлено завещание, которое 13 сентября 45 г. он 
торжественно представил жрецам храма Весты. Завещание было абсолютно частного 
содержания и не касалось ни государственных, ни политических проблем. 
Консульство и диктатуру Цезарь не мог передать по наследству. Это послужило 
причиной того, что содержанием завещания никто не заинтересовался. И только для 
Клеопатры завещание было весьма важным. Его содержание ее не просто 
интересовало, она очень тяжело пережила то, что содержалось в этом документе. 
Как она смогла простить? Может быть, потому, что любила и понимала? Может быть, 
потому, что была царицей и не могла позволить себе открыто выражать чувства? Не 
было свидетелей ее слез или более резкой реакции на завещание, но...
   Цезарь объявлял своего девятнадцатилетнего внучатого племянника Октавия, 
будущего Октавиана Августа приемным сыном и наследником трех четвертей своих 
обширных имений. О Цезарионе в завещании не упоминалось, что для Рима было 
естественно и понятно: он не был законным сыном Цезаря, а к тому же по закону 
иностранец не мог быть наследником римского гражданина. По этой же причине не 
могло упоминаться в документе имя Клеопатры.
   Правда, трибун Гельвий Цинна утверждал, что Цезарь, пользуясь 
неограниченными правами, подготовил новый законопроект, позволяющий ему 
персонально, ради рождения наследника, жениться, на ком он пожелает, и даже 
иметь более одной жены. Возможно, это были только сплетни. Но как иначе 
объяснить постоянное присутствие Клеопатры рядом с диктатором, ее возвращение в 
Рим именно в тот момент, когда она была так необходима Цезарю.
   Достигнутые успехи не только не успокоили деятельную натуру Цезаря, а, 
наоборот, казалось, толкали его на новые, еще более смелые предприятия. 
Говорили, что теперь, когда ему не с кем соперничать, он соревнуется с самим 
собой, стремясь будущими подвигами превзойти уже совершенные. Мало кто понимал, 
что не тщеславие, а необходимость толкает Цезаря вперед, что он стал рабом 
своей удачи и уже не может остановиться. Армия требовала награды за испанскую 
войну, а денег в казне почти не было. Чтобы расплатиться с солдатами, 
приходилось начинать новую войну.
   Замышлявшийся Цезарем поход должен был затмить славу похода Александра. Он 
мечтал совершить то, что не удалось Крассу, – разгромить Парфянское царство, а 
затем вернуться в Италию северным путем через Скифию, Германию и Галлию. Цезарь 
возлагал все свои надежды на этот поход. Самым важным для него теперь было 
переломить настроение римского общества, утомленного бесконечными войнами. 
Цезарь решил соблазнить римлян множеством блестящих проектов, выгодных всем 
слоям населения. Для их осуществления нужны были большие средства, и казалось, 
что легче всего добыть их, завоевав богатую Парфию.
   При этом Цезарь объявлял себя царем. Объясняется это старинной легендой, 
записанной якобы в древних книгах. Там говорилось, что победить парфян сможет 
только царь. Однако ненависть к монархии была в Риме слишком сильна, и Цезарю, 
чтобы избежать осложнений, приходилось искусно маневрировать. Объявлять себя 
царем открыто было опасно. Однажды, когда он въезжал в город, несколько человек 
закричали: «Да здравствует царь!» Толпа на площади умолкла. Никто не 
поддерживал кричащих. Видя это, Цезарь спокойно сказал: «Вы что-то путаете. Мое 
имя Цезарь, а не царь».

   Заговор против диктатора
   В год своего последнего консульства Цезарь назначил вторым консулом 
преданного ему Марка Антония. Однажды в праздничный день Цезарь явился на форум 
в пурпурной одежде триумфатора. Здесь к нему подошел Антоний и хотел надеть ему 
на голову золотую корону. Люди, заранее расставленные Антонием, стали 
аплодировать. Однако, когда Цезарь оттолкнул корону, аплодисменты стали громче 
и раздались приветственные крики. Антоний был уверен, что Цезарь отказался 
только для виду, желая, чтобы его попросили еще раз. Тогда он снова поднес 
корону Цезарю, и снова нанятые хлопальщики усердно изображали народный восторг. 
Цезарь, будто почувствовав настроение толпы, и на этот раз отказался от царской 
власти.
   Раздраженный неудачей, Цезарь решил покарать противников, невзирая на их 
общественное положение. Когда народные трибуны сорвали со статуй Цезаря короны 
и арестовали людей, приветствовавших его как царя, диктатор отрешил трибунов от 
должности и изгнал из сената. Это вызвало против Цезаря взрыв возмущения, так 
как трибуны считались самыми священными из должностных лиц. Особенно возмущены 
были представители старой римской аристократии, которые еще со времени заговора 
Катилины видели в Цезаре опасного смутьяна. Они не замечали, что, придя к 
власти, Цезарь сильно изменился и вовсе не был склонен выполнять данные народу 
обещания. Так, он отказался провести закон об отмене долгов, распустил союзы 
ремесленников, игравшие большую роль в защите прав граждан, получавших 
бесплатный хлеб от государства. Аристократы ненавидели Цезаря, но понимали, что 
бессильны бороться против его диктатуры. Единственную надежду они возлагали на 
смерть Юлия Цезаря.
   Среди этого смятения Цезарь все свои мысли направлял к одному – к войне 
против Парфии. Видя в этой войне средство выйти из всех затруднений, думая, что 
если он с победой вернется из Парфии, он будет господином положения благодаря 
славе и завоеванным сокровищам, он собирал деньги, создал большой склад оружия, 
готовил план войны. Легко набрал Цезарь шестнадцать легионов новобранцев. Много 
молодых людей, гонимых нищетою, поступили к нему на службу в армию. Парфянские 
богатства манили всех.
   Новая военная операция требовала огромных ресурсов и могла стать тяжелым 
бременем для Рима и зависимых от него стран. Долгих пять месяцев готовилась 
экспедиция против Парфян, и Клеопатра все это время была рядом с Цезарем. Она 
принимала в подготовке самое активное участие. Более того, в ее планы входило 
покинуть Рим вместе с диктатором. Клеопатру ожидала новая роль в жизни ее 
возлюбленного – роль союзницы в намеченной войне. Не только чувство заставляло 
ее принять столь сложное решение. Царица надеялась, что ее страна будет богато 
вознаграждена в случае удачной войны и очередного триумфа Цезаря.
   Однако честолюбивым мечтам Клеопатры не суждено было сбыться.

   Среди сенаторов возник заговор, ставивший целью уничтожить Цезаря и 
восстановить старые республиканские порядки. Во главе заговора встали Марк Брут,
 Децим Брут Альбин и Кассий. Число заговорщиков выросло до шестидесяти человек, 
и слухи о подготовке к восстанию поползли по городу. Друзья, как могли, 
предостерегали Цезаря и даже советовали ему усилить охрану, но уверенный в себе 
полководец не прислушивался к этим словам, называя их «грязными доносами». И 
действительно, многие из поступающих к нему сведений были откровенной ложью. 
Таким образом доносчики пытались рассчитаться с личными врагами, или просто 
выслужиться перед Цезарем. В разговоре с Клеопатрой Цезарь вдруг сказал: «Лучше 
один раз умереть, чем жить в постоянном страхе. Что предназначено судьбой, того 
не предотвратить. Самая лучшая смерть – та, которая приходит неожиданно». 
Клеопатра содрогалась от этих слов и готовилась к самому худшему, Ей не 
хотелось верить в самое худшее, но ее собственная жизнь подсказывала, что в 
политике всегда есть место предательству и убийству.
   Она любила в Цезаре даже это презрительное отношение к собственной смерти. 
Презрение, основанное, наверное, на определенном фатализме. Однако и она тоже, 
так же как и другие друзья, предупреждала любимого о недопустимости подобной 
беспечности.

   Смерть Цезаря
   Убийство было намечено на иды марта. Иды – это середина месяца, значит, 15 
марта Цезарь должен был умереть.
   В этот день было назначено заседание сената, на котором Цезаря должны были 
провозгласить царем всех римских владений. Цезарь теперь мог носить царскую 
корону за пределами Италии.
   До мартовских ид оставалось несколько дней. Клеопатру терзал страх. Она 
плохо спала ночами, постоянно испытывала необъяснимое волнение. Желание 
постоянно видеть Цезаря становилось нестерпимым. В очередной его приезд царица 
призналась, что просила своих прорицателей предсказать его будущее. Цезарь 
пришел в негодование: «И ты будешь говорить мне о скорой смерти?» «Мой Цезарь, 
я так страдаю. Не причиняй же мне еще большей боли. Я знаю, что твоя жена 
чувствует то же самое. Не оставляй меня, милый. Прислушайся к гадателю и не 
выходи без должной охраны». Он провел ладонью по лицу возлюбленной. Ладонь 
стала мокрой: «Ты плачешь, милая? Не плачь. Это всего только смерть. Я оставляю 
после себя так много, что мне не будет страшно уходить из жизни. Тебе я 
оставляю самое ценное – нашего сына». «Все это не заменит мене тебя, Цезарь». 
Цезарь вдруг улыбнулся: «Ты разучилась плакать, моя царица. Твои слезы не 
похожи на слезы других женщин. Я люблю тебя, моя Клеопатра. Ничего не бойся. Я 
всегда буду с тобой»...
   Мятежники догадывались, что о заговоре известно, и опасались, что Цезарь 
отсрочит заседание. Децим Брут, которому диктатор доверял, отправился к Цезарю 
со следующими словами: «Ты и так слишком часто пренебрегал сенатом. Не стоит 
делать это сейчас, когда сенаторы согласились провозгласить тебя царем».
   Гонимый честолюбием, Цезарь пренебрег советами жены и Клеопатры и вышел из 
дома. По дороге ему встретился гадатель, предупредивший его об опасности. 
«Почему не сбывается твое предсказание? – насмешливо спросил Цезарь. – Иды 
марта пришли, а я все еще жив». Прорицатель отвел глаза в сторону, потом 
посмотрел прямо на Цезаря и тихо произнес: «Пришли, но не прошли, Цезарь». Этим 
словам суждено было стать поговоркой.
   Когда Цезарь подошел к самому входу в курию, один из его приверженцев 
передал ему маленький свиток папируса с сообщением о готовящемся покушении. 
«Немедленно прочти это, Цезарь, – сказал он, – и не показывай никому. Здесь 
написано о важном для тебя деле».
   Судьба была не на стороне Цезаря. Множество просителей окружили его и 
отвлекли от записки. Он вошел в сенат, так и не развернув свитка. Антония, 
который, обладая огромной силой, смог бы остановить убийц, Децим Брут отвлек, 
задержав у самого входа в сенат.
   Цезарь меду тем вошел в курию, и все встали, приветствуя его, всесильного 
диктатора. Несколько заговорщиков окружили кресло Цезаря. Один из них, Туллий 
Кимар, настойчиво стал просить вернуть из изгнания его брата. Цезарь отказал. 
Тогда Туллий схватил его за край тоги и сильно потянул. Это было сигналом 
остальным заговорщикам.
   На диктатора бросились люди, выхватывая из-под плащей мечи. Каждый стремился 
нанести Цезарю хоть один удар. Тогда никто не смог бы потом утверждать, что не 
виновен в том, что случилось. В возникшей панике заговорщики нанесли раны и 
друг другу. Цезарь пытался скрыться, но везде ожидали направленные не него 
клинки. Из двадцати трех безжалостных ран смертельными были только две.
   Молча стояли вокруг сенаторы, безучастно взирая на происходящее в зале. Они 
не смели ни сами вступиться за диктатора, ни позвать на помощь.
   Обливаясь кровью, Цезарь упал к подножию статуи Помпея. Он смотрел в его 
каменные зрачки и понимал, что это расплата за все деяния.
   Цезарь умирал, лежа в луже собственной крови. Марк Брут собирался произнести 
обращение к сенату, заготовленное заранее. Но, очнувшись от оцепенения, 
сенаторы бросились бежать, сея по городу страх и смятение.
   «Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе 
будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты 
не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. 
Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение. Ты будешь испытывать 
жажду, хотя питье стоит рядом».


   4. Кто ты, Октавиан?

   Отъезд Клеопатры из Рима

     Сливается небо с землею, тень на земле сегодня,
     Сердце мое пылает от долгой разлуки с тобою.
     О брат мой, о владыка, отошедший в край безмолвия,
     Вернись же к нам в прежнем облике твоем!
     Руки мои простерты приветствовать тебя!
     Руки мои подняты, чтоб защищать тебя!
     Сливается небо с землею,
     Тень на земле сегодня,
     Упало небо на землю.
     О, приди ко мне!

   Клеопатра понимала, что одной из причин смерти Цезаря была она, царица и 
возлюбленная. Убийц тревожила эта любовь, которая могла стать причиной того, 
что в будущем Клеопатра станет властительницей империи, столицей которой могла 
бы быть Александрия. Неужели действительно она, та, которая искренне любила, 
стала косвенной виновницей трагедии мартовских ид. Ведь они стали не только 
кончиной Цезаря, но и концом ее государственных интересов. Кто теперь поддержит 
молодую царицу, кто восстановит ее единовластие, кто поможет держать в руках 
непокорные узды власти?
   Каким же приятным разочарованием для римских врагов Клеопатры было 
состоявшееся через два дня после кончины оглашение завещания диктатора.
   Ни Клеопатру, ни Цезариона не упомянул Цезарь в этом документе. Это было 
своеобразным спасением для Клеопатры и ее сына, ведь теперь всем стало ясно, 
что они не претендуют на наследство Цезаря и что царица не имеет тех пороков, 
которые приписывали ей сплетни.
   Народ Рима увидел, что добилась Клеопатра только того, чего хотели многие, – 
возобновления договора о дружбе Египта и Рима. Похвальная политика!
   Сплетни поутихли, и только Цицерон продолжал преследовать царицу, следя за 
ее дальнейшей судьбой.
   Только сын, маленькое воплощение Цезаря, согревал теперь ее сердце. Может 
быть, в это трудно поверить врагам, но она искренне плакала над телом своего 
возлюбленного. О, боги, она даже не могла, не имела права открыто высказать 
свою скорбь так, как это делала законная супруга Цезаря!
   Что теперь? Как жить дальше, когда на пути только расставленные ловушки и 
каждая ждет, когда попадет в нее по ошибке или по неопытности молодая царица. 
Цезарион не понял, конечно, что случилось. Когда-нибудь она расскажет ему о том,
 как велик и прекрасен был его отец. А пока...
   Клеопатра позвала служанку: «Уведи Птолемея Цезаря и позови Менафта». 
Согнувшись в глубоком поклоне, служанка удалилась. Клеопатра заметила на ее 
глазах слезы. Наверное, преданная служанка тоже оплакивала Цезаря. Менафт как 
будто ждал около двери. Верный друг и советник явился через секунду и с ним, 
конечно, неразлучный Аммоний. И снова глубокий поклон и молчание.
   «Что мне предпринять, Менафт? Я растеряна и не могу рассуждать с необходимой 
холодностью. Что делать? Я приняла решение уехать прямо сейчас, сразу. Но что 
делать дальше?»
   Менафт говорил тихо, чуть хрипловатым полушепотом. «Царице нужен совет, или 
я должен просто высказать свое мнение по поводу происходящего?»
   «Совет, Менафт. И клянусь, я последую ему. Много ли у меня осталось таких 
друзей, как ты? Ведь я могу так тебя называть?»
   Менафт не обиделся, услышав слова сомнения. Он был верным другом, он служил 
бы своей царице, даже если бы она оказалась в изгнании, даже если потеряла бы 
все. До самой смерти! Такую клятву он дал себе раз и навсегда.
   «Наверное, придется проститься не только с Римом, но и со многими твоими 
планами, царица. Они ведь вовсе не были несбыточными, и от этого только больнее.
 Однако теперь необходимо спасти то, чего удалось достичь, и то, что у тебя 
осталось. Прежде всего позаботься о своей жизни, Великолепная. В Риме у тебя 
слишком много врагов».
   Аммоний кивнул головой: «Да, царица. Многие сенаторы жалуются, что ты 
обидела их высокомерием. Они, глупцы, не понимают, что в твоем высокомерии 
больше настоящего царского величия, чем презрения к ним, подлым предателям и 
убийцам».
   «Ты думаешь, Аммоний, мне не уйти от их мести?»
   «Я думаю, что не это самое страшное, что ждет тебя Клеопатра. На родине не 
меньше у тебя врагов. Пора признаться в этом самой себе. Теперь легионеры 
Цезаря, которых он оставил в Александрии, не будут уже поддерживать тебя. Я 
очень хотел бы, чтобы эти мои слова были ошибкой, но они подчиняются теперь 
приказам Рима без Цезаря. А какой они получат приказ, известно лишь богам».
   «Но я не могу допустить, чтобы мой Египет стал одной из провинций Рима. Им 
не удастся убрать меня с дороги!»
   «Слава Осирису, я вижу прежнюю Клеопатру, владычицу бесстрашную и 
безжалостную! – Менафт воздел руки к небу и улыбнулся. – Я верю, теперь ты 
можешь рассуждать трезво. Спасти тебя и твоего сына – вот что сейчас стоит 
первой задачей. Сенат легко может принять закон, который обсуждался еще при 
жизни твоего отца – Великого Птолемея. На основании этого закона Египет 
попадает под влияние Рима. Поэтому надо торопиться».
   Аммоний от нетерпения притоптывал сандалией по мраморному полу: «Мне кажется,
 что отчаиваться не стоит, царица. Ведь сейчас и сам Рим тоже потерял 
стабильность и уверенность. В городе паника. Заговор не принес желаемого 
результата. Убийство Цезаря, да пребудет с ним великий Осирис, не принесло 
покоя заговорщикам. Ведь у твоего римлянина было много друзей. Уже в день 
похорон негодованию их не было предела. Говорят, что многие из убийц покинули 
город».
   «Я проклинаю их всех. Именем Исиды я проклинаю их и желаю скорейшей смерти. 
И чем тяжелее и страшнее она будет, тем легче будет душе Цезаря».
   Менафт содрогнулся от того, сколько ненависти, силы и отчаяния было в голосе 
царицы. Да, не хотел бы он обрушить на свою голову такое проклятье.
   «Я не уеду из Рима тотчас же. Я буду ждать несколько дней. Я знаю о 
завещании, и оно не станет для меня неожиданностью. Я дождусь, когда шакалы 
начнут свою драку и перекусают другу друга до смерти. И вот тогда я скажу, что 
мне хорошо»...

   Октавиан – наследник диктатора
   В день убийства Цезаря Цицерон выдвинул идею созыва сената преторами здесь 
же, на Капитолии, дабы народ сразу понял, кому будет теперь принадлежать 
руководство государством. Однако проект не имел успеха: большинство 
присутствующих, в том числе сами сенаторы, считали необходимым вступить в 
переговоры с консулом 44-го года Марком Антонием.
   В первые часы после убийства диктатора наиболее видные цезарианцы испытывали 
страх и растерянность. Марк Антоний, опасаясь, что заговор направлен и против 
него, забаррикадировался в своем доме. Так же поступил начальник конницы Эмилий 
Лепид. Но эта растерянность длилась недолго. Уже на следующий день стало ясно, 
что заговорщики не имеют достаточно широкой и прочной опоры. Население Рима в 
своей массе им не сочувствовало, а ветераны Цезаря были настроены явно 
враждебно. Поэтому Марк Антоний, получивший в свое распоряжение семьсот 
миллионов сестерциев из государственной казны, а также из личных средств Цезаря 
сто миллионов сестерциев, воспрял духом и назначил на 17 марта заседание сената.

   Это заседание было весьма бурным. Сначала сторонники заговорщиков предложили 
объявить Цезаря тираном, а убийцам его выразить одобрение и даже присвоить 
почетное наименование «благодетели». Тогда Антоний заявил, что если Цезарь 
будет признан тираном, то все его распоряжения автоматически станут 
недействительными. А ведь известно, что Цезарь, собираясь в длительный поход 
против парфян, провел ряд назначений и распоряжений, которые имеют прямое 
отношение ко многим из находившихся на заседании.
   Слова Марка Антония произвели резкий перелом в настроении. Те сенаторы, 
которые только что пылко поддерживали заговорщиков или даже намекали на 
собственное участие в заговоре, теперь испугались, что могут потерять выгодные 
и почетные назначения. Они принялись чуть ли не восхвалять диктатора.
   Марк Антоний предложил компромиссное решение: к заговорщикам применить 
амнистию – «забвение» и утвердить все распоряжения Цезаря.
   На похоронах Антоний сделал все, чтобы потрясти публику. Он произнес 
хвалебную оду Цезарю, в конце которой, повысив голос до торжественного возгласа,
 поднял на копье окровавленную одежду убитого. После этого вынесли восковую 
скульптуру Цезаря, на которой очень натурально зияли 23 окровавленные раны. 
Объявлено было, что по завещанию каждому плебею принадлежало по триста 
сестерциев, а Риму в подарок отходили сады Цезаря над Тибром.
   Толпа, вдохновленная Антонием, бросилась к зданию сената, где был убит 
диктатор. Желанием народа было немедленно уничтожить и само здание, и 
заговорщиков. «Огня, Огня!» – слышны были отчаянные крики. Один из народных 
трибунов, заподозренный в заговоре, был растерзан озверевшей толпой.
   Брут и Кассий, не скрывая страха, бежали их города.
   На вечные времена запретил Антоний диктатуру, оставив право называть 
последним диктатором только Юлия Цезаря.
   Два долгих года прожила Клеопатра на берегу Тибра на прекрасной вилле, и вот 
пришло время покидать уютный дом, где все напоминало ей о возлюбленном.
   Цицерон вслед царице пишет весьма нелицеприятные строчки в письме Аттику. Он 
не забыл тот случай с книгой и в отсутствие теперь могущественного покровителя 
решился на грубые неосторожные слова; «Я ненавижу царицу! Аммоний, человек, 
который берет на себя выполнение ее поручений, знает, что у меня для этого есть 
достаточные основания, хотя подарки, ею обещанные, не унижают мое достоинство, 
так как я мог бы даже принять их публично. А этот ее прислужник, Сара, помимо 
того что мошенник, кажется мне еще и наглецом. Только однажды видел я его в 
моем доме, и, когда я вежливо спросил, что он там делает, он ответил, что ищет 
Аттика. Наглость же царицы в то время, когда она жила в имении Цезаря за Тибром,
 я не мог вспоминать без негодования. Поэтому лучше не иметь дела с этим 
сборищем. Они, кажется, думают, что у меня нет не только присутствия духа, но и 
никаких чувств». Какое жестокое лицемерие, какая жестокая ненависть!
   Причины такого отношения к сильной, умной женщине таятся в личной проблеме 
Цицерона. Он не просто не любил всех греков. Он отрицательно относился ко всем 
женщинам, появлявшимся рядом с Цезарем. Личная жизнь самого Цицерона была 
весьма неудачной. Обе его женитьбы говорят о проблемах в общении с женщинами. 
Он не любил таких ярких независимых женщин, как египетская царица, любовница 
ненавистного ему диктатора. Но каким слабым, недостойным философа и оратора 
выглядит этот последний выпад в сторону лишенной защиты Клеопатры.
   Реальная власть естественным образом перешла в руки консула Марка Антония. 
Это нисколько не тревожило Клеопатру. Она была уже знакома с приятным молодым 
воином. Совсем другое отношение было к наследнику Цезаря Октавиану. Он в 
качестве приемного сына рассчитывал на преданность ветеранов отца. Ведь они 
искренне были возмущены предательством сената и убийством их полководца.
   Еще при рождении 23 августа 63 г. астрологи предсказали Октавиану великое 
будущее. Его отец Гай Октавий происходил из привилегированного сословия 
всадников. Мальчиком Октавиан воспитывался в доме своей бабки Юлии, сестры 
всемогущего диктатора. Еще в детстве он отличался необычайными способностями. 
Когда ему исполнилось 12 лет, во время похорон своей бабки Юлии Октавиан 
произнес яркую, запомнившуюся современникам речь. Цезарь осыпал юношу милостями 
и незадолго до своей кончины захотел назвать его своим сыном и главным 
наследником.
   Известие об убийстве Цезаря застало Октавиана в греческой Аполлонии. Юноша 
знал, что возвращение в Рим для него опасно, и колебался, принимать ли ему 
наследство Цезаря. Мать не советовала ему вмешиваться в грозившую гибелью 
политическую борьбу. Однако Октавиан принимает решение. Он отправляется в Рим и 
прибывает туда как раз вовремя.
   Убийцы Цезаря бежали, наиболее влиятельные противники погибшего диктатора 
также разъехались из столицы, сенат бездействовал. Октавиан был с радостью 
встречен ветеранами Цезаря и народом, ожидавшим, что распоряжения диктатора 
будут, наконец, исполнены и Октавиан, получив наследство, выплатит каждому 
жителю Рима обещанные 300 сестерциев. Октавиан подтвердил, что выплатит народу 
завещанные деньги, и взял согласно тогдашнему обычаю имя своего приемного отца. 
Теперь он стал именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан.
   Однако получить наследство оказалось не так просто. Консул Антоний захватил 
деньги Цезаря и оставшиеся после него документы. Он объявил, что выборы 
консулов производить не следует, так как Цезарь уже назначил на наступающий год 
всех должностных лиц. В действительности это было не так. Антоний сам поставил 
на все должности своих родственников и преданных ему людей.
   Когда Марк Антоний вернулся в Рим, состоялась его встреча с наследником 
Цезаря. Фактический диктатор отнесся к юноше довольно пренебрежительно. 
Октавиан почтительно, но твердо заявил о желании отомстить убийцам своего отца, 
а также о необходимости выполнить волю покойного и раздать народу завещанные 
ему средства. Для этого он просил Антония вернуть ему ту сумму из личных 
средств Цезаря, которую Антонию передала Кальпурния, вдова Цезаря.
   Антоний был возмущен смелостью, вернее сказать, наглостью «мальчишки». Он 
дал ему резкую отповедь, указав, прежде всего на то, что если Цезарь оставил 
своему приемному сыну наследство и славное имя, то он отнюдь не передавал ему 
полномочий на управление государственными делами. Поэтому он, Антоний вовсе не 
намерен давать сейчас отчет в этих делах. Что же касается наследства, то 
денежные средства, полученные им в свое время от Кальпурнии, истрачены на 
подкуп влиятельных лиц, дабы они не препятствовали принятию решений в интересах 
Цезаря и его памяти. Поэтому он ничем не может помочь молодому человеку в его 
денежных затруднениях.
   Октавиан неожиданно проявил такие качества политического деятеля, которые 
еще не раз сослужат ему хорошую службу в дальнейшем: завидную выдержку, точный 
расчет, последовательное и неуклонное стремление к достижению намеченной цели. 
И хотя он давно уже понял, что не убийцы Цезаря должны считаться его самыми 
опасными врагами, он пока ни словом, ни делом не обнаруживал своего истинного 
отношения к Марку Антонию, наоборот, оказал даже некоторое содействие принятию 
закона, по которому Антоний получал Цизальпийскую Галлию, в чем тот был весьма 
заинтересован.
   Октавиан объявил прежде всего о продаже не только своего собственного 
недвижимого имущества, но и имущества своей матери, отчима и еще нескольких 
родственников, дабы иметь возможность выполнить волю отца и выплатить обещанные 
народу суммы. Этот поступок Октавиана создал молодому наследнику Цезаря такую 
огромную популярность, что на проходивших в это время трибутных комициях, где 
выбирали народного трибуна взамен одного умершего, народ выразил желание 
избрать Октавиана, хотя это было противозаконно, поскольку он принадлежал к 
патрициям. Но желание это выражалось весьма настойчиво, и Антонию пришлось 
добиваться специального постановления сената о том, что дополнительные выборы в 
данном случае вообще не нужны.
   Популярность Октавиана стремительно росла. Симпатии к нему всего населения 
Рима особенно ярко проявлялись во время различных массовых игр и зрелищ: в 
честь Аполлона, в честь побед Цезаря. Во время этих последних игр Октавиан 
использовал появление кометы для обожествления Цезаря: в храме Венеры 
Прародительницы он поставил ему статую со знаком звезды над головой.
   По мере того как положение Октавиана укреплялось и известность его росла, он 
начинает переходить к новой тактике. Он ведет теперь сложную игру, настраивая 
население Рима против Антония, вызывая сочувствие к себе, искусно лавируя между 
сенатом и народом.
   Однажды на улице Рима произошел очень показательный в этом смысле случай. 
Окруженный толпой, которая напоминала его личную охрану, исполненный ненависти 
и обиды, он просил всех, чтобы они, не обращая внимания на него, который по 
доброй воле терпит столько несправедливостей и оскорблений, выступили, однако, 
в защиту Цезаря – его отца, их императора-благодетеля. Именно Антоний, по 
словам Октавиана, подвергает издевательству и унижению память Цезаря.
   Подобная тактика дала свои результаты. Вскоре центурионы, состоявшие в 
личной охране Антония, ветераны самого Цезаря, обратились к Антонию, настаивая 
на том, что он должен изменить свое отношение к Октавиану, говоря, что вражда 
между ними обоими выгодна только их общим врагам. Игнорировать подобное 
обращение было просто невозможно. Поэтому происходит примирение Антония с 
Октавианом, правда, весьма непрочное – не раз затем нарушавшееся и не раз 
возобновляемое. Кроме того, Антоний – опять-таки не без нажима ветеранов – 
оказывается вынужденным объявить о созыве сената для обсуждения вопроса о новых 
почестях Цезарю и увековечивании его памяти.
   После того как два легиона перешли на сторону Октавиана, он передал их 
вместе с набранными за собственный счет воинами в распоряжение сената для 
борьбы с Антонием.
   Добиваясь власти, Антоний стремился сблизиться с главой сенатской партии, 
знаменитым Цицероном, который, обладая большим влиянием, тоже ненавидел Антония.
 Цицерон с радостью пошел на союз с Октавианом. Он был заинтересован в 
поддержке наследника Цезаря (любимца римской бедноты) и полагал, что неопытный 
юноша будет послушным орудием в его руках. Октавиан старался укрепить Цицерона 
в этом убеждении, всячески заискивал перед ним и даже почтительно называл его 
«отцом»!
   С каждым днем становилось все очевиднее, что в Риме вот-вот вспыхнет 
гражданская война из-за наследства Цезаря. Можно было уже определить главные 
силы, которые столкнутся в этой борьбе: прежде всего убийцы Цезаря и сторонники 
сената. Во-вторых, политики, на словах преданные прежнему государственному 
строю, а на деле стремившиеся занять место диктатора. И, конечно, приемный сын 
Цезаря, девятнадцатилетний Октавиан.
   Теперь Клеопатре нельзя было больше медлить. Нужно было срочно возвращаться 
в Египет и там переждать бурю.
   Теперь близкие царице люди говорили о новой опасности, подстерегающей ее. И 
эта опасность могла проявить себя в любой момент.

   Смерть Птолемея XIV
   Она вновь была в столице, в своем дворце. Казалось, сами стены дворца 
вселяли в сердце уверенность и покой. Клеопатра ходила из комнаты в комнату, 
осматривая любимые, знакомые с детства, уголки просторного дома.
   Неужели все позади? Сначала тяжелые последние месяцы потери взаимопонимания 
и нежности Цезаря, бесконечное решение чужих проблем, которые неожиданно 
оказывались собственными проблемами, боль отчаяния и уколы ревности, любовь...

   С того дня, когда она покинула дворец, казалось, прошли годы. Клеопатра, 
мельком проходя мимо зеркала, взглянула в него. Тяжесть пережитого наложила 
своеобразный отпечаток на лицо. Это нисколько не портило внешность, просто 
делало ее другой. Жестче стал взгляд, резче движения, стремительней и тверже 
походка. Как захотелось вдруг в зеркале увидеть ту девочку, которая, пробегая 
по покоям дворца, пряталась от надоевших служанок, стремившихся усадить ее за 
книги, ту девушку, которая мечтала о любви, веря и надеясь на прекрасное 
царское будущее с сильным супругом рядом. Как Осирис и Исида...
   Клеопатра вошла в тайные покои. Только здесь она могла встретиться с 
друзьями, не боясь быть услышанной более никем. В комнате ее уже ждали. Верные 
друзья (о, Боги, как их немного) встали, увидев царицу. «Приветствуем тебя, 
Великолепная», – прозвучал приглушенный хор голосов.
   Клеопатра оглядела стоящих перед ней мужчин. «Я тоже приветствую вас, друзья.
 У нас много новостей, которые мы можем сообщить друг другу. Те из вас, кого не 
было со мной в Риме, уже знают, что мы неожиданно пережили смерть великого 
Цезаря, да поможет ему Осирис. Эта смерть не станет для нас причиной уныния, а 
лишь причиной скорби. Ради нашего сына Птолемея Цезаря мы будем идти дальше. И 
о том, какой выбрать путь, чтобы не ошибитьс, я хочу услышать от вас. Те, кто 
оставался здесь сейчас, могут сообщить нам новости».
   Минутное молчание прервал Сейтахт – самый старших из присутствующих: «У нас 
есть много слов, которыми мы хотели говорить с тобой о смерти Цезаря, царица, 
но ты не такая, как те женщины, которые теряют себя, теряя мужчин. Все наши 
слова не восполнят потери. Но если ты имеешь в себе силы, надо говорить о дне 
сегодняшнем. Необходимо подумать о твоем муже, Клеопатра. Он скоро вырастет и 
станет мужчиной по нашим законам. Не возникнет ли тогда такой ситуации, при 
которой твои враги в Александрии или Риме потребуют, чтобы ты отреклась от 
престола и передала власть мужу? Ты всю жизнь стремилась к царствованию. Ты 
угодна тем, кто любит тебя и верит в справедливость твоего правления. Что будет 
с тобой, если твой муж станет полновластным правителем?» В зале воцарилось 
напряженная тишина. Сюда не проникали звуки, так же как и отсюда не мог 
проникнуть ни один звук, ни одна мысль... Менафт, вернувшийся вместе с 
Клеопатрой из Рима, прервал молчание: «Что вы можете предоставить в 
доказательство этих предположений?» К нему повернулся начальник охраны, которая 
была верна Клеопатре: «Менафт верит мне на слово? Тогда послушай, что я скажу. 
В Александрии неспокойно. Не все хотят видеть на троне Клеопатру. Люди глупы, 
они не знают, кто будет править ими после царицы. Глупых людей легко поведут за 
собой те, кто хочет уничтожить власть Великолепной. Вот, читай, Менафт, это 
только малая толика того, что читают сейчас те, кто может постичь написанное на 
папирусе».
   В руки Менафту лег лист дешевого папируса. Он взглянул на Клеопатру и, 
повинуясь легкому кивку головы, начал читать вслух: «Вот восстали бедняки и 
стали богатыми. И богатые теперь в горе, а бедняки радуются. Каждый в городе 
говорит: „Пойдем побьем наших знатных!“
   Не различают сына знатного отца от человека, не имеющего такового. Вот дети 
князей побиты об стены...
   Вот законы суда выброшены, и люди рвут их, ходят по ним ногами...
   Смотрите, делаются вещи, которые не случались никогда: царь захвачен 
бедняками.
   Смотрите, тот, кто ничего не имел, стал владельцем богатства, и князь его 
восхваляет.
   Смотрите, владевшие одеждами теперь в лохмотьях, а тот, кто не ткал для себя,
 теперь владеет тонкими тканями...» Менафт не дочитав, вдруг в раздражении 
порвал папирус и бросил к ногам сидящих: «Проклятые рабы! Они не знают, о чем 
говорят. Прости, царица, что принудил тебя слушать это!»
   Клеопатра молчала. Она как будто не слышала страшных слов, прочитанных 
Менафтом. Тонкие изящные руки поднялись к лицу, на секунду все подумали, что 
царица плачет, но совершено сухие глаза взглянули на притихших мужчин, спина 
выпрямилась: «Поговорим же сейчас о моем сыне. Приемный сын Цезаря Октавиан не 
питает к Птолемею Цезарю никаких добрых чувств. На его поддержку мы 
рассчитывать не можем. Мой муж и соправитель в своей слабости стал опасен для 
меня. Несколько лет назад мой малолетний брат и муж, погибший в войне, да 
пребудет с ним Осирис, уже стал знаменем моих врагов. Не сможет ли повториться 
эта история и сейчас? – Клеопатра помолчала, перевела дыхание и уже совсем 
спокойно продолжила. – На трон в качестве моего соправителя должен взойти мой 
сын. Это моя единственная надежда и любовь».
   Мужчины переглянулись. Глядя прямо перед собой, Клеопатра твердо закончила: 
«Но двух соправителей у меня быть не может».
   В абсолютной тишине, сопровождаемая Менафтом, царица вышла из тайной комнаты.
..
   Птолемей XIV умер через несколько дней.
   Сразу после траурной церемонии Клеопатра возвела на престол нового 
соправителя, разделив трон со своим сыном Птолемеем Цезарем. Для этого 
соправителя избран был титул «Божественный, Возлюбивший отца и мать» – 
Филопатор, Филометор. Имя Филопатор должно было подчеркнуть, что именно 
Птолемей – сын Цезаря, а не Октавиан. Птолемей XV стал последним наследником 
трона и потомком древней династии. Оставалась только Арсиноя, за действиями и 
жизнью которой зорко следила Клеопатра.
   Вскоре после коронации трехлетнего Птолемея Цезаря на стене храма богини 
Хатхор в Дендере был сделан большой рельеф. Надпись на египетском языке о 
совместном правлении Клеопатры и ее сына также украсила стены храмов. Рождение 
Цезариона было еще раньше увековечено в храме Гермонтиса – Храме Рождений. Там 
он уподоблялся богу Гору. В окружении богинь была изображена и мать-Клеопатра. 
Над ее головой золотом сияла надпись «Мать бога Ра». Жрецы хотели придать 
рождению сына Клеопатры характер важного официального торжества. Культ Исиды, 
Осириса и Гора становился все более популярен, он был главной господствующей 
религией, и Клеопатра сыграла в этом не последнюю роль. Она продолжала мудрую 
политику, начатую еще в первые годы царствования, демонстрируя приверженность 
местным богам, чтобы стать ближе к своим подданным, представлявшим ту силу, на 
которую она могла опереться в случае политической катастрофы.
   В случае отождествления Цезариона с Гором все сразу стали говорить о великой 
миссии Гора, которая состояла в том, чтобы отомстить за убийство отца. Это был 
вызов Октавиану, который тоже претендовал на месть за Цезаря.
   Самое важное для Клеопатры было то, что она наконец достигла желаемого, 
оставаясь единовластной правительницей.

   Брут и Кассий
   Между тем положение в Риме с каждым днем усложнялось. Начиналась гражданская 
война.
   В восточных провинциях сосредоточивали войска убийцы Цезаря – Гай Кассий и 
Марк Брут. Они объявили о своей верности сенату и за счет беззастенчивого 
ограбления населения провинций собирали средства для борьбы с противниками.
   По совету Цицерона сенат объявил Антония «врагом отечества». Во главе 
направленной против него армии были поставлены выбранные законным порядком два 
консула и Октавиан, которому предоставили командовать его двумя легионами. 
Октавиана не смущало, что он оказался в одном лагере с убийцами его приемного 
отца. Он стремился к власти любыми путями.
   Войска двинулись к городу Мутине, на севере Италии, где стояли легионы 
Антония. Произошло решающе сражение. Войска Антония были разбиты. Оба консула 
пали в бою, и Октавиан остался единственным командующим. От природы осторожный, 
он не решился преследовать отступающие войска Антония, и те, переправившись 
через Альпы, спустились в Нарбонскую Галлию. Здесь стоял со своими легионами 
Марк Эмилий Лепид, один из ближайших сподвижников Цезаря. Войска Антония 
объединились с войсками наместника Галлии Лепида. Теперь в их распоряжении 
оказалось 17 легионов, и они двинулись на Италию.
   Октавиан оставался в Риме фактически полновластным правителем.
   Клеопатру все это время больше волновала внутренняя жизнь Египта и события в 
соседних странах, чем в далекой Италии. На востоке шла борьба между несколькими 
группировками, и богатой стране не удалось бы избежать участия в войне.

   Триумф и гибель Долабеллы
   На Востоке Кассий занял Сирию, но туда скоро вторгся Долабелла – один из 
сторонников Цезаря. Он тоже стремился захватить эту провинцию. Гней Долабелла 
был зятем Цицерона. Несколько раз Долабеллла менял политические взгляды, то, 
присоединяясь к убийцам Цезаря, то, поддерживая Антония. Наконец он 
предательски убил одного из подозреваемых в заговоре против диктатора, Требония.
 Солдаты Долабеллы отрубили Требонию голову и играли ею как мячом.
   Сенат после этого объявил Долабеллу «врагом отечества», а тот начал грабить 
города, бесчинствовать и объявил о подготовке к войне с Кассием.
   Теперь Долабелла обратился за помощью к Клеопатре. Ему необходимы были 
римские легионы, оставшиеся в Египте и корабли. При этом Долабелла говорил о 
том, что мечтает отомстить за убийство Цезаря. Доказательством этому была уже 
состоявшаяся смерть Требония. Клеопатра не отказывала в помощи, но ее условием 
было еще и признание ее сына законным правителем Египта. Командиру одного из 
римских легионов приказано было присоединиться к войску Долабеллы. Ободренный 
этой небольшой поддержкой Долабелла решительно пошел на Сирию, хотя Кассий 
обладал гораздо более сильной армией. Кассий с легкостью одержал победу, 
встретив Долабеллу на территории Палестины. Причем римские легионы вообще не 
оказали сопротивления, перейдя на сторону противника. Клеопатра с ужасом 
осознала, что вместо поддержки сыграла роковую роль в исходе войны. Для 
Долабеллы было бы лучше, если бы эти легионы оставались в Египте. К тому же 
обещанные Клеопатрой корабли так и не отплыли из Александрии, им помешал 
сильный неблагоприятный ветер. Долабелла терял последнюю надежду на удачный 
исход своего похода.
   Позже, после падения Лаодикеи, портового города и последнего оплота 
Долабеллы, остатки армии изменили своему полководцу. Военачальники сами открыли 
ворота города. Долабелла не захотел быть плененным. Последней его просьбой, 
перед тем как осаждающие вошли в город, были слова, обращенные к личной охране: 
«Обезглавьте меня, солдаты!»
   После Цезаря и Помпея это был один из выдающихся воинов, полководцев. Кроме 
того, это был один из последних римлян, готовых на сотрудничество с Клеопатрой. 
Она теряла последний оплот надежды и опоры.
   Правда, оставался еще Кассий. Ведь он открыто не выступал против Клеопатры. 
Более того, он обращался к ней за помощью еще во время осады Лаодикеи. Тогда 
царица оказалась перед трудным выбором.
   Кассий, обращаясь к Клеопатре за помощью, знал о том, что она поддерживает 
его соперника – Долабеллу, но понимал, что ей очень трудно будет отказать и ему.

   «Царица может поддержать нас в войне? Правда, до нас дошли слухи о том, что 
Долабелла опередил нас с подобной просьбой». «Уважаемый Гней Долабелла 
действительно обращался к нам за помощью людьми и кораблями, но... – Клеопатра 
задумалась, – мы не смогли оставить незащищенной столицу».
   «Как? – Кассий изобразил недоумение. – А римский легион, который прибыл к 
нему из Александрии?» Клеопатра, не смутившись, солгала: «Римские военачальники 
отдают приказы без моего ведома. Ведь Кассию известно, что они неподвластны мне,
 подчиняясь только Риму?» «Царица понимает, что в случае моей победы я смогу 
достойно вознаградить Египет и его правителей?» Клеопатра нахмурилась. Она не 
могла помочь Кассию, хоть и понимала, чем ей может обернуться отказ. Но память 
о Цезаре заставляла идти на риск. Поддержка Кассия стала бы причиной презрения 
и гнева со стороны друзей ее погибшего возлюбленного. Она не могла предать 
память Цезаря. Кассий как будто читал ее мысли: «Царица чего-то боится? Я смогу 
защитить ее и Египет». «Мы не боимся ничего. Но... Египет истощен голодом, 
который продолжается уже несколько лет. Последняя эпидемия, с которой не смогли 
справиться наши лекари и жрецы, унесла тысячи жизней. Мы хотели бы помочь 
Кассию, но нам мешают не зависящие от нашего желания причины. Прошу простить 
нас, уважаемый Кассий. Мы желаем вам удачи».
   Кассий еле сдерживал гнев. Эта царица, порочная женщина, родившая 
незаконного ребенка и сделавшая его царем, презирая все правила, отказала ему. 
Он готов был принести клятву всем богам, что накажет непокорную царицу. Он еще 
вернется и отомстит за свое унижение. Египет подчинится ему в ближайшее время...

   Расчет Кассия был верным. После ухода римских легионов Клеопатра осталась 
практически без реальной защиты. Дворцовая охрана была ей верна, но ее 
боеспособность была невелика. Египет имел и разбросанные по гарнизонам войска, 
но надеяться на них в войне против Кассия было бы просто смешно. Захватить 
Египет для Кассия было вопросом времени.
   И все же он отказался от мысли о покорении Египта.
   Причиной этого была не доброжелательность к государству или царице. Просто 
Брут опередил совсем ненадолго выступление Кассия. Ему срочно потребовалась 
помощь соратника в Малой Азии. Неохотно Кассий прощался с мыслью о завоевании 
Египта, но воинская солидарность была превыше всего. Войска направились на 
север, на поддержку Брута.
   Что же заставило Брута прервать поход Кассия? Какая причина стала важней 
завоевания Египта?

   Трагедия Цицерона
   В августе 43 г. войска Октавиана подошли к столице, и вскоре 
девятнадцатилетний полководец был избран консулом. Однако, к великому 
разочарованию Цицерона, вторым консулом избрали не его, а дальнего родственника 
Октавиана, во всем ему послушного.
   Теперь Октавиан уже не нуждался в Цицероне, которого не поддерживали ни 
армия, ни народ. Однако Октавиану нужны были союзники. Он не был достаточно 
силен, чтобы властвовать единолично. Октавиан начал переговоры с Антонием и 
Лепидом.
   На островке, лежащем посреди реки По, в течение трех дней шли переговоры 
трех самых влиятельных в Риме политиков. Каждый предъявлял свои требования. 
Полководцы Цезаря Антоний и Лепид добивались казни своего главного врага – 
Цицерона. Вначале Октавиан отстаивал своего недавнего союзника, но в конце 
концов уступил и пожертвовал его головой. Союз трех был заключен. Его называли 
вторым триумвиратом.
   Триумвиры получили чрезвычайные полномочия по устройству дел в республике. 
Они заявили, что их основная задача – месть за убийство Цезаря. Сенат и 
народное собрание стали послушным орудием в их руках. Убийц Цезаря 
провозгласили врагами отечества. Вместе с тем отменялось решение сената, 
объявлявшее Долабеллу врагом народа, а вслед за этим аналогичное решение 
коснулось и Антония.
   В Риме были объявлены проскрипции. Людей, объявленных в проскрипционных 
списках, осуждали на смертную казнь с конфискацией всего имущества. В эти 
списки включались имена не только политических и личных врагов триумвиров, но и 
просто богатых людей. Это давало возможность получить крупные денежные средства.

   В ноябре вынесено было решение народного собрания, в соответствии с которым 
триумвирату даровалась на пять лет верховная власть. Это давало право назначать 
сенаторов и магистратов, издавать законы, устанавливать налоги, чеканить монету.
 Им же принадлежала на пять лет высшая судебная власть. Права апелляции не имел 
никто из осужденных.
   С этого момента начинается безудержная череда «законных» убийств и 
конфискаций. За голову каждого осужденного назначалась крупная награда. Рабам, 
кроме денег, была обещана свобода. Всячески поощрялись доносы родственников 
друг на друга. Предоставление убежища, укрывательство преследуемых карались 
смертной казнью.
   Те, кто мог трезво оценивать ситуацию, видели страшные признаки разложения 
римского общества. Расторгались родственные связи, узы дружбы. Дети доносили на 
родителей, рабы – на господ, жены – на мужей. Может быть, в шутку, а может, и 
всерьез говорили о трех степенях предательства: первое место занимали сыновья, 
стремившиеся с помощью предательства получить наследство, затем шли рабы, 
вольноотпущенники.
   Аппиан рассказывал в своих письмах о примере отношения к родственникам, 
который подавали сами триумвиры: «Первым из приговаривавших к смерти был Лепид, 
а первым из приговоренных – брат Лепида Павел. Вторым из приговаривавших к 
смерти был Антоний, а вторым из приговоренных – дядя Антония Луций. В свое 
время Луций и Павел высказались за объявление Антония и Лепида врагами 
отечества».
   Октавиан держался за остатки порядочности дольше всех, но под воздействием 
Антония включил все же в списки своего недавнего друга и союзника Цицерона.
   «Божественный юноша», как его называл сам Цицерон, предал своего покровителя.

   Страшной была кончина великого философа. Он бежал от приговора в свою 
формийскую виллу. Здоровье не позволило ему предпринять более длительного 
путешествия. Вскоре в окрестностях Формианума появились люди Антония во главе с 
центурионом Герением и военным трибуном Попилием, которого Цицерон когда-то 
удачно защищал против обвинения в отцеубийстве. Надо было снова бежать, и рабы 
понесли носилки глухими дорожками через рощу к морю. Когда картельный отряд 
ворвался в усадьбу Цицерона, его там уже не было. Но один из вольноотпущенников 
Квинта указал преследователям путь. Попилий занял выход из леса, а Геренний 
бросился искать беглеца по дорожкам. Когда Цицерон увидел бегущих за ним людей, 
он приказал рабам остановиться и опустить носилки на землю. Подперев по своему 
обыкновению подбородок левой рукой, он пристальным взглядом смотрел на палачей. 
Его запущенный вид, отросшие волосы и изможденное лицо внушали сожаление. 
Большинство присутствующих отвернулись, когда убийца подбежал к носилкам. 
Цицерон вышел из носилок, покорно опустил голову и сказал: «Сюда, ветеран, и 
если ты хоть это хорошо умеешь – руби!» Однако палач оказался неумелым. Голова 
Цицерона упала только после третьего удара. Герений отрубил еще и правую руку, 
которой Цицерон писал свои речи против Антония.
   Цицерон был убит 7 декабря 43 г. Ему шел 64-й год. Убийцы доставили его 
голову и отрубленную руку Антонию в тот момент, когда тот проводил народное 
собрание на Форуме. Антоний был в восторге от увиденного и выплатил обещанную 
награду в десятикратном объеме. По рассказам, он поставил отрубленную голову 
Цицерона на свой обеденный стол, дабы досыта насладиться этим зрелищем. А его 
жена Фульвия, вдова Клодия, колола язык оратора булавками. Затем и голова, и 
рука Цицерона как некие трофеи были водружены для всеобщего обозрения около 
ростр. Римляне отнеслись к этому с ужасом, но все же шли смотреть на кровавое 
зрелище. Такой страшной участи удостоился знаменитый оратор, писатель, 
государственный деятель, торжественно увенчанный в свое время в римском 
народном собрании почетным титулом отца отечества.

   Снова голод
   Между тем союз триумвиров креп. И не только политические и военные связи 
способствовали этому. Согласно римской традиции Октавиан заключил брак с 
падчерицей Антония Клодией. Еще одна римская женщина стала заложницей 
политических игр.
   У Клеопатры было собственное мнение о созданном союзе троих. Главному из 
триумвиров Октавиану она нисколько не доверяла. Он был главным соперником ее 
сына. Значение наследия Цезаря сильно возросло после признания его богом. Это 
был первый случай в Риме, после Ромула. Как ни абсурдно это выглядело, 
обожествление было на руку Клеопатре. Ведь теперь и ее сын, Цезарион, был 
обожествлен. Октавиан, правда, тоже называл себя теперь «сыном божественного 
Юлия».
   Интересно, но об Антонии она не высказывалась вслух, скрывая свой взгляд на 
этого человека.
   Тем временем Кассий вновь обратился за помощью к Клеопатре. Ему требовалась 
поддержка в неизбежной войне с цезарианцами. Клеопатра не удивилась этой 
настойчивости. К кому еще обратиться Кассию? Он забыл (или сделал вид, что 
забыл) старые обиды и все же поклонился опять гордой египтянке.
   И вновь после длительного размышления Клеопатра отказала. Она, конечно, не 
верила пока и триумвирам, но они недавно выразили ей глубокую благодарность за 
поддержку Долабеллы в войне против Кассия. Кроме этого, триумвират признал 
официально Цезариона законным царем Египта и соправителем Клеопатры.
   С другой стороны, Серапион признал Арсиною законной царицей на Крите, и это 
совсем не нравилось Клеопатре.
   Самой главной причиной, наверное, все же был новый неурожай. Боги 
отвернулись от Египта. Второй голод и неурожай за такой короткий период 
царствования! В стране свирепствовали стихийные бедствия, голод. Население 
вымирало от страшных болезней.
   Три года подряд, 44-й,43-й,42-й, были неурожайными. Разлив Нила не достигал 
того уровня, который был необходим для орошения полей и возделывания земли.
   В хижинах крестьян слышен был непрекращающийся плач, в храмах не прерывались 
богослужения. Жрецы, не умолкая, читали молитвы:

     «Да живет благой бог, возлюбленный Нуном,
     Хапи, отец богов и Великой Девятки в волнах!
     Пища, питание, еда Египта!
     Оживляющий всех своим питанием!
     На его путях – изобилие, на его пальцах – пища,
     И люди ликуют, когда он приходит.
     Ты – единственный, сотворивший самого себя,
     И не знают твоей сущности!
     В день, когда ты выходишь из своей пещеры,
     Радостно каждое лицо!
     Ты – владыка рыб, обильный зерном,
     Дающий Египту птицу и рыбу!

   Боги не слышали. Чем же прогневали их египтяне? Чем прогневала их Клеопатра, 
страдающая вместе со своим народом?
   Во время голода и эпидемий особенно прославился чиновник по имени Каллимах. 
Его имя навечно осталось на стенах храмов и в исторических воспоминаниях. Когда 
народ потерял всякую надежду на избавление от катастрофы, Каллимах из своих 
собственных запасов, рискуя своим имуществом, спас от гибели множество семей. 
Заботился он и о храмах, чтобы ни на минуту не прекращались богослужения.
   Клеопатра раздавала бесплатно хлеб населению Александрии. Правда, обошла при 
этом иудеев, навлекая на себя гнев этой части населения столицы на долгие годы. 
Ведь так часто приходилось ей обращаться к помощи иудеев раньше! Но все же 
Клеопатра выступала как правительница, для которой не существует прошлого. 
Только будущее, только требования сегодняшнего дня. Хлеба в государственных 
хранилищах хватило бы на всех, но для этого нужно было делить справедливо и 
выдавать понемногу. Вместо этого царица наделяла хлебом лишь греков и египтян, 
в поддержке которых была заинтересована.
   Несправедливве по отношению к иудеям решения царицы будут иметь долгосрочные 
последствия. Настоящая буря ненависти разразится уже после ее смерти.
   Триумвиры собрали большое войско для защиты своих интересов. Армия 
насчитывала около 30 тысяч пехотинцев и 40 тысяч конных воинов. Опираясь на эти 
силы, триумвиры захватили большинство римских провинций и разделили их между 
собой. Октавиан получил Африку, Нумидию, а также острова Сицилию и Сардинию, 
Антоний – Северную Италию, а Лепид – те провинции, которые лежали за Альпами 
(Нарбонскую Галлию и Испанию). Италия управлялась общими силами. Не устраивало 
триумвират то обстоятельство, что самыми богатыми восточными провинциями 
по-прежнему владели Брут и Кассий. На море свои порядки устанавливал пиратский 
флот Секста, сына Помпея Великого.

   После продолжительных размышлений Клеопатра пришла к убеждению, что, 
несмотря на внутренние проблемы страны, она должна подержать триумвират. 
Несмотря на голод и эпидемии, царице удалось снарядить достаточно сильный флот. 
Боле того, она сама решила возглавить его и идти на помощь Антонию и Октавиану. 
Ни одна из цариц эллинистического мира никогда не командовала флотом! На время 
царица забыла о своих подозрениях относительно Октавиана. Кто знает, чем 
завершился бы этот поход Клеопатры! Может быть, она прославилась бы еще и как 
победоносный полководец, но ей не удалось довести план до конца. Недалеко от 
побережья Африки египетский флот настигла буря. Затонуло несколько кораблей, а 
Клеопатра внезапно почувствовала приступ не известной ей дотоле болезни и 
приняла решение вернуться. Сразу же по прибытии в Александрию она начала 
готовить новое морское выступление, но опоздала.

   Битва при Филиппах
   Осенью 42 г. соперники – армия триумвирата и войско Брута и Кассия – сошлись 
на равнине у города Филиппы в Македонии. Здесь завязалось жестокое сражение. На 
правом фланге Брут внезапным нападением захватил лагерь Октавиана и обратил его 
воинов в бегство. Но на другом крыле Антонию удалось потеснить войско Кассия и 
ворваться в лагерь республиканцев. Кассий в отчаянии покончил с собой.
   Через несколько дней Антоний завязал новую битву, на этот раз против 
легионов Брута. Она закончилась полной победой. Не желая пережить катастрофу, 
Брут бросился на меч. После этого легионы Брута перешли на сторону Антония.
   Битва при Филиппах нанесла последний удар республиканцам. Однако положение 
триумвиров все еще оставалось непрочным. Казна была пуста, а одержавшие победу 
воины требовали награды. Было принято решение, что Антоний постарается выжать 
средства из восточных провинций.
   Теперь триумвиры были практически полновластными хозяевами империи. Только 
Сицилия сохранила самостоятельность. Там господствовал незаконный сын Помпея, 
Секст Помпей. Антоний и Октавиан подозревали, что в тайном сговоре с Помпеем 
состоит Лепид, и поэтому не очень доверяли ему. Под свое начало Октавиан взял 
западную часть Римской Империи, а Антоний – восточную. Здесь он будет 
властвовать, здесь предстояло развернуться новому роману, достойному пера поэта,
 – любви Антония и Клеопатры.



   Часть IV. Царица и женщина

   1. Спасти себя, спасти Египет

   Смерть Та– Имхотеп
   «О мой брат, о мой муж и друг, жрец бога Птаха! Пей, ешь, упивайся лицом, 
наслаждайся любовью! Проводи свои дни в веселье! Днем и ночью следуй зову 
своего сердца. Не допускай, чтобы забота овладела тобой. Ибо чем являются годы, 
которые не прожиты на земле? Запад – это страна печали и глубокой тьмы; жители 
его погружены в сон. Они не проснутся, чтобы взглянуть на своих братьев, не 
увидят своих матерей и отцов. Их сердца забыли о женах и детях.
   Нет у меня воды жизни, которая питает все творения. Она течет только для тех,
 кто на земле. Я страдаю от жажды, хотя вода рядом. Я не знаю, где я и откуда 
сошла в эту юдоль. Принеси мне проточной воды! Скажи мне: будь всегда над 
водой! Обрати мое лицо навстречу северному ветру! И лишь тогда мое сердце 
перестанет пылать в страдании.
   Смерть призывает каждого. «Иди!» – вот имя смерти. И все сразу идут к ней, 
хотя сердца трепещут от страха. Никто не может ее избежать – ни бог, ни человек.
 Великие в ее руках так же, как малые. Никто не сможет уберечь своих близких от 
ее проклятия. Охотнее, чем одинокого старца, она уносит сына из объятий матери. 
Все в тревоге молятся ей, она же ни к кому не обращает своего лица. Она не 
придет к тому, кто к ней взывает. Не выслушает того, кто ее прославляет».
   Клеопатра плакала. Так плакала она в последний раз только в детстве. Слезы 
текли по щекам, застилали глаза, рыдания рвались наружу из самого сердца. 
Служанка сбилась с ног в поисках лекаря, но тот, взглянув на царицу, только 
горестно вздохнул и бессильно развел руками. Подойти сейчас к Клеопатре рискнул 
бы не всякий. Только любимая служанка, совсем уже пожилая женщина, растившая 
царицу еще при жизни отца, сидела сейчас рядом и время от времени протягивала 
чашку с ледяной водой. Она знала, что стало причиной таких безудержных слез. 
Несколько минут назад вошел в покои царицы посланец от ее старого друга – жреца 
Пшерени-Птаха. Он даже не успел снять пыльных сандалий и омыть лицо. Конь, на 
котором прискакал посланец, был еле жив от усталости. Пшерени-Птах прислал 
царице плохое письмо. Умерла его юная жена – Та-Имхотеп, родившая ему четыре 
года назад долгожданного сына.
   Клеопатра не забыла, как радовались они счастью друг друга. Она, носившая 
ребенка от Цезаря, и он, ожидавший единственного сына. Та-Имхотеп не 
исполнилось и тридцати лет, когда смерть призвала ее к себе. Похоронить ее 
Пшерени-Птах хотел вблизи Александрии. Он сам совершит все обряды, подобающие 
знатным особам. Жрец считал свою жену богиней, любил ее трепетно и нежно. 
Прожив вместе почти шестнадцать лет, они радовались каждому дню, каждой минуте 
пребывания вместе. Даже сына своего, Имхотепа, женщина родила в праздник бога 
Имхотепа, именем которого и нарекли мальчика.
   Теперь тело ее умерло. Никогда больше не услышит муж звонкого смеха своей 
любимой, никогда не прижмет она к сердцу своего горячо любимого сына.
   На могиле Та-Имхотеп теперь будут высечены те строчки, которые и вызывали 
каждый новый приступ слез царицы. Их списали со стен гробницы Та-Имхотеп для 
Клеопатры на прекрасный папирус, украшенный изображениями Осириса и Имхотепа, 
культ которых исповедовал Пшерени-Птах: «Пей, ешь, наслаждайся вином!» Женщина 
не хотела, чтобы ее смерть убила и любимого мужа. Она хотела, чтобы он 
продолжал жить, и обращалась к нему не со словами жалобы, а со словами 
приветствия.
   Клеопатра горько оплакивала смерть Та-Имхотеп. Уходили из жизни ее друзья. 
На похоронах сам Пшерени-Птах выглядел так, что всем было ясно – горе убило его,
 и не суждено ему надолго пережить свою жену.
   Уже третий день ждала разрешения войти к царице делегация представителей от 
состоятельных, но не знатных александрийцев. Они владели огромными просторами 
пахотных земель за пределами города и в различных областях страны. Делегаты 
терпеливо ждали дня, когда Клеопатра примет их, хотя причина для визита была 
очень важной.
   Люди принесли царице жалобу, в которой говорилось, что старинные привилегии 
освобождают эллинов от всех повинностей, какими облагаются простые земледельцы, 
а начальники многих округов совершенно с этим не считаются, обременяя горожан 
всевозможными поборами деньгами и натурой.
   Прошло несколько дней, делегаты ждали, понимая, что и вопрос очень трудный, 
и состояние души царицы неспокойное. Через месяц Клеопатра вынесла решение и 
издала указ. Она считала решение по этому вопросу таким важным, что приказала 
высечь его на каменной плите, чтобы никто не смог усомниться в ее воле или 
исправить ее по своему усмотрению.
   Вместе с указом Клеопатра передала с делегатами письмо: «Царица Клеопатра 
Филопатора и царь Птолемей, который именуется также Цезарем, Филопатор 
Филометор начальнику округа Гераклеополя шлют приветствие. Отдай распоряжение, 
чтобы прилагаемый указ, а также это царское письмо были выбиты на плите 
по-гречески и на местном языке. Плита должна быть выставлена для всеобщего 
обозрения в городе и во всех крупных селениях. Пусть все будет в соответствии с 
этим указом».
   В самом указе утверждалось, что жители Александрии, обрабатывающие землю в 
разных областях, полностью и навсегда освобождаются от всяческих податей, за 
исключением основного налога в пользу государства...
   Подобный указ мог быть вынесен только царицей, стремящейся заслужить 
расположение жителей Александрии. Клеопатра помнила, что они несколько лет 
назад безжалостно осаждали ее и Цезаря в царском дворце. Теперь, после победы 
триумвирата, Клеопатра вновь оказалась перед лицом опасности. Опасность была в 
неизвестности, именно это особенно пугало царицу. Но если бы она знала, какая 
неприятная новость ожидает ее всего через несколько дней!

   Антоний посещает Египет
   Между тем Антоний и Октавиан поделили между собой римский мир. При этом, 
несмотря на положение законного наследника, Октавиан получил фактически меньше 
преимуществ. Антоний был зрелым взрослым воином и политиком, обладающим 
авторитетом и уважением Рима. Октавиан рядом с ним казался совсем юным 
мальчиком, о котором начали говорить только как о приемном сыне Цезаря. 
Получалось так, что все его успехи приписывали только громкому имени отца.
   Кроме того, по Риму прошел слух о странной и не известной врачам болезни 
наследника. Слабое здоровье помешало ему еще во время войны в Македонии, и на 
его фоне здоровый сорокалетний Антоний выглядел весьма внушительно.
   Республиканцы сдавались Антонию в плен, явно посмеиваясь над напыщенным 
Октавианом. Необходимо было приложить минимум усилий для укрепления авторитета, 
и Октавиан навсегда проиграл бы. Антоний теперь должен был продумать свою 
дальнейшую политику со всей тщательностью.
   Наилучшим решением была бы очередная победная война, но войско Антония 
требовало демобилизации, а значит, нужна была большая сума для расчета с 
солдатами.
   Антоний не был бы политиком, если бы не смог найти выход из создавшейся 
непростой ситуации. Солдатам было объявлено, что пока не произойдет отмщения 
великого Цезаря, говорить о демобилизации очень рано. Войну следовало 
возобновить хотя бы для того, чтобы продолжить дело Красса, потерпевшего 
поражение в войне с парфянами. Антоний прекрасно знал тот регион, где должны 
были развернуться будущие военные действия. В них Антоний пользовался влиянием, 
они были зависимы от Рима. Важнейшим из таких стратегических регионов был 
Египет. В его расположении и помощи с его стороны Антоний был почти уверен. 
Ведь когда-то царица Египта была готова сама возглавить флот, плывущий на 
помощь армии триумвирата.
   Зиму с 42-го по 41-ой г. Антоний провел в Греции. Неожиданно для себя этот 
достаточно грубый, не сдержанный в речах и поступках солдат почувствовал 
интерес к тонкой изысканной греческой культуре. Он посещал философские диспуты, 
выступления поэтов, религиозные церемонии и праздники. Немногие догадывались, 
что в основном этот интерес основан на политических соображениях. Антоний не 
мог казаться грубее и неотесаннее Брута, который в свое время тоже заигрывал с 
греческими общинами. Антоний, однако, мог бы поспорить с каждым, кто утверждал 
бы прагматичность его поведения. Он чувствовал искреннее восхищение Грецией и 
образом жизни эллинов.
   В начале 41-го г. Антоний пересек Эгейское море и посетил город Эфес.
   Здесь новому властителю оказали самый высочайший прием. Жрецы поспешили 
обожествить полководца и назвать его Новым Дионисом. Антоний сам вдруг ощутил 
необыкновенную сопричастность с этим божеством, теперь его походы на Восток 
были бы вполне оправданными.
   Для Антония эта приятная процедура была тем более интересна, что Рим никогда 
не обожествлял живых людей. Но опыт такого поклонения уже был – Помпей и Цезарь 
тоже не протестовали против ритуала обожествления.
   Гордый, напыщенный Антоний всерьез воспринимал приносимые ему со всех сторон 
поклонения, раздавая милости, как истинный властелин восточных земель. Кто 
теперь по сравнению с ним Октавиан? Приемный сын божественного Цезаря? Только и 
всего. А он! Сам Дионис, дарующий счастье и бессмертие.
   Клеопатре докладывали обо всех передвижениях триумвиров. Теперь ее особенно 
интересовал Антоний. Молодой, решительный умный политик и стратег привлекал ее 
внимание как возможный помощник в ее царских желаниях, как опора и поддержка. 
Вряд ли он может заменить Цезаря, но одной царице не продержаться долго, а 
Клеопатра не рассчитывала отдавать трон кому бы то ни было. Ее интерес к 
Антонию был нетерпеливым. Неприятные, если не сказать, страшные новости 
последних дней не давали уснуть. Появилась новая претендентка на египетский 
престол. Царевна Арсиноя, живущая в храме Артемиды Эфесской, не отрицала своего 
желания сменить сестру на троне. Жрецы храма горячо поддерживали юную царевну, 
так же как некогда и ее отца – Птолемея Авлета. Если так пойдет, то возможен 
вариант, кода триумвират признает ее право на царствование и возложит ей на 
голову царскую диадему!
   Спешить, спешить с утверждением своего единовластия. Сын Цезарион слишком 
мал, и ей еще долго править одной. Арсиноя не должна помешать.

   Новые угрозы единовластию
   Кроме того, пришло известие, которое подарило немало веселых минут. Однажды 
поздним вечером раздался тихий голос Феона, начальника стражи: «Божественная, 
могу я войти?» «Входи, Феон. Но к чему такая секретность? Почему ты приходишь 
ночью, как вор?» – Клеопатра улыбнулась.
   Она чувствовала к Феону особое расположение. Он был хорош собой, его глаза 
излучали такую нескрываемую страсть, что она, может быть, и позволила бы ему 
нечто большее, чем почтительные поклоны, если бы не государственные проблемы и 
не траур по Цезарю, который она не сняла еще. Одно знала царица – Феон умрет, 
но не допустит, чтобы хоть волос упал с головы Божественной. Она перешла на 
диалект той местность, где вырос Феон, зная, как это приятно преданному солдату.
 Такое общение придавало особую интимность разговору. Никто не мог подслушать и 
вмешаться в их беседу. Глаза Феона блеснули от удовольствия: «Только ты, царица,
 можешь говорить со мной так, как люди моей родины». «Феон, но ведь ты пришел 
не для того, чтобы восхищаться мною. Что привело тебя?» «Я готов восхищаться 
Божественной все дни... и ночи. Но не об этом сейчас. Вчера вечером мне 
пришлось говорить с одним финикийцем. Он появился в Александрии недавно и 
утверждает, что приехал для торговли. Меня насторожило то, что он задает 
слишком много вопросов и ищет людей, которых ни я, ни твои друзья, ни ты царица 
не считаем своими людьми. Финикиец этот не знал, что я – твой слуга и развязал 
язык. Мне оставалось только подпоить его. Я не пожалел вина и вот то, что нашел 
у него в одежде». Феон протянул царице кусок ткани, в которую был завернут 
неопрятного вида, мятый, местами поврежденный пергамент. «Что это, Феон?» 
«Прочти, Божественная, я не хочу, чтоб чьи-то уши слышали содержание письма. 
Прочти молча и прими решение».
   Клеопатра поднесла письмо ближе к масляной лампе. В тусклом свете лампы и 
неясном свете луны она прочла: «Я, Царь Египта, Птолемей XIII, объявленный 
своей женой и ее товарищами умершим, да покарает их великий Осирис, жив.
   Я, брат и супруг Клеопатры, незаконно занявшей принадлежащий мне престол, 
объявляю, что после гибели моего войска спасся и сейчас жив. Долго мне довелось 
скрываться, опасаясь гнева неверной супруги и сестры. Так же опасаться пришлось 
мне и римлян, поддерживающих Клеопатру.
   Сейчас настало время вернуть мне трон и царскую диадему. Клеопатра должна 
вернуть мне имя, титул и наследство отцов! Это говорю я, ваш царь Птолемей 
XIII!»
   Первые несколько минут Клеопатра молчала, затем, перечитав написанное, с 
недоумением взглянула на Феона: «Ты говоришь, что взял это у финикийца?»
   «У финикийца из города Арада. Вид его не внушает доверия. Он назвал 
несколько имен, о которых я не могу говорить без отвращения. Теперь я жду 
твоего решения, царица». «То, что написано, внушает мне только смех, Феон. Мой 
муж и брат погиб, я сама видела его погребенное тело. То, что объявился 
самозванец, внушает мне некоторые опасения. Хуже другое. Он искал людей, 
которые готовы принять это, – царица гадливо бросила на пол пергамент, – за 
истину. Найди их Феон. Найди всех, кого назвал финикиец».
   «Царица решит их судьбу?» «Я даже слышать о них больше не хочу, Феон. Их 
судьбой вправе распоряжаться ты. Пергамент уничтожь. И вот еще... Тебе никогда 
не придется напоминать, что ты делаешь для меня. Я не забуду твоей службы, Феон.
 А сейчас иди».
   На следующее утро Клеопатре доложили, что за ночь в Александрии произошло 
несколько странных убийств богатых и влиятельных горожан. Во дворце шептались, 
в городе громко говорили о загадочных убийствах, только царица не проявила ни 
малейшего интереса к происходящему.

   Антоний – Новый Дионис
   На совете ее военачальников ей сообщили следующее: «Римлянин Антоний в 
городе Эфесе был обожествлен и назван Новым Дионисом. Приезд в Эфес был 
обставлен необыкновенно пышно. Город великолепно украсили, как в день самого 
большого праздника, звучала музыка, горожане славили Антония, называя его 
Дионисом Благодетелем, несущим радость». Клеопатра откровенно скучала, слушая 
эти новости.
   «Божественный Дионис!» Смешно! Ни для кого не было секретом, что сам Антоний 
хотел бы происходить от бога-героя Геракла. Имя Диониса, по мнению царицы, он 
принял, чтобы иметь еще одно преимущество перед другими триумвирами. Антоний 
печатал монеты с побежденным Гераклом немейским львом, которого он считал своим 
знаком зодиака. Именно Антония сравнивали всегда с Гераклом, и он поддерживал 
это, называя себя потомком героя. Монеты, отчеканенные им, – вот лучше 
подтверждения пристрастий полководца. Геракла считали символом примирения и 
согласия между римлянами и греками. В то же время Геракл был близок Дионису и 
даже принимал участие в его пирах, согласно легенде.
   Сам обряд обожествления не был смешон Клеопатре. Все эллинистические монархи 
проводили свою родословную от божественных предков. Смешно было то, что Антоний 
готов был принять любой титул, чтобы только потешить неуемное тщеславие. Как 
скучно и мелко это было для Клеопатры.
   Но вот речь зашла о ее сестре... «Твою сестру Арсиною, Великолепная, он не 
тронул, а права того храма, где она нашла убежище, довольно расширил. Везде его 
принимают с любовью, раболепием, а он только собирает богатые подарки и 
бесконечную дань. Особенно понравилось Антонию в Каппадокии. Там он задержался 
долее обычного. Но говорят, прости царица, что привлек его не город, а Глафира, 
мать Архелая, которая претендует на местный престол. Она, наверное, поразила 
его своей красотой...» Говоривший осекся, увидев взгляд Клеопатры. О красоте 
других женщин не принято было говорить при царице. «Но все знают о ее 
достаточно преклонном возрасте, и слухи о красоте...» «Не пытайся оправдаться. 
Глафира немногим старше меня. Мне знаком этот солдафон, грубиян и пьяница. 
Пусть Глафира немного развлечется». Поднялся один из командиров: «Если царица 
позволит, я скажу. Цари – правители разных государств – поспешили к Антонию. Он 
не может не заметить, что посол из твоей могущественной страны не явился. 
Антоний сказал об этом». «Посол моей могущественной страны не будет торопиться 
с поклоном. Триумвир, решающий дела Рима, сам вступит с нами в переговоры. Не 
пристало Птолемеям торопиться с подарками Риму. Мы будем ждать посла от Антония.
 А пока необходимо решить некоторые наши проблемы»...
   Теперь Клеопатра стала следить за Антонием с особым интересом. Он был 
чувствителен к женской красоте, и она может быть не так хороша, как некоторые 
римлянки, но сумела покорить сердца величайших из мужей. Антоний не будет самой 
сложной жертвой. Кроме того, он не сможет обойти Египет, как самую богатую из 
восточных держав. Остается только ждать. Клеопатра хорошо знала Антония. 
Впервые они встретились еще в 55-м г., когда молодой начальник конницы в 
легионе Габиния – Марк Антоний – вторгся в Египет, чтобы вернуть трон Птолемею 
Авлету. Клеопатра тогда была четырнадцатилетней девочкой. Потом она часто 
виделась с ним, потому что Антоний принадлежал к числу ближайших друзей Цезаря. 
Привычки, склонности и слабые струнки триумвира были известны царице.
   «Он обладал красивой и представительной внешностью. Отличной формы борода, 
широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое 
сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели. Существовало 
даже древнее предание, будто Антонии ведут свой род от сына Геракла – Антона. 
Это предание, которому, как уже сказано, придавало убедительность обличие 
Антония, он старался подкрепить и своею одеждой: всякий раз, как ему предстояло 
появиться перед большим скоплением народа, он опоясывал тунику у самых бедер, к 
поясу пристегивал длинный меч и закутывался в тяжелый военный плащ. Даже то, 
что остальным казалось пошлым и несносным, – хвастовство, бесконечные шутки, 
неприкрытая страсть к попойкам, привычка подсесть к обедающему или жадно 
проглотить кусок с солдатского стола, стоя, – все это солдатам внушало 
прямо-таки удивительную любовь и привязанность к Антонию. И в любовных его 
утехах не было ничего отталкивающего. Наоборот, они создавали Антонию новых 
друзей и приверженцев, ибо он охотно помогал другим в подобных делах и 
нисколько не сердился, когда посмеивались над его собственными похождениями. 
Щедрость Антония, широта, с какою он одаривал воинов и друзей, сперва открыла 
ему блестящий путь к власти, а затем, когда он уже возвысился, неизменно 
увеличивала его могущество, несмотря на бесчисленные промахи и заблуждения, 
которые подрывали это могущество и даже грозили опрокинуть», – так написал об 
Антонии Плутарх.
   Клеопатра знала, что Антоний происходил из знатной, но обедневшей семьи. Ее 
не смущала бедность, ей нравилось думать, что Антоний был внуком знаменитого 
оратора и сыном военачальника. И хоть его отец не отличался блестящими 
воинскими способностями, но это вносило некоторый ореол мужественности в облик 
ее избранника. Родиться в семье, где ум оратора соединился с сердцем льва, что 
могло бы быть привлекательнее для молодой образованной женщины?
   Солдаты восхищались стойкостью и щедростью своего полководца, Клеопатра 
восхищалась его внешностью и умом. Особенно же ее привлекали рассказы о 
необычайном чувстве юмора Антония. Его шутки часто были грубоватыми и 
откровенно пошлыми, но и в свой адрес этот любитель шумных застолий с обильными 
возлияниями принимал подобные шутки легко и с неизменным заразительным смехом. 
Слышала Клеопатра и о том, что войти в доверие к этому человеку чрезвычайно 
легко, ибо не было у него советника, который решился бы сказать вспыльчивому 
господину о его излишней доверчивости, если не наивности. Можно ли этим 
воспользоваться, чтобы стать Антонию ближе самых близких друзей и женщин? Этот 
непростой вопрос предстояло решить красивой и хитрой египтянке.
   Она не сомневалась в его умственных способностях. Но его личное обаяние и 
чувство юмора были гораздо важнее. Близкие Антонию люди часто пользовались его 
излишней доверчивостью и даже недостаточным опытом придворного интригана. Он 
часто не имел представления, что делалось от его имени, потому что из-за 
наивности и легкомыслия слишком доверял подчиненным. Он, случалось, вообще 
плохо представлял себе, что происходит вокруг. Антоний часто и сам, не желая 
того, наносил обиду человеку, но уже через некоторое время готов был раскаяться 
и принести извинения. Но если вдруг кто-то оказывался истинно виновным в 
неблаговидном поступке, гневу его не было предела. Он от души наказывал не 
только для того, чтобы исправить несправедливость а и для того, чтобы воспитать 
виновного.
   Щедр был Антоний и раздавая награды. Заслужить его доверие можно было 
разными способами – от военного подвига до стойкости в ночной пирушке. Подчас 
даже грубая, но уместная шутка, подарившая Антонию несколько веселых минут, 
приближала лучше умного, но скучного рассказа. Грубоватые и наглые шуточки по 
отношению к друзьям вполне могли быть отомщены, так как Антоний не меньше, чем 
шутки над другими, любил и шутки над собой. Это качество Антония не раз вредило 
ему, поскольку он едва ли мог поверить, что находились люди, которые под 
вольностями и шутками скрывали хитрую лесть. Невдомек было доверчивому солдату, 
что некоторые из приближенных к нему людей нарочно притворялись откровенными и 
даже развязными, чтобы таким образом прикрыть свои намерения. Они поддерживали 
застольные беседы в его вкусе, чтобы казалось, что они общаются с ним из любви 
к его остроумию, а вовсе не для того, чтобы добиться от него желаемого.
   Странно, но чем больше думала Клеопатра об Антонии, тем чаще замечала она 
приступы необъяснимой ревности. С чего бы это вдруг стали колоть ее сердце, как 
острыми иглами, мысли о тех женщинах, которые находят наслаждение в объятиях 
широкоплечего грубоватого красавца-военного?

   Да, он был безмерно женолюбив, хотя ходили слухи и о его гомосексуальных 
связях в юности. Слабость к противоположному полу оттеняла привлекательность 
Антония. Он не только сам был искусен в любовных приключениях, но и охотно 
помогал друзьям в поиске и соблазнении красивых девушек.

   Посольство Деллия
   Царица терпеливо ждала. Она не пойдет первой к римлянину. Триумвир объявится 
сам. И действительно, через некоторое время, весной 41-го г., перед Клеопатрой 
предстал личный посол Антония.
   Антоний назначил послом Квинта Деллия, который был не только аристократом, 
но и великолепным политиком. Многие считали его не в меру циничным, и именно 
ему, как никому другому, подвластна была эта миссия. Встреча с Клеопатрой могла 
оказаться сложной и даже неприятной. Антоний мог бы послать кого-нибудь другого 
или даже поехать сам, но он своей излишний прямотой мог навредить себе и делу. 
В задачу Деллия входило не только предложить Клеопатре встретиться с Антонием, 
но и убедить ее, лично представ перед триумвиром, объяснить свое бездействие во 
время последней войны. Такой вопрос мог задать Клеопатре только очень смелый и 
тонкий дипломат. Ведь еще совсем недавно Цезарем она была провозглашена 
владычицей мира. А теперь она, царица великого государства, должна униженно 
просить прощения за свои поступки, предстать перед судьями, как мелкие царьки 
восточных государств! Кто рискнет высказать подобные требования той, которая 
легко убирала со своего пути любого, даже самого близкого родственника!
   Деллию удалось то, о чем и не мечтал Антоний. Правда, даже для Деллия 
осталось тайной то, что царица мгновенно разгадала все намерения Антония. Она 
легко могла найти весьма важный и значимый предлог для того, чтобы отказаться 
от визита к Антонию. В таком случае римлянину пришлось бы самому явиться в 
Александрию пред очи коварной египтянки либо оставить Египет самому решать свою 
судьбу. Такое решение не устраивало гордого Антония. Деллий помог ему. Он смог 
договориться с царицей о встрече. Местом ее свидания с Антонием назначен был 
город Тарс, находящийся в Киликии. Город этот, разоренный два года назад 
Кассием, должен был теперь встречать двух известнейших людей своего времени. 
Тарс уже признал Антония как великого бога. И на это были веские причины. 
Антоний щедро наградил горожан за помощь в борьбе с Кассием. Все граждане 
города, проданные ранее в рабство, были отпущены. Их родной город был отныне 
полностью автономным и свободным от каких-либо податей.
   «Мне весьма приятно встретиться с тобой, царица. Я был наслышан о твоей 
прелести и уме, но не ожидал, что ты превзойдешь все самые лестные ожидания. 
Твой ум сверкает алмазами знаний, твоя красота сияет солнцем на египетском 
небе». Неожиданно для себя и тем более для Деллия Клеопатра расхохоталась: «О, 
боги, такой витиеватой лести я могла бы ждать в начале нашей беседы, но не 
тогда, когда дала свое согласие на встречу. Уважаемый Деллий самое интересное 
приберег напоследок?» «Не знаю, царица, будет ли это для тебя интересным, но я 
действительно искренне восхищен тобой. И я, наверное, не первый и не последний. 
Я сочувствую твоей потере в лице Божественного Цезаря. Эту утрату не сможет 
восполнить тебе никто. Но я, впервые общаясь с тобой, начинаю понимать, почему 
ты заняла такое большое место в жизни диктатора. Рядом с такой женщиной, как ты,
 чувствуешь себя поистине богом».
   «Я благодарю тебя за твои слова сочувствия и твои приятные для меня речи. Но 
тебе, наверное, пора объявить о результатах визита ко мне своему консулу?»
   «Прости, царица, я только хотел, если ты позволишь, дать несколько советов. 
Антоний не так прост, как кажется вначале. Мне хотелось бы, чтобы ваша встреча 
была приятна не только ему, но и не принесла разочарования тебе, Клеопатра. 
Позволь, я расскажу тебе давнюю историю, которую вспомнил, разговаривая с тобой 
и восхищаясь тобою».
   Клеопатра заинтересованно взглянула на Деллия. В глазах появился 
неподдельный интерес. Она с детства любила разные истории о древних временах. 
Их рассказывали жрецы, няни, учителя. Деллий, ободренный вниманием Клеопатры, 
начал: «Во время Троянской войны отец богов и людей Зевс покровительствовал 
осажденному городу, в то время как его жена Гера всеми способами помогала 
ахейцам. Поэтому, когда в одной из битв троянцы особенно энергично теснили 
своих врагов, Гера замыслила хитрость. Она решила отправиться на гору Иду и там 
возбудить в муже жажду наслаждений, а потом послать на него сладкий сон и тем 
временем прийти на выручку ахейцам. Сначала она искупалась и умастилась чудесно 
пахнущей амброзией, потом надела прекрасное платье, вдела в уши золотые серьги, 
набросила на волосы тонкую вуаль. И это еще не все. У Афродиты она попросила 
цветной, дивно вышитый пояс, в котором таились все чары богини: любовь, 
вожделение, сладость беседы, которая лишает рассудка даже самых благоразумных». 
На секунду Деллий прервал рассказ, взглянул на царицу и, уже не скрывая страсти 
в голосе, сказал: «Тебе, Клеопатра, не нужен пояс. Ты сама Афродита, рожденная 
пеной моря. Я могу только плакать, завидуя тому, кто ждет тебя в Тарсе. Ты – 
богиня, но не знаю, чего в тебе больше – божественной любви или божественного 
наказания тому, кто будет обладать тобой. Я ухожу, Божественная, и желаю тебе 
всяких благ».
   После ухода Деллия Клеопатра долго сидела, разглядывая себя в зеркало, потом 
позвала служанку эллинку и долго о чем-то разговаривала с ней, перебирая 
украшения и наряды...

   Кто ты, Антоний?
   Готовясь к встрече с Антонием, Клеопатра особенно интересовалась его 
любовными похождениями. Многое она, безусловно, знала и раньше – проделки 
Антония вызывали столько пересудов, что невозможно было о них не услышать. 
Говорили, например, о том, как Антоний со своей любовницей Цитерой разъезжал по 
Риму в колеснице, запряженной львами. Немало мог рассказать царице и Деллий, 
посвященный во все сплетни, интриги и скандалы высшего общества. История одних 
лишь браков Антония давала обильный материал для бесед.
   В первый раз Антоний женился на некоей Фадии, дочери вольноотпущенника, то 
есть на женщине низкого происхождения. Всем было ясно, что аристократ Антоний 
решился на этот брак только ради денег, ведь отец Антония не оставил свои детям 
никакого состояния. Совместная жизнь с Фадией продолжалась недолго. Интересно, 
что враги даже по прошествии многих лет после развода все еще попрекали Антония 
этим странным браком.
   Затем Антоний женился на своей двоюродной сестре Антонии. Этот брак 
окончился скандалом. Антоний публично, перед сенатом, в котором заседал, в том 
числе, и его тесть, объявил: «Жена изменила мне с Долабеллой».
   К 45 г. у Антония была уже третья жена, Фульвия.
   О красавице Фульвии Клеопатра разузнала только то, что она играла большую 
роль в общественных делах мужа и была весьма интересна внешне.
   До Антония Фульвия была замужем уже дважды. Оба ее мужа умерли 
насильственной смертью. Первый муж, знаменитый народный трибун, непримиримый 
враг Цицерона – Клодий, был убит людьми другого народного трибуна, Милона, в 
стычке на Аппиевой дороге. После него остались двое детей. Второй муж Фульвии, 
Курион, друг и сподвижник Цезаря, погиб в борьбе с противниками диктатора в 49 
г.
   Клеопатра поражалась терпению Фульвии. Как она может допускать постоянные 
измены Антония? Однако Клеопатра одновременно понимала, что человек, около 
которого плетутся постоянные любовные сети, не может чувствовать стыда и 
раскаяния, возвращаясь на супружеское ложе. Пальцы царицы дрожали, когда она 
раскрывала дорожную сумку своего посланника, привезшего ей из далекого Лугдума 
монеты с изображением соперницы. Фульвия стала первой женщиной, лицо которой 
было отчеканено на монетах. Значит ли это то, что ее роль в жизни не только 
мужа, но и политической жизни Рима была столь велика? Фульвия в виде богини 
Победы высокомерно взирала с монеты на Клеопатру, и та каждой клеточкой своего 
мозга чувствовала угрозу для себя со стороны этой женщины, в которой от женщины 
осталась только блестящая внешность. Нет! Он не мог любить эту властную богиню, 
которую, по рассказам очевидцев, не интересовало ни прядение, ни иные домашние 
дела. Она не могла бы, наверное, удовлетвориться и властью над мужем. Она 
желала править и повелевать. Фульвия была очень богата, и Антония, по-видимому, 
прежде всего интересовали ее деньги. Однако что-то заставляло Клеопатру думать, 
что между Антонием и женой существуют достаточно теплые чувства.
   Черные глаза Клеопатры наполнялись гневом и метали молнии в изображение 
соперницы. Ей! Ей покорился сам Антоний, который научился делать вид, что 
подчиняется женской власти. С помощью всяких шуточек и мальчишеских выходок он 
старался сделать свою жизнь с Фульвией хоть немного веселее.
   Фульвия, безусловно, заслуживала этого, так как была личностью незаурядной. 
Ее обвиняли в непомерном честолюбии, жажде власти, алчности, дурном влиянии на 
мужа. Однако все эти черты проявились только после смерти Цезаря, когда Антоний 
выдвинулся на одно из первых мест в государстве, а Фульвия начала строить планы,
 столь же грандиозные, как недавние планы Клеопатры.
   Во всех размышлениях царицы была одна очень приятная мелочь: Фульвия не 
сопровождала мужа в путешествии на Восток. Она оставалась в Риме с детьми, 
которых было двое. Кроме этого, она должна была в отсутствие триумвира вести 
его политические и имущественные дела.
   Она не думала о том, что в Тарсе муж встретит Афродиту – богиню своей мечты.
   Сидя по вечерам на ложе, когда искусные руки рабыни расчесывали ее роскошные 
волосы, Клеопатра мечтала о том, что Антоний ради будущего Египта признает в 
ней царицу и увидит женщину. Более всего она полагалась не на свой блестящий ум,
 а на женское очарование.
   Клеопатра знала, что Антоний привык к тому, что производит на женщин более 
чем доброжелательное впечатление.
   Искусная в делах обольщения, она, однако, рискуя навсегда потерять надежду 
на расположение нужного ей человека, несколько раз откладывала назначенную 
встречу. Антоний мог потерять терпение и отказаться от мысли о союзе с 
египтянкой. Но расчет был верен. Антоний не только не потерял терпение, он 
готов был ждать сколько угодно, так заинтересовала его Клеопатра во время 
первой случайной встречи.
   Она смутно помнила эту встречу, так как была озабочена обвинениями в 
убийстве брата-мужа Птолемея XIII Неотероса. Избежать серьезных последствий 
после подобных обвинений помог возлюбленный Цезарь. Наверное, рождение сына 
Цезариона заставило его тогда спасти прекрасную царицу.
   Сама того не желая, именно в те дни зажгла она искру в сердце Антония, 
который после победы над Брутом (42 г. до н. э.) объезжал Грецию и Малую Азию, 
собирая контрибуцию. Повсюду его встречали, как и положено, – восторженными 
приветствиями, поклонением. И только одна Клеопатра не удостоила воина своим 
вниманием.
   И вот сейчас он терпеливо ждал, когда придет сообщение о том, что Клеопатра 
согласилась на встречу.


   2. Клеопатра и Антоний

   Встреча в Тарсе

     Ее корабль престолом лучезарным
     Блистает на водах Кидна.
     Пламенела из кованого золота корона,
     А пурпурные были паруса
     Напоены таким благоуханьем,
     Что ветер, млея от любви, к ним льнул.
     В лад пенью флейт серебряные весла
     Врезались в воду, что струилась вслед.
     Царицу же изобразить нет слов.
     Она, прекраснее собой Венеры,
     Хотя и та прекраснее мечты,
     Лежала под парчовым балдахином.
     У ложа стоя, мальчики-красавцы,
     Подобие смеющихся Амуров,
     Движеньем мерным пестрых опахал...

   Прибыв из Александрии в Киликию, Клеопатра пересела на корабль и отправилась 
по реке Кидну в древний город Тарс.
   Она плыла на корабле с золоченой кормой, с раздуваемыми ветром пурпурными 
парусами, ее гребцы мерно опускали и поднимали серебряные весла, музыканты 
играли на флейтах завораживающую музыку. И все это напоминало движущийся храм 
великой богини. Сама же Клеопатра возлежала под балдахином из золоченой ткани в 
одеянии греческой Афродиты, а самые красивые мальчики из ее свиты держали по 
обе стороны балдахина дорогие опахала. Их прекрасные обнаженные тела украшали 
золотые луки со стрелами. Маленькие Амуры…Служанки царицы, наряженные нереидами 
и грациями, то и дело кидали на мальчиков восхищенные взгляды. Может быть, это 
была прелесть молодости, а может быть, удивительный запах благовоний от 
курильниц, достигавший берегов реки, так будоражил кровь всех, находившихся на 
корабле? Огромные толпы людей шли по обоим берегам реки.
   Все это было итогом многочасовых размышлений и искусно продуманного плана 
завоевания сердца сластолюбивого полководца. Он должен был помочь ей укрепить 
Египет. Она готова стать для него, кем угодно – женой, возлюбленной, покорной 
служанкой, рабой, – только бы сохранить ускользающее величие своей прекрасной 
родины.
   Смогла же она пойти на последний брак с ненавистным ей мальчиком-мужем. 
Клеопатра содрогнулась при одном только воспоминании о вечно слезящихся глазах 
Птолемея, в которых застыла мысль о собственной немощи, о его холодных влажных 
пальцах, которыми он касался ее кожи, еще разгоряченной от объятий Цезаря. Она 
пойдет на все, или зря народ называет ее Исидой. Или богиня, или раба…
   А Антоний сидел на возвышении на рыночной площади, толпа постепенно 
расходилась, и через короткое время он остался почти в одиночестве. Народ 
встречал Афродиту.
   Чего ждал он, о чем думал, сидя на высоком троне? Встреча с самого начала 
пошла не так, как он предполагал. Клеопатра должна была сама явиться к нему. Он 
пригласил ее к себе в дом, где чувствовал бы себя увереннее. Но она тактично 
отказалась, объясняя это тем, что приличнее будет ему самому явиться на корабль 
к царице. Был ли это тактический ход или просто проявление гостеприимства со 
стороны великой Клеопатры?
   Антоний, проявив добрую волю и показывая крайнюю любезность, принял 
приглашение.
   Все сомнения улетучились, когда он увидел, какой блестящий прием ждал его. 
Прием, достойный императора. Огромное количество светильников, горевших на 
корабле, образовывали разные фигуры-круги или квадраты. Такое освещение 
выглядело удивительно, фантастично. Пол обеденной залы был усыпан лепестками 
роз и источал нежнейший аромат. Напитки и кушанья были поданы в золотых и 
серебряных чашах. Красивые служанки Клеопатры являли собой достойное обрамление 
красоты своей госпожи. А она – сама покорность и кротость. Опытный в 
политических играх Антоний, однако, понимал, что за видимым смирением прячется 
огонь великой силы.
   Мудрость Клеопатры подсказала ей, что Антоний наверняка будет обсуждать с 
ближайшими друзьями и царицу, и ее достоинства. Поэтому каждому из приглашенных 
на пир она преподнесла драгоценный подарок. Все, что пожелал гость, он мог 
унести с собой. Не стесняясь, гости унесли даже ложа, на которых они возлежали, 
и столики, на которых стояли кушанья, не говоря уж о золотой посуде.
   Следующий день намечено было провести в пирах в честь царицы. Антоний 
надеялся превзойти в пышности и роскоши прием, оказанный ему на корабле. Однако 
и в элегантности, и в великолепии празднество уступало тому, что состоялось 
накануне. Ни одним словом Клеопатра не упомянула об этом, но Антоний со 
свойственным ему простодушным и грубоватым юмором сам посмеялся над своими 
неуклюжими потугами царедворца. Клеопатра сделала первый верный шаг в 
отношениях с ним и была очень довольна произведенным впечатлением. Она видела, 
как загорается огонь любви в глазах Антония, как с трудом сдерживает он руки, 
готовые сжать в объятиях стройный стан прекрасной Афродиты. Думал ли он в тот 
день, когда сидел рядом с прекрасной царицей, что спустя годы, получив ложное 
известие о ее смерти, он примет решение покончить с собой? Она вошла в его 
жизнь, в плоть и кровь. И теперь каждый нерв будет кричать только о любви к 
Клеопатре, только ее имя станет священным для него на все дни до самой смерти. 
Один раз у стен Александрии усомнится он в верности возлюбленной, но сразу же и 
раскается в этом.
   Клеопатра не могла ожидать, что увлечется всерьез грубым циничным Антонием. 
Рядом с ней он становился просто веселым, готовым на любые безумства мальчишкой.
 Давно он расстался с мыслью покорить Афродиту-Клеопатру. Может быть, это и 
случилось бы, если бы тогда, в первую их ночь, не подсмотрел он случайно 
вечернее омовение царицы.
   Перед огромным бассейном, освещенным масляными светильниками, остановилась 
она во всем блеске красоты зрелого женского тела, которое уже знало рождение 
ребенка. Перед тем как спуститься по мраморным ступеням в воду, замерла вдруг 
царица, и он услышал, как шепчут ее губы странные слова, увидел, как упала ниц 
перед ней служанка, как задрожали руки рабов – бликами заиграли обнаженные 
клинки в их руках. А Клеопатра все громче и громче шептала как в экстазе:
   «Я – Исида, владычица всех земель, воспитанная Гермесом. Я – старшая дочь 
Кроноса, жена и сестра бога Осириса, мать царя Гора.
   По моей воле восходит Сириус, я – богиня женщин. Я отделила Землю от небес, 
я явила людям звездный путь, я утвердила орбиты Солнца и Луны, по моей воле 
движутся воды морские.
   Я – царица рек, ветров и моря. Я – царица войны и повелительница грома. Я 
волную море и успокаиваю его. Я – свет и тепло Солнца. Я сообщаю смысл всему на 
свете. Я создала города и стены. Я – повелительница дождей. Я торжествую над 
роком, и он мне послушен. Слава тебе, о Египет, вскормивший меня!»
   Он тихонько окликнул ее, повинуясь необъяснимому чувству божественного 
восторга.
   Она медленно оглянулась, и слова потерялись где-то, не дойдя до губ. Перед 
ним стояла Исида, «богиня десяти тысяч имен», «небесный покров рода людского», 
«Великая Мать всех богов и природы». Исида, дарующая царице право быть ее 
воплощением на земле, через свое имя несла утешение миллионам верных 
последователей, наполняя смыслом их жизнь, давая им жизненные силы и даже 
обещая им спасение и бессмертие души.
   Жрецы Исиды давали клятвы, сравнимые только с клятвой императору. Она была 
богиней Земли и моря, любви и исцеления, подземного мира и загробной жизни. Все 
было подвластно Исиде. Она сочетала в себе мудрость и чувственность, чистоту и 
сладострастие. Она была покровительницей женщин и давала им власть над 
мужчинами.
   И вот сейчас Исида в своей магической красоте стояла перед Антонием, готовая 
ступить в прохладную воду бассейна.
   Дрогнули и погасли светильники, опустились клинки стражи, повернулась и 
тихонько вышла служанка. А они все стояли и смотрели друг на друга…

   Любовь или политика?
   Своей цели в этом союзе достигли оба. Антоний получил умную, образованную, 
красивую, горячую и искусную в любви возлюбленную, а Клеопатра теперь могла 
диктовать все пункты своих условий. Они были продуманы заранее, и трудно 
сказать, чего было больше в ее отношениях с Антонием: любви или расчета. А 
может быть, потом рождение детей придаст ее чувствам больше привязанности, 
настоящей жажды любви неверного, но всегда преданного Антония.
   Гражданская война в Италии закончилась, но распаленные кровью, грабежами и 
пожарами легионы вряд ли могли долго оставаться без дела – римская империя жила 
войной! Однако, пока Антоний находился рядом с Клеопатрой, жила надежда, что 
римляне не растопчут Египет тяжелыми солдатскими сандалиями.
   Осторожно, дипломатично вела Клеопатра торг с возлюбленным о взаимных 
интересах Рима и Египта. Антоний тоже не прочь был вникнуть во все дела, 
связанные с политикой и экономикой великой некогда державы. Страна была теперь 
свободна от римских легионеров, которые отправлены были в Сирию.
   Антоний не скрывал, что его интересовала материальная поддержка со стороны 
Египта в подготовке к войне с парфянами.
   Влюбленный полководец не решался задать главный вопрос, который интересовал 
уже не его, а Рим и триумвират. Не мог он в создавшейся ситуации спросить 
Клеопатру: «Где ты была, когда мы умирали?» Его уже, в принципе, не 
интересовала позиция Клеопатры в последней войне. Она вышла на этот разговор 
сама.
   Антоний искал Клеопатру. Ему вдруг доложили, что царица решила на несколько 
дней покинуть его, отправившись в Александрию по неотложным делам. Какие еще 
неотложные дела, когда он каждый час, каждую минуту хочет видеть ее? Какие дела 
могут быть важнее их дней и ночей, проводимых вместе?
   Клеопатру он нашел за странным для женщины занятием. Она рассматривала 
научный трактат с множеством географических карт. «Что интересного нашла ты в 
этих картах, любимая?» – от волнения голос срывался. Антоний еще не отдышался 
от быстрой ходьбы. «Ты бежал? Что произошло?» Антоний вдруг понял, что ему 
неудобно признаться в том, что он бежал, охваченный подозрениями. «Ничего, я 
просто очень быстро шел, на улице зной, я немного устал». «Сильный воин устал 
от бега по улице? – Клеопатра усмехнулась. Она сама пустила слух о своем 
отъезде, чтобы посмотреть на реакцию Антония. Она еще несколько раз так 
подразнит возлюбленного, а потом, когда он меньше всего ждет, действительно 
уедет. – Я читаю труд, в котором рассказывается о войнах моего великого предка 
– Александра. Его походы и победы достойны восхищения. Его стратегия 
безупречна». Антоний вдруг понял, что сейчас самый подходящий момент для 
сложного вопроса: «Клеопатра, а ты... Что было с тобой во время последней 
войны? Долабелла просил тебя... Мы ждали... Я не могу требовать...» Антоний 
окончательно смешался и замолчал. И опять насмешка в глазах Клеопатры: «Я ждала 
этого вопроса. Ведь ты хотел со мной встретиться, чтобы его задать? Что 
помешало тебе?» Антоний посмотрел прямо в глаза Клеопатре: «Афродита».
   «Я расскажу тебе Антоний. И я хочу, чтобы больше никто и никогда не задавал 
мне этот вопрос. А ты не смей больше сомневаться во мне. – Клеопатра 
выпрямилась в кресле, отложила трактат и спокойно рассказала. – Я по просьбе 
Долабеллы отправила из Египта четыре легиона. Он сражался на вашей стороне, и 
этого было достаточно, чтобы я приняла решение помочь. По пути мои легионы были 
захвачены Кассием. В этом нет моей вины и моего умысла.
   Потом я намеревалась послать в Лаодикею подкрепление кораблями. На кораблях 
было много моих людей и прекрасное боевое снаряжение. Мои корабли уже стояли в 
порту, но поднялся ветер. Мой приказ не мог позволить кораблям отплыть. Боги не 
посылали нам удачу. Через несколько дней я узнала, что опоздала. Лаодикея пала. 
Ты знаешь, Антоний, что твой недруг Кассий добивался от меня помощи. Я 
рисковала многим, Египет мог пострадать, но Кассий не получил ни одного 
пшеничного зерна, ни одного солдата, ни одного корабля. Его угрозы не напугали 
меня. Помнится, что он вселял страх даже в сильных мужчин. – Антоний опустил 
глаза. – Потом, когда войска триумвирата пошли на Восток, где вас ждали Кассий 
и Брут, я тоже не собиралась оставаться в стороне. Моим желанием было не просто 
помочь, я хотела сама пойти во главе моего флота. Мои корабли вышли из гавани, 
но поднялась страшная буря. Великая Исида мне свидетель. Корабли гибли у меня 
на глазах. Мои воины тонули, их крики разрывали мне душу. Однако мы готовы были 
идти вперед, невзирая на потери. Но здесь неизвестная болезнь свалила меня с 
ног. Лекарь мой был бессилен. Я вынуждена была дать приказ вернуться в 
Александрию. Поверь мне, Антоний. В моем поведении было много решимости и не 
было злого умысла и равнодушия. Верь мне». Антоний сжал Клеопатру в объятиях. 
Если бы можно было, он бы пережил все это сам, чтобы страшные события прошлого 
никогда не будоражили память любимой. Он готов был теперь не просто поверить 
Клеопатре. Он готов был выполнить любую ее просьбу, только чтобы она простила 
его подозрения...


   Расплата
   Клеопатра в ответ потребовала платы чисто царской – казнить единственную 
свою единокровную сестру Арсиною. Она так и не смогла простить ей измены в дни 
Александрийской войны.
   Клеопатра несколько раз намекнула Антонию вопреки обвинениям в свой адрес, 
что именно у Арсинои были все основания стать союзницей Кассия и Брута. Сама же 
царица, несмотря на давление на нее Кассия, никогда не поддерживала 
республиканцев.
   Антоний готов был поверить Клеопатре, каждое ее слово принималось на веру. 
Арсиною не спасло убежище в храме Дианы в Милете. Не помогли и жалобные клятвы 
и просьбы помиловать во имя родства. Пять отпрысков Птолемея XII погибли 
насильственной смертью. Из них трое были объявлены врагами Клеопатры. Арсиноя 
могла стать сильной соперницей, ведь часть правящего класса Египта была на ее 
стороне.
   Следующим шагом царицы было убить вместе с Арсиноей и всякое воспоминание о 
ее былом влиянии. Жертвой должен был стать верховный жрец в храме Артемиды 
Эфесской, который в свое время воздавал Арсиное царские почести. Спасла 
несчастного только вовремя организованная делегация жителей Эфеса к Клеопатре. 
Глаза ее сияли торжеством, когда после долгих и витиеватых приветствий один из 
известнейших жителей Эфеса униженно стал просить помилования для верховного 
жреца. Не достойные царицы подарки, не льстивые речи, а возможность проявить 
неограниченную власть заставили Клеопатру сказать: «Да». Жрец был спасен.
   Место жреца в списке приговоренных занял Серапион, наместник Кипра.
   Жители Тира, желая вымолить прощение за оказанную когда-то поддержку Кассию, 
с легкостью выдали врага Антония и Клеопатры. Вместе с ним Клеопатра казнила 
самозванца из города Арада, который пытался выдать себя за Птолемея XIII.
   Когда-то давно три с лишним года Клеопатра вместе с отцом прожила в Риме, и 
это время стало серьезным испытанием для ее самолюбия – гордая наследница 
египетских царей страшно мучилась, видя, как ее венценосный родитель раболепно 
пресмыкался перед сенаторами, умоляя их дать ему храбрые легионы, чтобы 
победить своих политических противников. Тогда она поклялась никогда не 
склоняться перед Римом и ни о чем его не просить. Никогда!
   Теперь римлянин сам просит, чтобы она потребовала чего-нибудь, и с 
удовольствием выполняет ее – не просьбы, нет – приказания.

   Путешествие в Александрию
   Прошло некоторое время, и Клеопатра стала вести разговоры о возвращении в 
Александрию. Антоний не был против, но оттягивал отъезд. Ему надо было 
разобраться в отношениях с Сирией, откуда приходили неутешительные новости.
   Любовь к царице Египта ослепила Антония, и он на время забыл, что этот союз 
негативно был воспринят Сирией. Ведь египтяне издавна захватывали сирийские 
земли, и сама Клеопатра не прочь была бы повторить войну с богатой страной.
   Жители Арада подняли бунт против огромных налогов, назначенных Антонием. Они 
обвиняли его в том, что деньги, собранные для определенных целей, 
растрачиваются в бесконечных пирах и праздниках, устраиваемых в честь любви к 
великой царице. Популярность Антония падала. Необходимо было предпринять 
решительные меры для стабилизации обстановки. В ответ на беспорядки Антоний 
восстановил автономию, пусть формальную, Лаодикеи. Этот город очень пострадал 
еще при Кассии.
   Антоний решал и проблемы Иудеи, назначив Фазеля и Ирода в качестве 
наместников в Иерусалиме и Иудее. Он даже пожаловал им титулы князей. Требовали 
внимания Антония также и другие восточные зависимые страны.
   Клеопатра понимая, что любовь ветреного возлюбленного недолговечна, 
принимала решительные меры по его обольщению. Первая победа хороша, но ее 
необходимо закрепить. И вот однажды утром Антоний проснулся в одиночестве. 
Рядом с ним не было сладко спящей Клеопатры, никто не пытался разбудить его 
поцелуем, не слышно было ни малейшего звука из маленькой комнаты, смежной со 
спальней, где обычно служанки помогали царице одеться. Он позвал возлюбленную, 
но ответа не последовало. Следующие несколько часов были потрачены на поиски 
царицы, и только на закате солнца он получил известие о том, что Клеопатра 
тайно, рано утром, когда все еще спали, приняла решение отплыть в Египет. 
Причина была самая банальная, и Антоний не сомневался, что придумана она была 
на ходу. Царицу вызвали якобы по делу о мятеже на одном из ее многочисленных 
кораблей. Антония возмутило то, что Клеопатра не позаботилась о более 
значительном поводе для столь необычного отъезда. Как ей удалось миновать 
посты? Как удалось незамеченной ускользнуть от него? Или просто ей удалось 
подкупить охрану, следовательно, окружают его предатели! Прямолинейному, 
практичному Антонию не приходило в голову, что все задуманное Клеопатрой: и ее 
побег, и все последующие поступки будут объясняться только боязнью потерять 
покровительство могущественного римлянина, его помощи в нелегкой политической 
борьбе.
   Антоний колебался недолго. Решив самые неотложные проблемы, он отбыл в 
Александрию.
   Встреча с возлюбленной в Александрии превзошла самые смелые его ожидания.
   Он сошел на берег с одним желанием – увидеть глаза Клеопатры и найти в них 
ответ на мучивший его вопрос: что заставило ее так опозорить их отношения, так 
осквернить их своим внезапным, необъяснимым бегством? Но то, что он увидел при 
въезде в город, ошеломило его. Прием Клеопатры не шел ни в какое сравнение с их 
встречей в Тарсе. Открыли встречу воины, сопровождавшие его почетным эскортом 
до королевского дворца. В огромном зале, куда привели его придворные, постоянно 
склонявшиеся в почтительном поклон, все сверкало золотом. Золотая посуда, 
золотая инкрустация на мебели, золотая парча на драпировках, закрывающих окна 
от нестерпимого солнечного света. Стол украшали яства, попробовав которые, 
Антоний забыл большую часть своих обид. Нежное, легкое вино не мутило рассудок, 
оно лишь возбуждало чувства. Но где же Клеопатра? Накрыв стол, организовав эту 
волшебную встречу, она опять сбежала от своего возлюбленного? Антоний 
недоумевал, но предпочитал молчать, чтобы не выглядеть глупцом, поставленным 
женщиной в неловкое положение.
   Наступила ночь. Прохладный воздух наполнял комнаты дворца необыкновенным 
ароматом цветов, служанка принесла еще вина, на этот раз ледяного, как вода 
горных рек.
   Время шло, Антоний ждал, и вот, когда терпению, казалось, наступает предел, 
та же юная служанка вошла в комнату с масляным светильником и поманила его за 
собой.
   Вместе с девушкой двинулся Антоний по длинным коридорам дворца, миновал 
просторный внутренний дворик и оказался у огромного бассейна. Воздух благоухал 
розами, лепестки которых плавали на поверхности воды. Антоний, повинуясь жесту 
служанки, принимая правила не понятной пока ему игры, сбросил сковывавшую 
движение римскую тогу и по мраморным ступеням опустился в бассейн. Вода так 
приятно охладила разгоряченное тело, что он громко и тяжело вздохнул. Вздох его 
был похож на стон. Антоний прикрыл глаза, отдаваясь неге. Тишина не нарушалась 
ничем, только тихий плеск воды рядом... Антоний вздрогнул и открыл глаза. 
Всплеск воды среди полной тишины заставил его насторожиться. То, что он увидел, 
было похоже на великолепный сон. Девушка-служанка входила в воду и, улыбаясь, 
смотрела прямо на него. Ее обнаженное тело было прекрасно, но что-то смущало 
Антония. Он не сразу понял, что необычного было в ее внешности. Волосы девушки 
были так коротко пострижены, что она казалась юношей, совсем мальчиком. 
Сходство было поразительным еще и потому, что у девушки была совсем маленькая, 
почти не развитая грудь, узкие бедра, длинные тонкие ноги... Кто же преподнес 
ему такой подарок? Кто заставил это чудесное дитя принять необычный вид? Многое 
видел на своем мужском веку Антоний, только такое чудо впервые явилось ему 
жаркой египетской ночью. Антоний засмеялся и поплыл навстречу девушке. Она 
ответила ему на незнакомом языке. Смуглая рука махнула призывно. Антоний 
потянулся к девушке, пытаясь поймать ее за руку, но она неожиданно выскользнула 
и молча отплыла подальше. Новый жест и снова неудача. Антоний принимал правила 
предложенной ему игры. «Ну что ж, – шепнул он то ли девушке, то ли самому себе,
 – давай попробуем догнать тебя». Ему не терпелось сжать в объятиях это дитя. 
Только раз мелькнула мысль, что кто-то узнал о его привязанности к юным 
мальчикам – оруженосцам. Но он, наверное, и не стал бы скрывать этого. Среди 
мужчин его круга такие отношения были в порядке вещей.
   Игра продолжалась. Девушка позволяла прикоснуться к себе, обнять, коснуться 
губами маленькой груди и тут же выскальзывала из рук Антония. Молчаливая, 
загадочная и необыкновенно волнующая. Ситуация сначала раздражала Антония, 
потом всерьез разозлила, а еще через несколько минут он забыл обо всем. Одна 
мысль, одно желание владело им – удержать девушку в своих руках и остаться с 
ней здесь на всю, пусть недолгую, ночь.
   Внезапно служанка подплыла к краю бассейна, быстро вышло из воды и, 
оглядываясь, пошла от Антония. Тот рванулся из воды, поднимая фонтаны брызг.
   Девушка, не набросив на себя даже легкой накидки, пошла по темному коридору. 
Антоний видел ее только в неверном свете луны. Девушка шла быстро, римлянин 
тоже торопился, он не забыл о Клеопатре и смутно догадывался, что это часть ее 
блистательной встречи. Она решила сделать ему такой необычный подарок, зная о 
его любви ко всему экзотическому?
   Коридор закончился. Перед Антонием открылась дверь в огромных размеров 
спальню, в центре которой стояла высокая кровать, инкрустированная золотом, 
закрытая полупрозрачным пологом. Служанка осталась за дверью, приглашая Антония 
войти. Он вошел, но, не удержавшись, все-таки сжал в объятиях девушку и на 
мгновение прижался губами к ее улыбающемуся рту. Она тихонько оттолкнула его и 
закрыла дверь за его спиной.
   Он сам подошел к кровати, откинул полог. Клеопатра лежала на белоснежном 
покрывале, которое подчеркивало нежную смуглость кожи. На ней был только тонкий 
пояс из драгоценных камней. Пояс Афродиты...
   Не было слов, не было вопросов. Разве это он, Антоний, хотел бросить в лицо 
возлюбленной грубые слова? Разве это его мучила неизвестность и терзала 
ревность? Все это, может быть, будет завтра, утром, а пока – только она, 
прекрасная, желанная, великолепная...
   Чтобы подчеркнуть близость к Антонию, Клеопатра превратилась в того, кем 
хотел видеть ее возлюбленный. Она была то сладострастной вакханкой, то 
высокомерной и неприступной богиней, то самого низкого сорта куртизанкой, 
потворствуя его грубым инстинктам. Она наравне с ним пила вино на пирах, 
танцевала для него. Часто между влюбленными возникали ссоры, доходящие до 
рукоприкладства, причем особенно усердствовала в пощечинах Клеопатра. Крошечная 
ручка царицы почти не оставляла следов на лице Антония, при этом доставляя ему 
особенное наслаждение. Переодеваясь в одежду матросов и слуг, они иногда по 
вечерам бесцельно бродили по улицам Александрии, задирая прохожих. Часто такие 
прогулки заканчивались драками, но уже на следующий день Антоний был готов к 
новым приключениям ради влюбленной и любимой женщины.
   Клеопатра готова была на все, чтобы подольше удержать Антония рядом с собой. 
Ее причудливым выдумкам не было предела.
   Однажды во время очередного пира она вдруг заявила, что отличается от других 
женщин тем, что может одна выпить десять миллионов сестерций.
   Среди гостей раздались неуверенные смешки. Сам Антоний онемел, с улыбкой 
взирая на царицу. Оказалось, царица не хвастала. Она вынула из уха серьгу с 
жемчужиной, равной которой не было во всем мире, и бросила в чашу, где та 
растворилась в уксусе, заранее приготовленном. На глазах у изумленной публики и 
восхищенного Антония она выпила этот ставший бесценным напиток.
   Может быть, Антоний слишком торопился с возвращением к Клеопатре или просто 
проявил политическую оплошность, но, возвратившись в Египет, провел там зиму 
41—40 гг. до н. э. В Александрии Антоний расположил свою штаб-квартиру, чтобы 
расставаться с Клеопатрой как можно реже.
   Антоний показал себя здесь, в Александрии, как осторожный и мудрый политик. 
Помня, какое гнетуще впечатление на египтян произвел в свое время Цезарь, 
явившись в Александрию со знаками консульской власти и во главе войска, Антоний 
объявил, что прибыл в город как частное лицо. Четырнадцать лет назад он сумел 
предотвратить убийство египетских пленных и этим завоевал себе популярность. 
Теперь же осталось только закрепить это благоприятное впечатление о себе. 
Антоний хотел показать, что он ищет помощи не завоеванного, а независимого 
государства и просит о ней как друг и гость царицы.
   Авторитет Антония поддерживала и сама Клеопатра. Особенное впечатление на 
жителей Александрии произвела новость о беременности Клеопатры. Гордо объявила 
царица о том, что отец ее будущего ребенка – Антоний.
   Он мог вдруг замолчать на несколько часов, и любое постороннее движение, 
слово, взгляд доводили его до бешенства. Необъяснимые приступы раздражения, 
внезапное отчуждение Клеопатра объясняла политическими, государственными и 
военными проблемами, которые тяжким грузом давили на возлюбленного. Но однажды 
она услышала имя Фульвии, произнесенное Антонием во сне. Клеопатра прислушалась.
 Антоний несколько раз произнес имя жены и вдруг застонал, как от невыносимой 
боли. Сердце гордой царицы сжалось. Она опять стояла между ними – не соперница 
даже, а та, которая имела все права быть рядом с Антонием. Все права… кроме 
права возлюбленной. Клеопатра старалась изо всех сил, пытаясь сделать жизнь 
Антония приятной, ведь с ней ему должно было быть лучше, чем с Фульвией. 
Погружаясь почти ежевечерне в ванну, наполненную молоком молодых ослиц, она 
почти физически ощущала, как вливаются в нее живительные соки, как молодеет и 
хорошеет тело, как приобретает необыкновенную прозрачность и свежесть лицо.
   Антоний восхищался ею, а во сне вспоминал жену.
   У Клеопатры оставался один, но веский способ удержать Антония возле себя. 
Завтра… Завтра она сообщит ему о том, о чем тихо, дабы не услышали слуги, 
прошептал ей врач сегодня утром. Она почувствовала внезапное недомогание и 
послала за ним, старым надежным другом. Он принял рожденного ею Цезариона, а 
сегодня, опустив глаза и улыбаясь, сказал: «Вы вновь готовы подарить миру дитя, 
царица, слава богам».
   Она беременна от Антония. Она родит ему сына и этим навсегда соединится с 
ним.
   Антоний повернулся во сне и вдруг открыл глаза. Он здесь, снова с ней. Он не 
витает уже в том мире, куда отправляются души людей по ночам. Клеопатра плакала.
 Слезы катились по гладким смуглым щекам, но ей не было стыдно за эту слабость. 
Ведь она тоже могла уставать, испытывать отчаяние, предчувствовать беду…

   И вновь разлука
   Что двигало Фульвией, когда она самовольно подняла мятеж против Октавиана, 
заручившись поддержкой консула Луция? Казалось бы, в интересах Антония 
действовали они, когда выступили в защиту множества людей, обездоленных 
Октавианом. Италия, владеющая лучшими землями, на которых Фульвия хотела 
поселить 100 тысяч своих ветеранов, считалась совместным владением обоих 
триумвиров. Октавиан решил по-своему. Он раздавал лучшие земли своим 
приближенным, не принимая во внимание договор с Антонием.
   Вокруг Фульвии и Луция объединились люди, у которых безжалостный Октавиан 
конфисковал земли. Силы их были, конечно, весьма невелики. Октавиану удалось 
окружить небольшое войско в городе Перузии. Там вскоре начался голод. Пошли 
слухи, что Фульвия, испугавшись увлечения своего мужа царицей Египта, нарочно 
начала войну. Она хотела привлечь внимание Антония к проблемам родины, надеясь 
на то, что сможет вырвать его из объятий Клеопатры. Возможно, что были и 
политические причины этих трагических событий, ведь Фульвия была достаточно 
амбициозна.
   Известно, что после поражения она бежала на Восток, в Грецию, где должна 
была ждать мужа для объяснений. Волновался и Луций, ведь он был братом Антония, 
а после поражения Октавиан вместо наказания сделал его наместником в Испании. 
Такая фавора была достаточно подозрительной. Антоний из-за плохих новостей 
вынужден был уехать из Египта в феврале 40-го г. Парфяне, не дождавшись 
нападения римской армии, сами решили вторгнуться в пределы Римской империи. 
Огромное войско перешло Евфрат и быстро продвинулось вглубь восточных провинций.
 Один корпус парфян шел в Малую Азию, другой занял Сирию, а третий направился в 
Финикию и Палестину. Антоний поехал в Тир, где узнал, что часть зависимых от 
Рима правителей изменила присяге. Изменили также некоторые подразделения его 
собственных войск в Сирии.
   Клеопатра не знала еще, что разлука продлится более трех лет, и провожала 
Антония спокойно, ожидая его ко времени родов. Она понимала, что расставание не 
помощник в любви и понадобится немало усилий для того, чтобы восстановить 
отношения с возлюбленным.
   Антоний, садясь на коня, мыслями своими был уже далеко. Из письма своей 
матери Юлии, которая оставила Италию вместе с Фульвией, он узнал, каким 
бессмысленным, варварским способом разрушила Фульвия его союз с Октавианом.

   Смерть Фульвии
   Встреча его с Фульвией не похожа была на долгожданное воссоединение мужа и 
жены. Брань и упреки, с которыми обрушился на нее Антоний, заставили женщину в 
полной мере ощутить отчуждение, холод, возникшие в отношениях с мужем. 
Честолюбивая женщина всеми силами старалась внушить Антонию, что все ее 
действия направлены только на то, чтобы отстранить Октавиана от власти и 
подарить Рим мужу. Сама же она при этом стала бы первой дамой в государстве. 
Когда Фульвия только начала проводить в жизнь свои планы, никто не подозревал, 
как основательно запутался Антоний в александрийских сетях.
   Антоний был страшен. Он метался из угла в угол комнаты, голос его срывался, 
он кричал и осыпал Фульвию оскорблениями. Она знала, что он всегда был 
несдержан и груб, но теперь весь запас гнева мужа выливался на нее. Не было ни 
сил, ни возможности оправдаться. «Я просила тебя помочь нам, я посылала тебе 
письма, но ты… – Фульвия боялась произнести имя Клеопатры. Она не знала, какой 
будет реакция мужа. – Ты не хотел помочь мне. Я просила тебя немедленно 
вернуться в Италию, но ты оставался глух к моим призывам». Антоний зло 
захохотал: «Ты развязала войну, поссорила меня с Октавианом и стала просить у 
меня помощи? А на что ты надеялась, когда строила планы с Луцием? О боги, меня 
предали жена и брат! Мог ли я ждать предательства страшнее?» «Ты тоже 
предатель! – Фульвия уже не могла сдерживаться. – Ты тоже предал меня и наших 
детей. Эта египетская шлюха!» Звонкая пощечина оборвала справедливые обвинения 
Фульвии. Она закрыла лицо руками, но не заплакала. Наоборот, в ее глазах 
появился злобный огонек. Теперь уже не было страшно, муж перешел границы 
обычной их ссоры. «Ты оставил нас ради шлюхи, Антоний, – она говорила спокойно, 
чуть иронично улыбаясь дрожащему от гнева мужу. – Ты ждал, когда война 
достигнет критической точки, и вот тогда ты появился бы во всем блеске своей 
славы. Ты, спаситель и повелитель, несущий народу Италии и всей Римской державы 
мир, способный положить конец кровопролитию. Ты все рассчитал. Ты способен был 
пожертвовать всем, мною, братом, детьми. Ты страшный человек, Антоний». Она 
обвиняла, не опасаясь того, что Антоний в порыве гнева способен был не только 
ударить. Однако неожиданно для Фульвии Антоний произнес почти спокойно: «Была 
зима. Предпринять морское путешествие мог только безумец. Перузия была 
ненадежным оплотом. Ни ты, ни я не могли предотвратить голод. Победа Октавиана 
была предрешена». «Он был так жесток, Антоний. Он убивал без разбора правых и 
виноватых». «Закончим этот разговор, Фульвия. Ты жива, детей Октавиан тоже не 
тронул. Теперь я должен разобраться с более серьезными проблемами. Оставайся с 
детьми и... Не жди меня»...
   На следующий же день, оставив жену и мать со своими людьми, Антоний 
отправился в Италию. Он не надеялся на положительное решение конфликта, он 
готов был к новой войне.
   Фульвию жестоко потрясли ссора с Антонием и известие о беременности 
соперницы. Она была в отчаянии от всего случившегося. Супруг отнесся к ней 
слишком жестоко. Наверное, он не так рассердился на то, что она развязала войну,
 как на то, что она ее проиграла.
   Фульвия скрыла от Антония, что уже давно и тяжело больна. Врачи безуспешно 
пытались бороться с недугом. Вскоре после отъезда мужа Фульвия скончалась.
   Клеопатра, узнав о ее смерти, не торжествовала. Она искренне сочувствовала 
Антонию, представляя себе, как тяжело потерять близкого человека. Мудрость 
царицы подсказывала ей, что она ничего не выиграет от этой смерти. Надеяться на 
то, что смерть жены заставит Антония взять в жены царицу Египта, было 
бессмысленно. Воин оставался воином.
   Антонию удалось предотвратить войну с Октавианом. Они заключили мир в 
Брундизии в октябре 40-го г. до н. э. Октавиан по договору оставался владетелем 
всей Западной Европы, но зато Антоний остался властителем восточных регионов 
империи. Именно здесь теперь предстояло ему вести войну с парфянами.
   Этой же осенью Клеопатра родила близнецов – мальчика и девочку. Девочку 
назвали Клеопатрой. Сыну царица дала имя одного из величайших людей ее времени 
– Александра, в память об Александре Великом. На родство с ним претендовали 
Птолемеи. Антоний тоже мечтал о славе Александра, и сын мог стать достойным 
продолжением отца. Клеопатра хотела встретиться с Антонием и сказать ему, что 
не доверяет Октавиану и его искренним заверениям о мире. Она послала письмо, но 
Антоний расценил это как очередной приступ ревности возлюбленной.
   Антоний кривил душой. Повод ревновать был. Клеопатра еще не знала, какие 
слова были произнесены в ее адрес при встрече двух триумвиров. Октавиан, не 
скрывая презрительной усмешки, открыто сказал: «Бросай египетскую шлюху. Пора 
заниматься делами, Антоний. Забудь ее». Антоний промолчал. Он не сказал ни 
слова в защиту той, которая рожала, может быть, в эту минуту его детей.
   Отец близнецов всеми мыслями ушел в большую политику. Он, казалось, 
действительно забыл о своем экзотичном увлечении, и после примирения триумвиров 
последовал новый передел провинций. Роль Лепида в триумвирате была уже 
настолько незначительна, что ему отвели только область Африки. Италия 
по-прежнему была общим владением, так как там находился Рим – столица 
государства. Антоний добился своего – он получил право вербовать в Италии 
легионеров. Кроме этого, Антоний вновь получал восточные области. Узнав об этом,
 Клеопатра немного успокоилась, ведь это означало, что Антоний должен будет 
время от времени появляться в Египте.

   Брак с Октавией
   Одновременно с этим положительным сообщением пришло в Александрию и другое: 
в целях скрепления достигнутого мира овдовевший Антоний давал брачную клятву 
сестре Октавиана, молодой прекрасной Октавии. Бракосочетание состоялось в Риме 
осенью 40-го г.
   Клеопатра, узнав об этом, устроила страшную сцену, в которой была подобна 
раненой тигрице. Она металась по дворцу, вселяя ужас в слуг, а потом вдруг 
утихла и позвала свою служанку, которая, по слухам, владела приемами особого 
гадания.
   Результат разговора со служанкой стал неожиданным для всех – Клеопатра 
успокоилась внешне, но мобилизовала все свои внутренние силы для борьбы с новой 
соперницей.
   Октавия слыла настоящей красавицей и в этом могла поспорить с Клеопатрой. 
Особенно славилась она прекрасными волосами. Когда была жива Фульвия, Клеопатре 
не составляло труда казаться царицей наслаждений. Но новая жена Антония была ее 
ровесницей и являла совершенный образ соперницы.
   «Чудо, а не женщина», – так говорили все, кто общался с Октавией, 
очарованные ее чистотой. Она обладала типично римской красотой – с белой, 
подобной мрамору, кожей, стройным станом, высокой грудью и длинными стройными 
ногами. Ничего такого Клеопатра не могла ей противопоставить. Она была всего 
лишь маленькой смуглой азиаткой. Правда, веселой, энергичной, стремительной в 
движениях, которая умело пользовалась косметикой и великолепно одевалась.

   Умом Октавия не уступала царице и тоже любила проводить вечера в обществе 
известных литераторов. Другом ее брата был знаменитый Меценат, поддерживавший 
людей искусства. Именно по его просьбе один из приближенных Октавии поэтов 
написал целую оду волосам красавицы.
   Октавия была скромна, тиха, преданна дому, мужу и семье. Она была ласкова и 
доброжелательна со всеми. В ней воплотился идеал римской женщины, и этого 
Антоний не мог не заметить.
   От первого мужа, недавно умершего, у Октавии осталось двое детей. Молодого, 
веселого, красивого Антония она полюбила искренне и нежно. На свадьбу 
влюбленный Антоний преподнес невесте драгоценную жемчужину редкой красоты. Да 
она и сама была подобна жемчужине. Ее бесконечное терпение, нежность, 
деликатность через некоторое время превратили необузданного Антония в кроткого 
ягненка. Прекратились вдруг бесконечные оргии, привычные попойки в кругу друзей.
 При этом Антоний казался вполне счастливым. Он не грубил ни жене, ни кому-либо 
в ее присутствии. Он не сквернословил, не впадал в гнев, боясь оскорбить слух 
жены неприятным словом. Она вела себя естественно, не вторгаясь во внутренний 
мир мужа, меняя его ненавязчиво, мягко.
   Клеопатра возмущалась: «Со дня смерти первого мужа Октавии не прошло и года, 
а она уже готова упасть в объятия Антония». В письмах Антонию она упрекала его 
в том, что он готов заботиться о детях Октавии, забыв о своих родных маленьких 
Александре и Клеопатре. Царица недоумевала, как мог Антоний променять ее на эту 
тихую обычную женщину. И действительно, Октавия была полной противоположностью 
чувственной, любящей роскошь, изобретательной в увеселениях, соблазнительной и 
коварной Клеопатре.
   Горькое время наступило для царицы Египта. Ее мучили раненая гордость, 
сомнения, ощущение необыкновенной пустоты, когда бесцельно проходят дни, месяцы,
 годы.
   Однако Октавия была просто женщиной, а значит, сколь бы умна и 
изобретательна она ни была, у нее должны были быть какие-то слабости. А значит, 
надо только ждать. Ждать долго, с неослабевающим упорством и терпением.
   К сожалению, царица Египта была одинока в своем негодовании. Новый союз был 
воспринят Римом как залог окончания гражданской войны и начало долгожданного 
мира.
   Вскоре в семьях бывших соперников, а теперь родственников праздновали 
радостное событие. Одновременно было объявлено о беременности Скрибогии, жены 
Октавиана, и молодой Октавии. Новая жена Антония, зная о детях Клеопатры, 
поспешила обрадовать мужа рождением младенца.
   На эту новость откликнулся сам великий Вергилий, увидев в двойном рождении 
начало золотого века. Стихи его звучали почти пророчески. Правда, в новой поэме 
не прослеживалось четко, кого имеет ввиду Вергилий, когда говорит о великом 
властителе. Октавиан лично редактировал поэму. Главной же мыслью поэта было 
желание мира для поколения, порядком уставшего от войн.
   Клеопатра в дни чтения поэмы была особенно подвержена пессимизму. Грозу 
метали ее черные глаза. Мало кто решался войти в покои царицы, когда она 
пребывала в таком настроении. Единственный, кто спокойно входил к Клеопатре, 
кто мог успокоить ее и вселить надежду на возобновление отношений с Антонием, 
кто был посредником в делах Клеопатры, кто время от времени имел право 
письменно дать совет Антонию, как следует вести игру, чтобы соблюсти свои 
интересы, был личный астролог царицы.
   Звезды обещали, что брак Антония и Октавии будет недолговечным, так как 
заключен не по любви, а по принуждению. Антоний вновь окажется на Востоке, 
очень скоро и без жены. Это позволить вновь приблизить его к Клеопатре и детям.
   Клеопатра верила и ждала. Весь 40-й и часть 39-го г. прошли в тоске и 
бесконечной надежде на возвращение непостоянного возлюбленного.
   Между делом она отдавала приказания, напрямую относящиеся к Антонию. Так, 
еще в 40-м г. она послала к нему одного из своих астрологов. Неизвестно, верила 
ли сама царица звездам до конца, но Антоний, сам видя в ночном небе только 
темноту, слушал египетских астрологов с благоговением.
   Еще Клеопатра привила ему страсть ко всему магическому. На Антония огромное 
впечатление произвело знакомство с вавилонскими магами, жрецами, приехавшими из 
Индии, со всякого рода прорицателями, утверждавшими, будто деяния людей 
направляются некоей сокровенной силой, с которой невозможно бороться. Антоний 
хотел подчинить себе астрологию, пытаясь разобраться во всех символах и знаках. 
Астролог, присланный Клеопатрой, был не просто ее ставленником. Он был правой 
рукой царицы. Этот человек, пользуясь доверием римлянина, очень умело 
пользовался и его слабостями. Он внушал ему надежду на самое блестяще будущее, 
одновременно намекая, что звезды указывают на негативное воздействие ближайшего 
родственника. Таким ближайшим родственником был только Октавиан. Астролог 
советовал отдалить его, но Антоний не очень-то в этом доверял звездочету. Ему 
нравился спокойный, размеренный мир, подаренный их союзническим соглашением. Он 
жил с шурином в добром согласии, часто не только воюя, но и развлекаясь вместе.


   3. Игра Октавиана

   Договор с Октавианом
   В 40-м г. до н. э. неугомонные парфяне вторглись в Иудею и свергли Гиркана, 
Фазеля и Ирода, ставленников самого Антония. Гиркану была дарована жизнь, Ироду 
удалось бежать в Египет, а Фазеля парфяне убили. Им более выгодно было 
управление Антигона, который мог служить их послушной марионеткой.
   Несмотря на то что Птолемеи без особого восторга воспринимали Иудейское 
царство и не стремились к сближению, оно тем не менее всего каких-то двести лет 
назад было частью их империи. Теперь, когда парфяне приблизились через Сирию к 
Египту и оказались в опасной близости к границам, Клеопатра предпочла принять 
Ирода без враждебности. Царица не собиралась поддерживать парфян, так как 
осознавала роль Египта в этой игре. Парфяне рассчитывали на Египет прежде всего 
как на плацдарм для нападения на Рим.
   Любовь к Антонию, политические убеждения, мудрость правителя…Что двигало 
Клеопатрой, когда она еще раз подтвердила верность Риму?
   Ирод стремился к восстановлению власти и торопился в Рим. Клеопатра 
предложила ему возглавить египетскую армию. Хорошие командиры нужны были 
египетской армии, а Ирод зарекомендовал себя в Иудее не только как правитель, 
но и как полководец. Вообще иудейские военачальники в армии Птолемеев были 
делом привычным.
   Ирод не поддержал идеи Клеопатры. Он торопился в Рим и отплыл вскоре на 
корабле до Родоса. Оттуда без проблем он добрался и до Рима.
   Антоний передал Ироду власть над Иудеей. От триумвиров же он получил еще и 
титул царя. Осуществился план, сбылась заветная мечта. Ирод старался не думать 
о том, что Риму просто нужен был сильный, верный, надежный союзник в войне с 
Парфией.
   Узнав о происшедшем в Риме, Клеопатра пришла в ярость. Она пожалела об 
оказанном гостеприимстве и содействии Ироду. Иудея теперь была усилена царской 
властью, а это вовсе не входило в планы царицы.
   За спиной Антония тем временем его сподвижники, Корвин и Атраний, строили 
свои планы. Они не только вселяли в сердце Антония недоверие к египетскому 
правлению, но и создавали противовес Египту на Востоке. Этим противовесом 
должна была стать Иудея.
   Египет в эти сложные дни сплотился вокруг Клеопатры. Она проявила достаточно 
жесткости в отношениях с врагами, это заставило поутихнуть тех, кто был 
недоволен властью царицы. Друзей сплотила парфянская угроза.
   Возвращения Антония Клеопатра уже почти не ждала, хотя и надеялась, что 
желание увидеть сына и дочь заставит Антония приехать в Египет хоть ненадолго. 
Значит, можно всю себя посвятить решению государственных проблем.
   Антоний тоже оказался в самом центре политической борьбы. В 39 г. до н. э. 
Секст Помпей блокировал поставки хлеба в Рим. Он смог захватить уже Сицилию и 
Сардинию. Триумвиры должны были пойти на серьезные уступки при заключении 
соглашения с ним. И вот в Мизене, на берегу Неаполитанского залива Секст Помпей 
получил долгожданное официальное подтверждение свой власти над Сицилией. 
Антоний обещал ему также во владение Пелопоннес.
   На такие уступки Антоний пошел не просто от щедрости души. Он скрывал даже 
от своих советников то, что не давало ему покоя, – соперничество с Октавианом. 
Союз Антония с Секстом Помпеем лишал возможности Октавиана одержать над Помпеем 
победу, а ведь это принесло бы ему, владыке Запада, славу и дополнительную 
власть. Антоний в своих действиях пользовался поддержкой сената и даже стал 
жрецом в храме обожествленного Цезаря. Благодаря своим победам на Востоке 
Антоний мог теперь рассчитывать на имя наследника военной славы Цезаря.
   Вскоре в руки Клеопатры попали первые монеты с изображением Антония и Цезаря.
 Отчеканены они были в Синопе, в Малой Азии, которая находилась под властью 
Антония.
   Клеопатра отметила для себя, что обещания Антония, касающиеся Цезариона, ее 
сына, остались только на словах. О нем как о наследнике Цезаря за пределами 
Египта никто не говорил.
   Проявил ли Антоний в отношениях с Секстом Помпеем дальновидность, граничащую 
с коварством, или это просто была хорошо спланированная политическая игра, но 
вскоре после заключения соглашения он не только стал оттягивать момент передачи 
Пелопоннеса, но и основал на острове Закиф в Ионическом море военную базу. 
Дорога в этот регион для Помпея была закрыта.
   Возмущенный Помпей потребовал объяснений и попытался объявить войну, но 
привел этот конфликт к самым неожиданным последствиям. Октавиан, вновь 
увидевший перспективу взаимоотношений с Антонием, решил его поддержать и 
развелся с родственницей Помпея Скрибонией. Особым оскорблением было то, что он 
сразу же взял в жены светскую красавицу, аристократку Ливию. Скрибония и ее 
новорожденный ребенок оказались жертвами в этой сложной политической игре. 
Разведясь с ней, Октавиан бросил решительный вызов республиканским традициям, 
не задумываясь о возможных последствиях.
   Октавия родила дочь осенью 38 г. до н. э. Антоний был доволен – дочь назвали 
в его честь Антонией. Октавия доказала свою любовь и удостоилась высшей награды 
– Антоний решил наконец уехать из Италии. Вместе с женой он переехал в Афины, 
где они должны были провести всю зиму.
   Октавия получила возможность свободного общения с мудрецами Греции. Она 
встречалась с философами, с самим Нестором из Платоновской Академии и стоиком 
Афинодором.
   Увлекся афинской культурой и Антоний. В честь него были объявлены 
панафинские игры в 38 г. до н. э.
   Высшей чести был он удостоен, когда в память о провозглашении его Новым 
Дионисом выпущена была монета с изображением Октавии и Антония.
   Октавию Афиняне отождествляли с самой Афиной, и Антоний как земное 
воплощение Диониса заключил сакральный символический брак с богиней-женой.
   Даже в обыденной жизни Октавиан подчеркивал свою принадлежность греческой 
культуре. Он носил греческую одежду, легкие сандалии, не нанимал привратников. 
Подчеркивая непривычную для окружающих скоромность, он запретил носить перед 
ним знаки его достоинства, появляясь на улицах в сопровождении только двух 
друзей и нескольких рабов. Так посещал он лекции, беседовал с философами, 
учителями.
   Антоний перенял обычаи греческой кухни, с греками он занимался гимнастикой. 
На всех увеселительных мероприятиях появлялся римлянин только с Октавией.
   Далеко в прошлом остались дни торжественной встречи с Клеопатрой. Тогда 
праздновали союз Диониса и Афродиты. Помнил ли Атоний об этом? Глядя на своих 
детей, Клеопатра находила в них так много общего с отцом и мечтала увидеть 
маленькую дочь Октавии. Так ли она хороша, как ее дочь?
   Октавия легко могла соперничать с Клеопатрой и во внешности, и в уме. Что 
оставалось царице, чтобы вернуть возлюбленного в Египет?
   Она и не догадывалась, что день их воссоединения не так далек и что Антоний 
не забыл ее и с таким же нетерпением ждет встречи, до которой оставалось меньше 
года.
   А тем временем Антоний был занят решением свалившихся на него международных 
проблем. Вести войну против парфян было поручено военачальникам Антония. Сам он 
руководил ею на расстоянии. Он предпринял активные действия против Секста 
Помпея, правда, не всегда они были увенчаны успехом. В это же время пришло 
сообщение о проблемах в городе Самосе на Евфрате, и это потребовало 
вмешательства Антония.
   Парфяне нашли поддержку у жителей Сирии и Малой Азии. Пора было Антонию 
принять решительные меры. Дипломатического выхода из этой ситуации никто не 
искал, и в результате он наградил город Апамею за достойное сопротивление 
парфянам, а город Арада был подвергнут жестоким репрессиям. Принимая такое 
решение, он вспомнил и о том, что именно из Арады происходил Лже-Птолемей и 
Клеопатра не любила этот город. Он послал сообщение возлюбленной о последних 
событиях, надеясь немного загладить свою вину перед ней.
   Дальнейшие события разворачивались неожиданно и быстро. Именно цепь удачных 
случайностей приблизила момент встречи влюбленных.
   Октавиан потерпел несколько сокрушительных поражений от Секста Помпея. Не 
явился он и на назначенную встречу с Антонием. Это послужило причиной разлада 
во взаимоотношениях Антония с женой. Октавия хотела остаться хорошей сестрой, 
но это означало потерю доверия мужа.
   Назначена была вторая встреча, и Антоний по просьбе жены проявил чудеса 
терпения. Октавиан не явился вновь.
   Встреча состоялась позже, и результатом ее стал военный договор, заключенный 
вплоть до 33 г. до н. э. и скрепленный помолвкой старшего сына Антония Антилла 
и дочери Октавиана Юлии. К тому времени ему было девять лет, а ей едва минуло 
два года.
   Осенью 37 г. до н. э. Антоний отплыл из Италии. Пришло время Октавии умолять 
мужа не покидать ее. Как когда-то Клеопатра, она вновь была беременна и не 
могла сопровождать мужа в трудном морском путешествии. Антоний отправлялся на 
войну, и слезы Октавии не могли удержать его. Теперь ей оставалось только 
присматривать за шестью детьми (от первого мужа и от Антония) и ждать его, как 
ждали всегда римских полководцев жены, оставленные дома.
   Антоний, как мог, оправдывался перед женой.
   «Ты едешь в Египет, милый?» «Я еду не только туда, Октавия. Поход в Парфию 
предполагает союз нескольких государств. Если же тебя интересует, увижу ли 
царицу Египта, то тебе незачем волноваться. Наша встреча состоится скорее всего 
на территории Римской державы. Мы должны вступить с ней в переговоры. Пойми, 
Октавия, она властительница самого сильного государства на Востоке. Египет не 
смогли сломить ни войны, ни голод, ни многие внутренние проблемы. Клеопатра 
приглашена на беседу только в качестве союзницы».
   «Моя любовь заставляет меня поверить тебе, мой ветреный муж. Я надеюсь, что 
от неблаговидных поступков тебя остановит мысль о нашем будущем ребенке.
   На этот раз я подарю тебе сына, мой божественный Дионис»...
   Октавия предчувствовала неладное и приняла решение сопровождать мужа, 
сколько сможет. Она доплыла с ним на корабле до Керкиры. Там ей стало так плохо,
 что дальнейшее путешествие все равно стало бы невозможным.
   Антоний почти без сожаления прощался с женой, ведь он уже послал через 
верного друга Гая Фонтея сообщение Клеопатре и приглашение в Антиохию. 
Формальным предлогом для встречи была война с парфянами, а значит, Антоний 
вновь нуждался в поддержке Египта. Его политическая стабильность и богатые 
ресурсы по-прежнему привлекали его.
   Поддерживал его и Ирод, основавший новую Идумейскую династию в Иерусалиме.

   Вновь вместе
   «Нильская сирена» прибыла на встречу во всем блеске своей красоты. Она 
решила превзойти во всем Октавию. Она была ухожена, хороша собой, весела. Ее 
ласки стали еще изощреннее. Несколько лет разлуки не прошли даром, и Клеопатра 
хорошо подготовилась к встрече. Помогли ей и беседы с учеными, и чтение научных 
трактатов, изучение книг о любви, любовная поэзия.
   Ее уверения в любви были так поэтичны, ненавязчивы. Чувство обещало 
вспыхнуть с новой силой.
   Она получала от Антония письма. Письма были редкими и несколько прохладными. 
Вопросы о здоровье детей, о ее делах, о политических проблемах.
   Ту небольшую записку, которую доставили сегодня, Клеопатра готова была 
увековечить в камне. Всего несколько слов. Просьба о встрече, уверения в 
необходимости таковой, несколько ничего не значащих для посторонних слов, а для 
нее – объяснение в любви и просьба о прощении. Впервые Клеопатра не строила 
никаких планов, впервые не задумывалась о том, какую политику взаимоотношений 
выбрать. Она приняла решение мгновенно: «Я еду. Сегодня».
   На этот раз никаких волшебных мизансцен, никаких задержек с отъездом, 
никакой показной роскоши. Три года Клеопатра ждала этого мгновения, три долгих 
года безупречно играла партию любящей женщины. И вот ее звездный час, ее выход 
на центр сцены в этой трагедии. Вместе с полученной запиской пришло чувство 
оживающей любви и вновь надежды. Надежды на восстановление былого величия.
   Клеопатра смотрела в зеркало и удивлялась. Как она могла допустить такое? 
Фигура отяжелела, роды были непростыми, близнецы забрали с собой много здоровья 
царицы. Кожа не сияла прежней свежестью. Как появиться на глаза бывшему 
возлюбленному, которого не видела несколько лет?
   У лекарей и служанок появилось много работы. Всего несколько дней 
понадобилось Клеопатре, чтобы приобрести прежнюю прелесть. А что до того, что 
излишняя полнота портит талию, так, может быть, приобретенная округлость форм 
даже к лицу зрелой женщине? Она не думала о причинах, побудивших его к столь 
внезапному возвращению. Может быть, на Антония повлияли слова астролога, или 
нежность и скромность жены вдруг стали пресными для воина, привыкшего к 
безумству любви Божественной? Главное – то, что он ждет ее, он в нетерпении 
шлет к ней гонцов. Он ждет, как несколько лет ждала она.
   Только по пути в Сирию Клеопатра задумалась над тем, что она скажет в первую 
минуту встречи с Антонием. Но никакие слова, никакие клятвы не передали бы 
восторга и волнения, которые испытывала женщина, привыкшая подчинять и 
властвовать.
   Дорога не была бесконечной, и вот она, Божественная Клеопатра, в 
сопровождении двух детей Антония – Александра и Клеопатры – готова увидеть мужа.
 На этот раз царица не изображала Афродиту, не было маскарада и показной 
роскоши. Только двое близнецов украшали прекрасную мать.
   Самой трудной была последняя минута перед тем, как они, обнявшись, застыли 
на месте.
   Последняя минута – глаза в глаза, тяжелое дыхание мужчины и слезы в глазах 
женщины.
   «Ты услышала меня, Клеопатра. Я благодарен богам».
   «Я люблю тебя, Антоний. Я ждала». Широкий шаг вперед Антония, взметнувшиеся 
вверх для объятия руки Клеопатры и тихий возглас детей: «Мама...»
   Малышам уже три года. Их огромные темные глаза с восторгом смотрят на 
сильного высокого воина. Антоний, не в силах сдержать восхищения, берет на руки 
сына и поднимает его высоко над головой. «Нарекаю тебя Александром Гелиосом». 
Потом так же он поднимает к небу и дочь: «Нарекаю тебя Клеопатрой Селеной».
   Клеопатра-мать застыла в восторге. Антоний показал всем, что признал детей 
своими. Теперь пути назад нет.
   Вот он идет, держа детей на руках, гордый отец и... влюбленный мужчина. Нет, 
теперь Клеопатра была уверена в том, что Антоний не станет больше упорствовать. 
Признав своих детей, он уже дал согласие на то, чтобы признать их мать своей 
женой. Женой! Не любовницей и наложницей, о которой можно было сказать 
«египетская шлюха». Она – жена великого Антония-Диониса, а ее дети-боги 
произведены на свет от богов.
   Рим, конечно, назовет ее похитительницей чужого мужа и скорее всего не 
признает их брак законным. Пойдут сплетни, что не обошлось без магических 
заклинаний и зелий. Но в результате кто кого пригласил в Антиохию?
   Где-то далеко промелькнула мысль: «Я отомщена. Теперь другая, беременная и 
брошенная мужем, будет ждать». Она же готова наслаждаться местью. Ведь не 
пожалели ее тогда, три далеких года назад, играя свадьбу именно в тот момент, 
когда она мучилась, рожая близнецов. Теперь пусть эта римлянка испытает такое 
же унижение и горечь, через которые прошла ее соперница.
   Антоний почти не разговаривал с нею до самого позднего вечера. Казалось, он 
старался даже не смотреть на нее. Но вот пришли женщины, которым доверено было 
опекать божественных близнецов. Дети попрощались с матерью, отцом и вышли за 
дверь.
   Никогда еще его руки не были так горячи, объятия так сладострастны, а слова 
так нежны. Никогда еще он не прикасался к ее губам с таким трепетом. Никогда он 
не был так нетерпелив, никогда не просил о любви так страстно.
   Это не было любовью. Безумная, непреодолимая, фатальная страсть, которая 
должна была либо погубить их обоих, либо возвысить...
   В объятиях возлюбленной Антоний получал не только физическое наслаждение. 
Она помогла ему отдохнуть от тяжкого общения с братом жены, от постоянного 
напряжения. Никому он так не доверял, ни с кем не чувствовал себя так спокойно 
и защищенно, как с египетской красавицей.
   Клеопатра, опасаясь того, что возлюбленный решит вдруг вернуться к жене, при 
одном упоминании о возможном отъезде изображала смертельное огорчение, 
отказывалась от еды и питья, проводила ночи в слезах. Антония это, надо сказать,
 не раздражало. Даже в эти минуты он боготворил ее, ведь это любовь заставляла 
ее так страдать.

   Царица царей
   Но Клеопатра не была бы царицей, если бы думала только о любви. Подобной 
роскоши она не могла себе позволить. Они оба – и Антоний, и Клеопатра – были 
политиками и соблюдали не только свои личные интересы. Когда-то Антоний помог 
ей избавиться от политических врагов, теперь ее интересы были куда более 
существенными.
   Антонию необходима была помощь в предстоящей войне, и Клеопатра не могла не 
воспользоваться случаем, чтобы не решить всех своих проблем.
   Ее дети должны были получить богатое наследство после ее смерти. И Антоний 
помог ей в этом.
   Царица получила в подарок от мужа сирийский город Халкис, правитель которого 
поплатился жизнью за сочувствие парфянам; несколько крупных частных поместий в 
Киликии и на Крите. Ей были отданы в управление некоторые города на побережье 
Сирии и Финикии. Кроме этого, Антоний подтвердил принадлежность Кипра Египту.
   Клеопатре необходим был контроль над морем, от Африки до Анатолии. Значит, 
ей нужны порты: Акко, сирийское побережье. Египту нужна древесина для 
строительства флотов, а значит, она получает все леса Востока, от Киликии до 
Ливана. Народ Египта нуждается в пахотных землях, и царице отходят земли 
Баальбека и Галилеи, а также многие города вдоль реки Иордан. И, наконец, самый 
дорогой подарок – Тир, Сидон и Иудея.

   Даже то, что на все зависимые государства была возложена определенная 
воинская повинность и они должны были обеспечить Антония воинским контингентом, 
а Клеопатра должна была заниматься только строительством кораблей, подтверждало 
мысль об особом отношении к Египту. На него возлагались огромные надежды. 
Антоний сильно ослабил свой флот после договора с Октавием. И теперь только 
Клеопатра могла помочь Антонию восполнить эту потерю. Никому он больше не мог 
признаться в том, что когда-то совершил непростительную ошибку. Клеопатра также 
обещала помочь с организацией набора гребцов для флота. Так как Египет не был 
богат древесиной, Антоний решил воспользоваться своим положением и обеспечить 
Египет лесом, необходимым для постройки кораблей. Этим и объясняется передача 
Египту богатых лесами районов. Египет присоединил также рощи в окрестностях 
Иерихона с плантациями финиковых пальм и бальзамовых деревьев. За это 
приобретение особенно благодарны царице были медики и торговцы фруктами. Финики 
высоко ценились везде, где Египет вел торговлю, а бальзам нужен был и в 
медицине, и в парфюмерии. Сама царица пользовалась огромным количеством мазей и 
притираний для сохранения молодости, свежести и красоты. А в ее косметике 
разбирались только немногие служанки и рабыни. Антоний, восхищаясь то цветом 
губ, то формой бровей возлюбленной, и не догадывался, как много времени 
проводит царица со своими приближенными служанками и медиками перед зеркалом, 
выбирая то одну краску, то другую. Как много слез пролито теми, кто не смог 
угодить капризной красавице, изготавливая для нее душистую воду или очередную 
краску.
   Непросто было решить все вопросы с Антонием. Любовь любовью, а политика 
превыше всего. После многочисленных споров вместо Иудеи отходит Египту 
Палестина, и Клеопатра торжествует. Теперь она – царица половины Востока, 
несказанно богатая и влиятельная.
   Антоний объяснил это тем, что он поддерживает зависимые восточные страны и 
способствует их укреплению.
   Такую политику он проводил не только по отношению к Египту, но и в каждом из 
государств на Ближнем Востоке. Ни для кого, однако, не было секретом, что по 
большей части здесь играли роль личные взаимоотношения с царицей.
   Не остановил Антония и тот факт, что передача части бывшей Римской провинции,
 богатых городов на Средиземноморском побережье вызвала гневные отклики в Риме.
   Не только Клеопатра помогала Антонию в решении его проблем. Осторожно и 
дипломатично он теперь должен был вмешаться в ее взаимоотношения с соседними 
государствами. Неожиданная дружба Клеопатры и Ирода в трудный для того момент 
сменилась на открытую неприязнь с ее стороны. Ирод стал полновластным царем 
Иудеи, и его держава превратилась в препятствие для восстановления территории, 
которой владели когда-то Птолемеи. Она получила значительные территории вокруг 
Иудеи и теперь, указывая гневно пальцем на карту, просила у Антония помощи в 
вопросе завоевания и государства Ирода. Ирод в свою очередь перестраивал свои 
крепости, ожидая удара со стороны Египта.
   Антоний был в отчаянии. С одной стороны, он хотел угодить царственной 
возлюбленной, с другой – Иудея была сильным стратегическим объектом на Востоке, 
а Антоний сам проводил политику поддержки своих вассальных государств.
   Клеопатра в бешенстве метала громы и молнии, в ссорах она забывала о 
недавнем одиночестве. Теперь она угрожала, бросала необоснованные подчас упреки 
в адрес Антония. В конце концов этот сильный воин не выдержал битвы с царицей. 
Он убедил Ирода, что надо пойти на компромисс с Клеопатрой и удовлетворить 
некоторые ее амбиции. В результате довольная Клеопатра стала владеть портовыми 
городами на побережье Иудеи, которые Антоний смог вывести из-под римского 
провинциального управления. У Ирода остался только один морской порт – Газа.
   Теперь пришло время самой изощренной мести. Клеопатра стала настаивать на 
церемонии бракосочетания.
   Она не могла не понимать, что брак с нею не означает развода с Октавией. С 
точки зрения римлян, женой Антония считалась только Октавия, так как по закону 
римский гражданин мог вступить в брак с чужеземкой лишь в случае, если ее 
страна была связана с Римом соглашением, дающим право гражданам двух государств 
заключать важные династические браки. С Египтом Рим не заключал такого договора.

   Октавия и ее брат просто не признавали нового увлечения Антония. Клеопатра и 
ее дети для них не были серьезными соперниками, церемония бракосочетания, таки 
образом, превращалась в грубый фарс.
   Клеопатру это нисколько не смущало. Для нее и ее народа юридическая сторона 
этого вопроса не играла никакой роли. Она была богиней и царицей, а это значит, 
что, если ей угодно, она изменит любые законы и обряды. Она считала себя 
единственной супругой Антония, и он теперь получал положение «Царствующего 
супруга».
   Свадьба была достаточно скромной и чисто формальной, но это вполне 
удовлетворило самолюбие царицы.
   На церемонии было объявлено, что имена, полученные детьми от отца – Гелиос и 
Селена, означают, что золотой век, о котором все говорят, действительно 
наступил. И не в Риме, как предполагали, а на Востоке. Октавия не смогла, родив 
дочь, стать матерью Великого бога. Теперь боги воплотились и в лице супругов, и 
в их детях-близнецах. Более явного знака звезды не могли дать людям.
   Антоний начинает верить в то, что он – Бессмертный Бог, царь и отец 
царственных детей. Она – богиня, небесная Неподражаемая. Они воистину 
божественная пара.
   Клеопатра подчеркивает исключительность своего правления тем, что изменяет 
египетский календарь. Счет годов ее царствования будет отныне вестись так: 
«Шестнадцатый год, он же первый». Этим Клеопатра открывает новую эру. Победа 
над парфянами сможет открыть новый мир. К войне Антоний и Клеопатра начинают 
готовиться тщательно: готовится продовольствие, набираются воины, поставляется 
новое снаряжение.
   Отправляться на войну в этот раз Антоияю тяжело. Он не хочет покидать 
Клеопатру, она вновь беременна, и по предсказаниям лекаря и астролога родиться 
должен мальчик. Царице необходим именно сын, ведь в Риме у соперницы родилась 
опять девочка.
   В конце зимы огромное войско из отборных легионеров трогается в путь. Царица,
 несмотря на большой срок беременности, сопровождает мужа.
   На берегу Евфрата происходит трогательное прощание супругов. Жара становится 
невыносимой, Клеопатра мучится, и обеспокоенный Антоний отправляет ее назад в 
Александрию. Ее ждет самый главный бой в жизни – роды, которые поставят точку в 
сплетнях вокруг ее имени. Отныне она – единственная законная, желанная и 
любимая жена Антония.
   Боги услышали молитвы Клеопатры. Она родила сына. В последние годы она 
получала именно то, что хотела, как будто и правда имела мистические 
способности. Меньше чем десять лет ей понадобилось для того, чтобы родить 
четырех детей, она получила практически единовластие над Египтом, она была 
женой влиятельного политика.
   Клеопатра позволила себе наконец-то расслабиться и просто получать 
удовольствие от налаженной жизни. При этом она забыла, что жизнь была подчас 
жестока с ней, обучая необходимости просчитывать каждый шаг, взвешивать каждое 
событие, не уповать на сиюсекундные радости, смотреть вперед на несколько шагов.
 Удовольствия – часто самообман, застилающий глаза даже прозорливым людям.
   Клеопатре уже тридцать пять, остался последний шанс добиться всего, чего она 
желала.
   Неожиданно для всех Клеопатра в корне меняет свою внешность, запечатлевая 
это даже на новых отчеканенных монетах. Тугой узел, в который она собирала 
волосы, сменила новая прическа. Разделенные пробором завитые пряди спускались 
вдоль лица, красиво обрамляя его. Вместо строгих греческих платьев – ее 
повседневной одежды, выбраны теперь роскошные, расшитые жемчугом, сложного 
покроя одеяния.
   Всю ее, от волос до сандалий на ногах, осыпают сверкающие драгоценные камни. 
Сплетники утверждают, что это для того, чтобы скрыть увядание кожи.
   Жизнь наложила отпечаток и на выражение лица царицы. Оно теперь 
преувеличенно высокомерное, часто почти угрожающее. Она будет, как тигрица 
защищать себя и своих детей, свои города и провинции, свою власть, от которой 
кружится голова. Она – владычица Великого Египта, столицы Востока. И она готова 
доказать это всему миру.

   Поражение в Парфии
   Антоний тем временем осуществлял один из своих военных замыслов, ожидая 
быстрой и легкой победы. Сейчас он остановился в приморском городке Левке Кома 
и посылал Клеопатре нетерпеливые требования о помощи кораблями. Он жалуется 
также и на отсутствие провианта, одежды для солдат, денег. Сам он сильно 
измотан и ждет отдыха в объятиях жены.
   Погода на море не позволяет отплыть на помощь мужу, но она, презрев 
опасность, бросается к нему навстречу.
   Клеопатра понимает, что поход заканчивается провалом, хочет верить в это 
Антоний или нет. Ее задача теперь спасти возлюбленного, увезти его подальше от 
опасного места.
   Он принимал жену в палатке под градом стрел парфян, в мрачном настроении. Ни 
слова жалобы, только гневные обвинения в адрес предавшего его шурина.
   Поход в Парфию после нескольких попыток закончился провалом, полной 
фатальной катастрофой.
   Зачастили дожди, и полководец приказал начинать отступление. Свое 
разочарование он заливает чудовищным количеством вина, которое сбивает его с 
ног. На армию одно за другим обрушиваются несчастья. Наводнение, голод, жажда, 
дизентерия. При отступлении Антоний теряет не менее четверти войска. Погибло 
двадцать тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников. Немыслимые потери!
   Усиливало трагедию Антония известие о победном марше Агриппы, который 
разгромил сына Помпея на море и объявил Октавиана абсолютным владыкой Запада.
   Октавиан, правда, ведет себя лояльно по отношению к своему товарищу по 
власти. Ведь тот попал в очень трудное положение. Он сознательно делает вид, 
что верит донесениям Антония о победоносном завершении войны с Парфянами.

   Сети Октавиана
   Клеопатра тоже не собирается мириться с поражением. Она заставляет Антония 
сопротивляться отчаянию, вселяя в него презрение к страшному повороту судьбы. 
Ее поддержка делает свое дело – Антоний вновь уверен в себе, он готов к новым 
битвам. Пока длится период всплеска любовного чувства, Клеопатра вновь пытается 
добиться у Антония передачи ей Иудеи. Царица готова добиться осуществления 
своей мечты любыми способами – неукротимой страстью ночью или безостановочными 
возлияниями вина днем. Наверное, первый раз ей не удается замысел, а остается 
только смириться с твердостью Антония. Тогда в обмен на отказ от Иудеи она 
требует у Антония, чтобы он провел остаток зимы в Александрии. Он сначала 
соглашается, но тревожные события в Сирии заставляют его заговорить о 
предстоящем расставании.
   В Риме Октавиан, как раньше Цезарь, окружает свою личность божественным 
ореолом. Он мечтает о том, чтобы упразднить в скором времени сенат и призывает 
Антония отправиться в столицу для встречи с друзьями.
   Клеопатра в панике. Она готова простить Антонию Иудею, но поездка в Рим не 
входит в планы Царицы. Антоний, конечно, отправится туда без нее, и станет 
неизбежна его встреча с Октавией. Ревность лишает Клеопатру разума. Она кричит, 
ругает Антония, пытается удержать его всеми возможными способами. Никогда, 
никогда она не отдаст его другой женщине!
   Удивительно, но Антоний принимает доводы царицы и вновь начинает думать о 
завоевании мира. Она горячо и убедительно говорит о том, что проведенная в 
Александрии зима даст ему возможность подготовиться к походу в Парфию, для того 
чтобы взять реванш, поэтому нельзя терять год, отправляясь в Рим.
   Октавиан противопоставляет Клеопатре следующее: он утраивает пышные 
торжества в честь Антония и требует у сената установки статуй двух великих 
властителей – Антония и его, Октавиана, – в храме Согласия. Вместе с этим 
принимается декрет о том, что отныне он сам и его зять могут пировать в храме 
вместе со своими семьями, когда им будет угодно.
   Клеопатра вне себя от ярости! Антоний уже год не видел Октавию, 
следовательно, она не может считаться его женой! Он не интересуется и детьми 
соперницы, он ни разу не видел ее младшую дочь. Клеопатра убеждает Антония, что 
эти действия могут быть страшной ловушкой.
   Он соглашается с женой и погружается вновь в мир чувственных удовольствий и 
любви, который сосредоточился в бездонных глазах царицы, в ее ярких губах, в ее 
горячем теле.
   Проходит несколько благословенных недель, и начало весны застает супругов на 
пути в Сирию.
   Антоний пребывал в прекрасном настроении. В Парфии начались междоусобицы, а 
значит, время для войны с ней выбрано как нельзя удачнее. Мидийский царь обещал 
поддержку, так как боялся усиления роли парфянского властителя. Это пробуждало 
надежды в сердце Антония, ведь мидяне были лучшими лучниками и всадниками. 
Клеопатра ликовала, видя смену настроения мужа. Жизнь преподносила подарки, и 
царица строила планы на будущее, но утром пришло неожиданное письмо. Клеопатра, 
не смущаясь тем, что оно адресовано мужу, вскрыла печать. О, великая Исида, 
письмо было написано соперницей. С трудом удерживаясь от того, чтобы порвать 
ненавистное послание, Клеопатра вошла в покои Антония и протянула ему большой 
сверток.
   «Прости, любимый, я нечаянно сломала печать, но не успела прочесть ни 
строчки», – голос царицы был таким сладким и притворно спокойным, что Антоний 
заподозрил неладное. «От кого письмо?» «Из Рима, любовь моя».
   «Прочти мне. Я не хочу держать его в тайне, тем более что оно уже вскрыто».
   Едва сдерживая волнение, Клеопатра читала: «Дорогой муж мой, в ответ на твою 
просьбу, обращенную к моему брату Октавию, сообщаю тебе, что смогла получить у 
него не обещанные двадцать тысяч, а только две тысячи солдат.
   В утешение могу добавить, что это лучшие из его легионеров. Вместе с ними 
прибудут и деньги на их содержание. Октавиан передает тебе множество 
драгоценных подарков для военачальников и несколько десятков прекрасных вьючных 
животных. Повелитель Востока достоин лучшего, так решил мой брат. С особым 
удовольствием сообщаю о нашей скорой встрече, так как я сама спешу к тебе на 
корабле. Краткая остановка в Афинах немного задержит меня, но я надеюсь, это не 
слишком огорчит моего Антония. Любящая и преданная тебе жена Октавия».
   Антоний молчал, оценивая ловушку, расставленную ему Октавианом. Пока 
Клеопатра читала письмо, он не переставал поражаться тому, с какой искусностью 
научился его шурин плести придворные интриги, каких успехов достиг он в этом 
непростом деле.
   Антоний поднял глаза на жену. Странным было то, что не летели еще по комнате 
первые попавшиеся под руку предметы, не слышно гневных ругательств, обращенных 
в адрес соперницы. Клеопатра стояла, бессильно опустив руки, всем свои видом 
показывая, что она подавлена новостью, обрушившейся на нее столь неожиданно.
   «Что ты ответишь ей? – Антоний молчал. – Ты прогонишь ее?» «Нет». Клеопатра 
перевела дыхание, сжала кулаки, но сдержалась: «Она хочет вернуть тебя. Она 
готова простить тебе все. Но игра ее бесчестна. Я боролась за тебя в 
одиночестве. Она – с помощью могущества своего брата».
   «Она – моя жена. Она имеет право приехать сюда».
   О, Боги, как выдержать это? Клеопатра подавила слезы. Не сейчас. Не во время 
разговора. «Она стала твоей женой не по своему желанию. Она подчинилась воле 
брата». «Она любит меня, или ты сомневаешься во мне?» Антоний уже раздражался 
от бессмысленного разговора. Клеопатра поняла, что может перегнуть палку: «Я не 
сомневаюсь Антоний, потому что тебя невозможно не любить. Я готова ради своей 
любви терпеть многое, и ты это знаешь. Способна ли она на то, что сделала я для 
тебя? Много лет меня называют лишь твоей любовницей, а я прощаю, я, владычица 
огромного царства, готова склонить перед тобой голову, во имя нашей любви. Я 
умру, если ты бросишь меня Антоний. Я не переживу еще одного расставания с 
тобой. Что она может дать тебе такого, что не могу дать я?» Клеопатра не 
сдерживала уже слез, и они текли по щекам, смывая искусно наложенную косметику.
   Антоний молчал. Сети, расставленные Октавианом, были сплетены весьма искусно.
 Эта ловушка была более опасна, чем засада, расставленная парфянами. Он должен 
принять законную жену, но тогда он наверняка потеряет главного союзника в войне,
 царицу Египта. Он может отвергнуть Октавию, и тогда его же шурин объявит ему 
беспощадную войну.
   Несколько дней понадобилось Антонию для раздумий. Тем временем Клеопатра 
вела тонкую игру, изображая пылкую, неодолимую любовь. Она тихонько плакала, 
когда замечала, что Антоний видит ее. Она ничего не ела, сидя с ним за столом, 
и украдкой вытирала слезы, пытаясь сделать вид, что прячет их от мужа. За своей 
спиной Антоний слышал разговоры придворных, в которых его называли 
бесчувственным, жестоким, безжалостным. Он губил женщину, которая жила с ним и 
родила ему божественных детей. Громко говорили во дворце о том, что если 
Антоний отвергнет царицу, она умрет от горя.
   Может быть, Клеопатра просто разыгрывала прекрасную комедию, но ее можно 
было понять и простить. Она пыталась удержать не просто любовь, она держала в 
руках и саму свою жизнь. Терять все из-за той, которая сейчас готова 
претендовать на ее место, Клеопатра не желала, не могла себе позволить...
   Царица боролась отчаянно, поставив на карту все. Несколько недель 
мучительных усилий, и вот победа вновь на стороне египтянки. Октавия получила 
известие о том, что Атоний не примет ее. Оскорбленная женщина вынуждена была 
вернуться в Рим. Супруг не соизволил даже увидеться с ней.
   В Риме Октавиан, возмущенный поведением Антония, приказал ей покинуть дом 
оскорбившего ее супруга. Октавия с присущим ей всепрощением продолжала 
оставаться в нем, воспитывать детей Антония и вести его дала. В доме с ней жили 
не только ее дети, но и дети Фульвии, первой жены неверного супруга.
   В глазах Рима она стала невинной жертвой презренного развратника и изменника.
 Своей верностью и преданностью Антонию она невольно вредила ему в глазах 
общества, которое обвиняло в глупости и неблагодарности бесчестного человека, 
поставившего выше подлинного чувства распущенность египетской блудницы и ее 
двора.

   Праздник Дарения
   Тем временем кончилась третья зима, проведенная Антонием в Александрии в 
обществе Неподражаемой.
   Надо сказать, что отдых с любимой не ослабил военного пыла Антония, и уже в 
35 г. он покинул Египет с мыслями о победе в Армении. И действительно не было 
сложно, применив хитрость, взять в плен армянского царя Артавазда, которого два 
года назад обвинили в коварстве и измене. Два царских сына попали к Антонию в 
плен. Пусть на короткое время, но в результате победоносного похода Армения 
стала провинцией Рима.
   Сокровища, захваченные в результате войны, не были баснословными, но это 
были лишние средства для последующих войн. В Александрии его ждала ликующая 
Клеопатра, которая устраивала в отсутствие мужа триумфальный прием для него.
   Рим воспринял триумфальное шествие Антония по Александрии как оскорбление 
многовековых традиций. Ведь полководец мог устроить триумфальное шествие только 
в столице своего государства – в Риме и только по разрешению сената. Клеопатра 
презрела все римские обычаи и традиции и устроила праздник по своему желанию. 
Все выглядело так, как при правлении первых Птолемеев: царица в костюме Исиды 
ждала Антония, сидя на золотом троне, установленном в самой высокой точке 
города, на крыльце знаменитого храма Сераписа. Вдоль дороги стояли 
многочисленные зрители, мимо которых шагали легионеры, и в колеснице ехал 
увитый плющом, как истинный Дионис, Антоний. Перед колесницей победителя, как и 
положено, шла захваченная в плен царская семья. Они шли в золотых цепях, не 
склонив головы. Не подчиняясь требованию стражи, Артавазд не преклонил коленей 
перед царицей Египта и обратился к ней как равный. Пораженная таким неуважением,
 Клеопатра в порыве мгновенного гнева приказала увести пленников. За гордость и 
неповиновение они расплатились страшными муками, а сам царь – жизнью.
   Клеопатра была довольна всем происходящим. Ее амбиции, ее желания наконец 
удовлетворены: Рим остался в стороне от праздника, соперница повержена, Антоний 
влюблен и обязан теперь царице слишком многим.
   Те, кто знал Клеопатру юной девушкой, боровшейся за власть, отметили, как 
изменились и методы борьбы, и сама царица.
   Клеопатра испытывала злорадное удовольствие, нанося удары мести, она хитрила,
 притворялась, строила сложные интриги. Она не останавливалась ни перед чем в 
достижении цели. Надо отдать ей должное, Клеопатра не испытывала стыда от всего 
этого. Она действовала не исподтишка, она шла в открытый, но иногда слишком 
беспощадный бой.
   Кульминаций следующего праздника, устроенного в огромном зале гимнасия, 
стала речь Антония, который объявил, что Клеопатре присваивается титул Царицы 
Царей и что она отныне и навсегда будет править Египтом и Кипром совместно со 
своим первородным сыном Птолемеем Цезарем – сыном Божественного Юлия. Правление 
совместно с детьми продлевало ее титул, делало его сложным и витиеватым «Царица 
Царей и мать детей, которые суть цари».
   Александр Гелиос получал Армению, Мидию, Парфию. Его сестре Клеопатре Селене 
отдавали Киренаику и Ливию.
   Самый младший сын Антония и Клеопатры, Птолемей Филадельф, отныне должен был 
управлять египетскими владениями в Сирии и Киликии. Кроме этого, он будет 
осуществлять контроль над мелкими царствами к западу от реки Евфрат.
   Остались неразделенными несколько земель, которые Антоний предполагал 
подарить сыну от Фульвии. Он уже неоднократно намекал, что хочет при первом 
удобном случае перевезти его в Александрию.
   Царица во время объявления решения Антония вдруг вспомнила отца, который 
безуспешно добивался подобного возвышения семьи Птолемеев. Он добивался 
признания двадцать лет, жил в постоянном страхе, боясь решений римского сената, 
в результате которых мог лишиться всего. Церемонией Дарения назвал этот 
праздник Октавиан, наблюдавший за последними египетскими событиями из Рима.

   Месть Октавиана
   Октавиан опасался действий Клеопатры и ждал, что она вот-вот совершит ошибку.
 Слишком увлеклась царица своими победами, так недолго и сорваться. Достаточно 
дождаться подходящего момента и действовать не огнем и мечом, а словами. 
Примером этому был заговор против Великого Цезаря. Там, где бессильно оружие, 
поможет клевета, озвученные пороки соперника, разговоры о проклятьях и связи с 
колдуньей-египтянкой.
   В войне Октавиан, как и прежде, не блистал победами, однако был неплохим 
стратегом. Он понимал, что своими успехами Клеопатра обязана не столько себе, 
сколько авторитету и силе Антония. Стоит ей потерять любовника и мужа, и она 
потеряет все. Скоро даже в своих собственных детях она начнет видеть соперников 
в борьбе за власть. Она боится возвращения Антония в Рим и его встречи с 
Октавией, она мучительно переживает приближающуюся старость. Она уже не та юная,
 очаровательная в своей наивности девушка. Она – опытная безжалостная тигрица, 
растерявшая в этой роли половину своей прелести. Правда, она теперь безумно 
богата, она утопает в роскоши и окружает ею Антония. Но и ее страхи так же 
велики, как завоеванный ею мир. Тот, кто ошибается, делает много ошибок. 
Наступит день, когда царица сама запутается в расставленных ею же сетях. 
Октавиан способен контролировать ход игры, в которой всем отводится вполне 
определенная роль. Октавия станет жертвой хитрой, порочной развратной египтянки,
 виновной во всех бедах римского народа. Антонию при этом придется сделать свой 
выбор, а он, Октавиан, будет наблюдать за финалом этой комедии. Победа в войне 
предопределена. Главное, в ней не прольется столько крови, как на поле брани. 
Октавиан сам выберет место и время решительного сражения. Война с женщиной 
пусть позорна, но захватывающе интересна.
   Октавиану не пришлось долго ждать начала задуманного спектакля. Его 
поторопил сам Антоний на празднике Дарения.
   Рим увидел, как в Египте раздаются детям Клеопатры все земли, завоеванные 
Римом за последние сто лет. Так эти события были освещены агентами Октавиана. 
Образ Клеопатры-Исиды в белой тунике с диадемой фараонов на голове волновал и 
пугал, золотой систр богини в ее руках настораживал. Не слишком ли увлеклась 
царица в своем желании быть живой богиней и мировой владычицей?
   Праздник Дарения был обставлен как самый торжественный ритуал. На царском 
помосте теперь красовались два золотых трона. Второй был занят Антонием в 
костюме Диониса. Рядом с ним на четырех креслах располагались дети. Рим увидел 
в этом символ четырех сторон света, захваченных теперь Египтом. Антоний, 
наверное, потерял разум? Он делит мир по своему усмотрению между детьми, 
которых признает законными наследниками!

   Для последнего удара Октавиану пока не хватало только того, что на его 
стороне не было армии. Армия поддерживала Антония. А раз так, соперник мог не 
считаться с мнением и настроением римского населения.
   Антоний понимал, что такая поддержка не будет вечной. В конце 33-го г. 
истекало второе пятилетие триумвирата. Это означало, что Октавиан лишается 
законного права на власть. Антоний тоже не мог надеяться на продление 
полномочий на следующий период. Подобное положение, однако, не пугало 
Повелителя Востока. В его руках были несметные богатства и ресурсы 
могущественной державы, он спокойно смотрел в будущее, осознавая, что именно он 
сейчас может оказать на политику в мире решающее воздействие. С его мнением и 
его решениями не могли не считаться.
   Наверное, не без его участия консульство на 32 года получали два его близких 
друга – Гай Соций и Гней Домиций.
   Борьбу за владычество над миром будут отныне вести Октавиан и Антоний.
   Они были когда-то соратниками в борьбе против врагов Цезаря, потом конфликт 
был предотвращен путем создания триумвирата. Теперь каждый закончил свои войны, 
и осталась только одна непримиримая борьба – за власть.
   И Октавиан получил возможность сделать первый шаг к открытой борьбе. Повод 
для этого дал сам Антоний.
   1 января 32 г. консулами стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они 
принадлежали к числу сторонников Антония. Они на все лады превозносили Антония 
и осуждали Октавиана. При таких обстоятельствах карьера Октавиана могла 
завершиться бесславно.

   Заседание сената
   На заседания сената он теперь являлся не всегда, передавая преданному ему 
народному трибуну Нонию свое право накладывать вето на любое постановление 
сената, парализуя слишком решительные намерения новых консулов.
   Но вот по просьбе самого Октавиана было созвано заседание, приглашение на 
которое получили не все. С его стороны это было незаконно, так как никакой 
официальной должности он уже не занимал. Однако сенаторы предпочли явиться. 
Незаконным был и следующий поступок – Октавиан вошел в зал заседаний в 
окружении друзей и легионеров, в руках которых были мечи и кинжалы. Причем 
спрятаны они были так небрежно, что при желании их мог увидеть каждый. Октавиан 
выбрал место между двумя консулами, что тоже было нарушением правил.
   В жарком споре были высказаны многие противоречивые мнения о последних 
событиях в Египте.
   Странно, но сенаторы не боялись высказываться против Октавиана. Может быть, 
многие уже видели развал в триумвирате и осознавали недолговечность этого союза.

   «Я думаю, – Октавиан говорил тихо, но очень твердо, взвешивая каждое слово,
 – я думаю, пришло время обсудить события, которые давно не дают покоя многим 
разумным гражданам Рима. Именно сейчас представился случай доказать, что миру 
грозит смертельная опасность со стороны Египта».
   Сенаторы молчали, и в их молчании Октавиан не угадывал ни согласия, ни 
противоречия. Он вдруг неожиданно для себя понял, что в душу закрадываются 
леденящий страх и неуверенность. Что происходит, ведь он готовил эту речь 
несколько дней. Он собрал только самых преданных ему людей, которые не боятся 
высказывать свои мысли, которые готовы выступить вместе с ним при любом 
раскладе власти. «Там, на Востоке, Антоний щедро раздаривает земли, завоеванные 
Римом. Дарит он их детям царицы Клеопатры. От века в век не принято было 
совершать такие действия по отношению к чужеземным правителям. Антоний 
превращается в египетского прислужника». Молчание сенаторов теперь вдохновляло 
Октавиана. Они не протестуют, значит, соглашаются. Голос его окреп от 
уверенности в собственной правоте. «На днях мне сообщили о чудовищном случае в 
Александрии. Впрочем, чудовищно все, что происходит там. Под влиянием этой 
распутной царицы римляне теряют голову и совершают позорящие их безумства. 
Известный нам римский гражданин, уважаемый гражданин, явился на пир 
„Неподражаемых“, как они себя называют, вымазавшись с ног до головы синей 
краской. Он надел на голову шутовской венок из тростника, а к ягодицам прицепил 
хвост дельфина». Антоний заметил, как на лицах сенаторов улыбка сменялась 
недоумением, а потом негодованием. «Затем он совершенно нагой исполнил 
пантомиму, в которой стоял на коленях перед Антонием и распутницей, изображая 
морское божество, кувыркающееся в волнах...» – Антоний замолчал, переводя дух. 
Среди присутствующих прошелестел возмущенный шепот, и несколько человек 
недоверчиво переглянулись: «Прости, Октавиан наше сомнение, но эти известия 
пришли от надежных людей?» Октавиан не успел ответить, поднялся сенатор 
Светоний:
   «Я подтверждаю слова Октавиана. Того гражданина зовут Планк, и он имел 
наглость заказать одному из ремесленников скульптуру Антония. На черном 
гранитном цоколе он приказал выгравировать надпись “От Блюдолиза – Антонию 
Великому, служителю Афродиты, Неподражаемому”».
   Теперь шепот среди сенаторов перерастал в грозные раскаты. «Это позор! 
Разврат! – слышались крики. – К ответу блудника!»
   Октавиан понял, что первая, пусть маленькая, победа на его стороне. 
Необходимо было поставить значительную точку под сегодняшним разговором:
   «Антоний вызвал также негодование против римского народа, когда в цепях 
провел во время своего триумфа могущественного царя Армении. При этом он не 
вернул Риму даже половины того, что добыл в войне против парфян и армян. Все 
ушло в сокровищницы Египта. Рим только теряет авторитет, но не приобретает 
взамен ничего. Я надеюсь, что в ваших сердцах не осталось сомнений. Теперь мне 
не придется убеждать вас в опасности, грядущей от Царицы царей!» Октавиан 
специально повысил голос на последних словах, наблюдая за реакцией сенаторов. 
Да, это успех! Все присутствующие сегодня на тайном заседании на его стороне. 
Отныне они его верные сподвижники в борьбе против Антония и его любовницы.
   Октавий скрыл от сената, что особенно его пугало признание Цезариона 
законным сыном Юлия. Ведь это ставило под сомнение право самого Октавиана быть 
преемником Цезаря и его политического наследства.
   «В связи со столь сложными обстоятельствами я прошу предоставить мне особые 
полномочия для ведения государственных дел». Он уже знал, что никто не 
проголосует против. Теперь он уверен в будущей победе...
   Не все сенаторы были согласны с Октавианом. Они, может быть, и взбунтовались 
бы, но трусость не позволяла им даже организовать заговор, хотя он мог бы при 
создавшейся ситуации увенчаться успехом. Более того, энергичные действия 
Октавиана заставили консулов покинуть Рим, где они не видели никакой поддержки 
со стороны армии. Наиболее целесообразным в их положении было уехать на Восток 
к Антонию, куда отбыла также почти половина сенаторов, около четырехсот человек.
 Почти все правительство страны оказалось на Востоке. Так уже было когда-то при 
Цезаре. Тогда Помпей бежал с частью сената.
   Октавиан мог бы быть доволен таким положением вещей, но оно было слишком 
неожиданно и застало политика врасплох. Чтобы оттянуть время для решительного 
шага, он заявил почти спокойно: «Консулы покинули Рим с моего ведома и согласия.
 Каждый, кто желает последовать их примеру, может не опасаться за свою жизнь и 
имущество».
   В Римском государстве наступило сложное время власти двух правительств, 
одинаково незаконных и законных. Управление сильнейшим и огромным государством 
велось одновременно из Рима и Эфеса.

   Подготовка к последней войне
   Тем временем отношения Клеопатры и Антония развивались бурно, по одним им 
присущим законам. Царица, для которой были всегда важнейшими слава, сокровища, 
титулы, теперь вся сосредоточилась только на Антонии, который забрасывал ее 
подарками. Он дарил ей детей, деньги, земли, свою любовь и практически 
неограниченную власть. Она дышала Антонием, жила только его жизнью. Она была 
ослеплена своей страстью, которая заставляла ее не только дарить незабываемые в 
своем великолепии ночи любви, она открывала свою любовь всему миру. Рядом с ее 
скульптурами вставали скульптуры Антония. На монетах появлялись два профиля, 
похожие как профили близнецов, – профили Антония и царицы. Она пыталась здесь 
слиться с возлюбленным настолько, насколько только это было возможно. Мир для 
нее замкнулся на Антонии, и она уже не отдавала себе отчета в том, что 
становится уязвимой и делает уязвимым Антония. Зачем беспокоиться по поводу 
резких оскорбительных выпадов Октавиана, который коллекционирует сообщения об 
их экстравагантных выходках, зачем беспокоиться о мнении Рима по поводу образа 
жизни одного из виднейших политиков мира? Антоний и Клеопатра смеялись над этим.
 Свою любовь, сопровождаемую бесконечными неземными удовольствиями, они швыряют 
в лицо своим врагам.
   На ночных пирах, где обязательно присутствуют супруги, которые, кажется, 
могут не спать по нескольку суток, царит не просто веселье. Там исполняются 
неприличные танцы, устраиваются жестокие подчас розыгрыши, рассказываются 
непристойные анекдоты из жизни римских политиков. Царица преуспевает во всем 
этом. Откуда берутся силы у этой женщины одновременно с оргиями готовиться к 
следующему военному походу, который она планирует вести вновь на Армению.
   Рядом с Великолепным всегда двое советников, настроенных категорически 
против Рима, – Тимаген и Алекса. Это два невероятно умных человека, 
поддерживающих политику Клеопатры. Во дворце опорой царицы остаются 
евнухи-министры (как и при Птолемее XII). Она предпочитает сама сопровождать 
Антония везде – и на совещаниях с военачальниками, и во время бесед с 
философами, и во время встреч с солдатами. Ни на минуту он не должен скрываться 
из виду. Она контролирует каждый шаг, удерживает его возле себя, влияет не 
только на его чувства, но и на его разум.
   К сожалению, все это ограничило ее рассудок, который способен был раньше 
охватить события в самой широкой перспективе, построить планы на дальнее 
будущее. Теперь ее волновало только то, что замкнуто внутри страны, внутри 
Александрии.
   Клевета Октавиана делала свое черное дело. Он уже не стеснялся в выражениях, 
высказываясь против Клеопатры. «Эта Клеопатра – просто дешевая шлюха! Нет! Даже 
шлюхой она не может быть, вспомните, сколько ей лет! Кто может доказать, что 
Цезарион – сын Юлия? Верить только ее словам – значит признать ее правду во 
всем!» За несколько недель Клеопатра стала объектом для скабрезных шуток, для 
откровенной хулы, для потоков ядовитой брани.
   Двадцать долгих месяцев продолжалась эта клеветническая кампания. Двадцать 
месяцев везде, в каждом уголке огромной империи, повторялось, что мир завоюет 
она – опасная колдунья, занимающаяся магией с детства, преступница, опоившая 
зельями Антония. Смеялись и отпускали пошлые шутки над тем, что Египтом 
управляют евнухи-министры. При каждом удобном случае царица якобы произносит 
одну и ту же фразу, наверняка какое-то заклинание: «Это так же верно, как то, 
что я покорю Рим!» Ее солдаты носят щиты с монограммой Клеопатры, 
расплачиваются в Египте монетами с ее изображением, перед ней преклоняют колени 
сильнейшие, называя ее Царицей царей. Легионеры Антония повинуются каждому ее 
жесту и взгляду. Как спрут, опутала она весь мир своими щупальцами.
   Этот чудовищно страшный образ противопоставлялся образу хрупкой, страдающей 
Октавии, оскорбленной в своей любви. Она не покинула своего блудливого супруга, 
продолжая хранить ему верность и воспитывать его детей от двух браков. В свои 
тридцать семь лет она сохраняла свежесть и изысканную красоту, которая 
превосходит красоту египтянки. У погрязшего в разврате Антония еще хватает 
совести присылать к Октавии своих друзей, желающих посетить Рим, а она 
беспрекословно принимает их, проявляя чудеса гостеприимства, помогая им во всех 
делах.
   Ненависть к Клеопатре и Антонию в римском обществе росла.
   Какая женщина, кроме Клеопатры, выдержала бы этот нескончаемый поток 
оскорблений и часто откровенной лжи? А она просто смеялась и говорила 
возлюбленному, что презирает врагов, действующих подобным образом. Путь они 
решатся выступить в открытом бою. Она готова к войне всегда, ведь Антоний 
обеспечит победу в любой ее борьбе.
   Кто решился бы в эти дни сказать Клеопатре, что на ее гордость и рассчитывал 
Октавиан, расставляя ей ловушку за ловушкой. Она не пыталась оправдаться, и в 
Риме зрела уверенность, что все слухи о ней соответствуют действительности. Уже 
из-за этого высокомерного молчания Октавиан получал ощутимые преимущества в 
борьбе против Великолепной. Он твердо и уверенно вел ее к открытой войне, в 
которой надеялся нанести окончательное поражение ей и своему извечному 
сопернику.
   В отличие от Клеопатры Антоний не обладал таким долготерпением и, уладив 
первоочередные дела, возобновив союз с мидийским царем, решил выяснить 
отношения с Римом. Ответным ударом пока должно было быть письмо оскорбительного 
характера. Оно произвело такое впечатление на Октавиана, что хранилось в его 
семье тысячи лет! «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она 
моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с 
одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не 
переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией 
Титизенией, или со всеми сразу. Да и не все ли равно, в конце концов, где и с 
кем ты путаешься?»
   Антоний ударил по живому хотя бы уже потому, что раскрывал в письме правду. 
Октавиан был нечистоплотен в личной жизни. Упомянутую Друзиллу он соблазнил, 
когда она была на шестом месяце беременности. На глазах у мужа он прямо с 
пирушки увел ее к себе в спальню, откуда она вернулась через некоторое время с 
явными признаками бурно проведенных минут. Октавиан потом женился на ней, но 
постоянно изменял. Со Скрибонией он развелся из-за постоянных приступов 
ревности с ее стороны. Она бросала в лицо мужу упреки в том, что друзья 
ежедневно приводят ему девушек и женщин, даже добропорядочных матрон, которых 
негодяй заставляет раздеваться донага, выбирая их словно рабынь на рынке.
   Антоний выдвинул обвинение Октавиану и в том, что он состоял с Цезарем в 
интимной связи и именно с помощью этого вытребовал себе усыновление. В ответ на 
это Октавиан объявил Антония воплощением безумного бога – Диониса Каннибала.
   Целый год продолжался обмен взаимными оскорблениями, а между тем в Эфес 
стягивалась огромная армия Антония – корабли и сухопутные войска. Могучая 
флотилия насчитывала восемьсот судов, военных и грузовых. Двести судов подарила 
для ведения войны Клеопатра. Царица проявила неслыханную щедрость. Она дала 
Антонию на организацию похода двадцать тысяч талантов и обязалась во время 
войны снабжать продовольствием все войско. Она открыто говорила, что будет сама 
участвовать в решающей битве Востока с Западом. Для этого она и прибыла в Эфес.
   Она сидела, остолбенев, но ничем не выдавала волнения. Спина прямая, руки 
сложены на коленях, глаза внимательно следят за Антонием. Она ловила каждое его 
слово, чтобы потом его же аргументами воздействовать на ситуацию.
   А он... Он бушевал. Ах, как прекрасен и страшен Антоний в гневе. Если бы не 
присутствие военачальников за стеной, она, пожалуй, превратила бы эту ссору в 
бурную сцену любви.
   «Я просил, я требовал, чтобы ты оставалась в Александрии. Почему ты даже не 
пытаешься следовать моим приказам? Для всего мира мой приказ беспрекословен, 
только ты, как последняя проститутка, не можешь оставить меня в покое. Ты 
забыла, что я решаю все. Все! Я не раб тебе, я приказываю, а ты – подчиняешься! 
Ты надоела мне со своей постоянной слежкой! Забери все свои деньги, у меня 
достаточно своих, забери своих солдат, я обойдусь собственными легионерами. Ты, 
как драная кошка, цепляешься за своего хозяина и, как пиявка, присасываешься к 
нему. Ты...» Клеопатра решилась прервать поток оскорблений. Она подошла и молча,
 размахнувшись изо всех сил, влепила возлюбленному звонкую оплеуху: «Я – 
великая Царица царей вынуждена выслушивать оскорбления от солдафона?» Уже в 
следующую секунду опомнившийся от пощечины Антоний готов был совершить нечто 
непоправимое, чем, впрочем, часто завершались многочисленные ссоры, но в 
комнату почти неслышно проскользнул один их офицеров.
   «Пошел вон!» – Клеопатра часто командовала офицерами своей армии, но это был 
римлянин, и он не собирался подчиняться кому бы то ни было в присутствии 
Антония, поэтому он спокойно отрапортовал: «Твои офицеры все в сборе, они ждут 
приказа войти». Ничто в лице офицера не говорило о том, что он стал свидетелем 
безобразной ссоры супругов.
   «Все могут войти. Тебя, царица, я прошу остаться и послушать, что скажут мои 
воины».
   Следующие несколько часов были мучительными для Клеопатры. Здравые 
размышления боролись с сомнениями и ревностью. Она должна была оставить сейчас 
Антония, и этому было много причин. Но ревность говорила: «Не уезжай. Ты можешь 
потерять его. Октавия только и ждет того, чтобы он остался один, без тебя».
   Антоний, не стесняясь присутствия офицеров, пытался вразумить жену: «Твое 
присутствие лишний раз подтверждает Риму, что я бездумно выполняю все твои 
капризы и желания. Если ты не уедешь, война пойдет не против меня, а против 
тебя, а значит, против Египта. Я не могу доставить Октавиану такого 
удовольствия. Я сожалею о своей грубости, но ты вынудила меня к этому».
   Клеопатра всем аргументам Антония противопоставляла только слезы и заверения 
в том, что она непременно умрет, если Антоний оставит ее.
   В конце концов уставшие от бесконечных препирательств супруги вынесли 
ситуацию на обсуждение военачальников. Общее мнение высказал Канидий, который 
изначально был на стороне царицы: «В создавшейся ситуации было бы неправильно 
отсылать Клеопатру в Александрию. Мы должны помнить, что именно она своей 
необычайной щедростью укрепила наши войска. На кораблях много ее моряков. Если 
царица уедет, они, конечно, будут сражаться, но не так яростно, как защищая 
свою богиню. Необходимо помнить, что своей энергией и умом Клеопатра не уступит 
ни одному из царей. Ты, Антоний это прекрасно знаешь. В нашей армии много 
бездарных военачальников. Не разбрасывайся талантливыми помощниками. Благодаря 
тебе она приобрела большой опыт в ведении самых сложных государственных дел. Да 
и без тебя она прекрасно управляла своим огромным царством. Послушай ее и не 
прогоняй».
   К сожалению, Канидий пользовался авторитетом у Антония, и Клеопатра осталась.
 Пройдет всего несколько дней, и Антоний пожалеет, что не прислушался к своему 
сердцу, а может быть, и к словам царя Ирода Иудейского, который сказал: «Хочешь 
победить? Убей Клеопатру!»
   Последующие события напоминают больше фарс, в котором было место и настоящей 
трагедии.
   Антоний и Клеопатра после бурного выяснения отношений так же бурно 
примирялись. Все время влюбленных было занято пирами и развлечениями.
   Вокруг роптали даже солдаты: «Вселенная гудит от звона оружия, всюду стоны и 
рыдания. А у нас звучат флейты и кифары. От пения хора в театрах никто не 
слышит призыва к бою».
   Самос развлекался. Именно сюда из Эфеса переместилось командование армией во 
главе с неутомимой в пирушках и праздниках царской четой.
   Следующей остановкой по пути на запад была Греция. Здесь в Афинах Антоний и 
египтянка продолжали вести тот же праздный образ жизни. Они развлекались, 
смотрели и сами участвовали в театральных представлениях. Клеопатра была весьма 
милостива к жителям города, ведь ее возлюбленный уже несколько лет считался 
здесь почетным гражданином. Ее нисколько не смущало, что несколько лет назад с 
такими же почестями афиняне встречали Октавию.
   Исходом этого продолжительного праздника было событие, повлиявшее на весь 
последующий ход истории. Антоний под воздействием неугасимого чувства к 
Клеопатре объявил о разводе с Октавией!
   Рим негодовал. Люди Антония прибыли в Рим и вышвырнули Октавию из дома, 
принадлежавшего бесчестному мужу. Оскорбленная женщина на глазах у ошеломленных 
горожан ушла, взяв с собою только детей. Даже старший сын Антония от Фульвии, 
которому несчастная женщина посвятила столько лет, находился около отца и не 
стал защищать мачеху.
   Свидетели этой жизненной трагедии поражались, что последними словами Октавии 
были слова сочувствия. Она сожалела, что, возможно, ее любовь к Антонию стала 
одной из причин грядущей войны.
   Октавиан удачно воспользовался нерасторопностью противника. Он собирал 
налоги, выжимая из населения все, что мог. Он издает распоряжение, при котором 
свободные граждане должны отдавать четвертую часть своих доходов, а отпущенники 
– восьмую часть всего своего имущества. Начавшиеся волнения подавлялись самым 
простым способом: щедро расплатившись с солдатами, Октавиан приказал им 
урезонить возмутителей спокойствия. Может быть, он совершил здесь небольшую 
ошибку. Ведь достаточно было направить возбуждение жителей Рима против Антония, 
и удар был бы нанесен гораздо раньше, чем получилось. Удивительно, но римлянам 
понравились такая решительность и спокойствие Октавиана. Они признали в нем 
вождя. Даже его жестокость была оправдана, он возрождал традиции предков, желая 
восстановить порядок и вернуть былое величие Вечному городу.
   Октавиан исподволь готовил римлян к известию о возможной гибели Антония. К 
моменту его смерти они должны были без тени сомнения провозгласить Октавиана 
освободителем, а не убийцей.
   Он переезжает из города в город, разнося страшные новости, что на империю 
движется несметное войско Царицы Востока, которая хочет утвердить свою власть 
на Капитолии. Она снесет храм Юпитера и построит свой дворец, установив самую 
позорную власть – тиранию женщины.
   Октавиан добился желаемого. При имени Клеопатры людьми овладевал ужас. Без 
труда Октавиан вербовал себе сторонников, люди без тени сомнения клялись ему в 
верности.
   Даже близкие Антонию люди вдруг предавали его, разуверившись в здравом 
рассудке военачальника.
   Так, в лагерь Октавия перешли Титий и Мунаций Планк. Они, будучи в Эфесе, 
выступали против присутствия Клеопатры в военном лагере. Она настроила против 
них Антония, и результат не заставил себя ждать – два близких друга стали 
смертельными врагами. Антоний в гневе забыл о том, что двое сенаторов владели 
большинством его планов. Они одни из немногих знали, где хранится его завещание,
 при составлении которого они недавно присутствовали. Октавиан узнал, что 
завещание содержит важные политические постановления, и хранительницами его 
стали жрицы богини Весты.
   «Великая Богиня покарает тебя, несчастный», – крик жрицы эхом отозвался в 
огромном храме. Октавиан только презрительно взглянул в сторону не старой еще 
женщины. Это раньше, при других обстоятельствах, гнев Весты задержал бы его. 
Сейчас боги были так далеко, а реальная угроза со стороны Антония так близка, 
что он не сомневался в том, чего бояться больше. Жрица загородила собой дверь в 
тайник: «Ты забыл, куда вошел. Остановись! Веста не прощает тех, кто срывает с 
нее покрывало тайны». Антоний нетерпеливо, но мягко попытался отодвинуть жрицу: 
«Дай мне пройти, женщина. Весту должна бояться ты. Сколько лет ты хранишь ее 
огонь? Продолжай свою миссию и дай мне завершить мою»
   «Нет! Никто не войдет в эту дверь, пока я жива!» Октавиан терял терпение:
   «Значит, ты умрешь! Отдай мне таблицы, старая ведьма! Ты, чудовище, 
стережешь, сама не знаешь что. А что, правда, что строже всего ты стерегла свою 
никому не нужную девственность? И что, никто не покусился на нее за столько 
лет? Или ты все же...? Отдай мне завещание или все, что ты берегла столько лет, 
достанется сейчас моим солдатам! Да и они, я боюсь, побрезгуют поросшей мхом 
старухой! Отойди, или я кину тебя собакам! Твои кости теперь сгодятся только 
для них!»
   Весталка, привыкшая к беспрекословному повиновению и уважению даже царей, 
оторопело отошла в сторону. Жизнь была дороже того обещания, которое она дала 
Антонию. То, что Октавиана не остановит никакая сила, было понятно. Достаточно 
взглянуть в его озверевшее лицо.

   Войдя в хранилище, Октавиан немного успокоился. Он сразу увидел таблички с 
начертанным на них завещанием. Нескольких минут внимательного чтения достаточно 
было для того, чтобы запомнить написанное, и Октавиан вышел из храма. 
Военачальники ждали приказаний. В этот же день собиралось экстренное заседание 
сената, где решено было огласить завещание Антония. Пусть все знают, против 
кого он воюет. Антоний – враг, даже в своей последней воле он подтверждает это.
   Октавиан медленно, громко, так, чтобы все услышали и осознали сказанное, 
начал: «В своем завещании Марк Антоний решил разделить свое наследство так, что 
все свое состояние, деньги, земли он оставляет детям от египтянки. Здесь же он 
торжественно подтверждает, что Цезарион является законным сыном и наследником 
Божественного Юлия Цезаря. Двое дочерей Антония от законной супруги Октавии не 
получают ничего.
   Свое тело в случае смерти он завещает пронести в торжественной процессии по 
Форуму и затем похоронить в Александрии рядом с телом египтянки».
   Уже было известно, что в то же самое время Клеопатра решила воздвигнуть себе 
погребальное сооружение, достойное величайшей из цариц. Надо сказать, что 
подобное явление было характерно не только для династии Лагидов. Большинство 
восточных монархов еще при жизни, не чувствуя приближения смертного часа, 
заботились о том помещении, где будет покоиться их бренное тело. С 
преувеличенным вниманием они следили за строительными работами, украшая 
гробницу с неподражаемой роскошью. Клеопатра не думала о том, что недалек 
момент ее смерти. Ничто в те дни не предвещало трагедии, которая случится менее 
чем через четыре года. Она была всесильной, цветущей, прекрасной женщиной, и 
приказ построить себе усыпальницу был частью ее спектакля, в котором Антонию 
отводилось не последнее место. По завещанию он хотел покоиться рядом или, может 
быть, вместе с ней в царской гробнице.
   Неожиданно для себя царица замечает, что с началом строительства меняется ее 
настроение. Видя, как стараются архитекторы, она ощущала приближение 
неизвестного ей дотоле чувства, как будто подводился итог всей прошлой жизни. 
Желанные до сих пор беременности, которые были и радостью, и средством 
достижения определенных целей, теперь не привлекают ее. И она вдруг становится 
бесплодной. Ночи любви возвращают ей молодость, она на мгновение забывает о 
возрасте и страхах, но в итоге не наступает беременности. Антоний подозревает, 
что не обходится здесь без вмешательства личного врача Клеопатры, знакомого с 
действием всевозможных отваров и мазей. Он не протестует, ведь четыре ребенка 
были идеальным наследием двух великих политиков. Может быть, и не следовало 
нарушать этот созданный образ мирового владычества?
   Чтение завещания Антония в сенате произвело оглушительное впечатление. 
Октавиан сопровождал чтение документа собственными насмешливыми, а подчас и 
оскорбительными комментариями. «Антоний, – говорил он, – всецело подчинил себя 
Клеопатре. Он даже умереть хочет у ее ног. Он недостоин называть себя 
гражданином великой империи! Он дарит своей любовнице знаменитую на весь мир 
пергамскую библиотеку, в которой хранится двести тысяч ценнейших свитков, 
подчеркивая ее превосходство в уме. Он во время пира бросается растирать ей 
ноги, как только замечает утомление своей „возлюбленной“! Он бросает послов и 
правителей других государств, чтобы явиться перед ней по малейшему ее капризу!»
   Сенаторы, однако, хранили осторожность в высказываниях по поводу 
обнародования документа. Они помнили, как после мартовских ид обожествили ранее 
опозоренного Цезаря. Святотатственное поведение Октавиана возмущало, и сенаторы 
чувствовали растерянность. Кому теперь верить? За кем идти?
   Октавиан решил, что нельзя не воспользоваться создавшимся неустойчивым 
положением. Ему без труда удалось провести решение, в результате которого 
Антоний был лишен всех его титулов и низведен до положения частного лица.

   У Антония в Риме было немного друзей, но они все же предпринимали отчаянные 
попытки помочь ему, влияя на общественное мнение. Они публично опровергали 
слухи и сплетни, порочащие честь друга.
   Самый решительный из них – Геминий, даже поехал на Восток, чтобы поговорить 
с Антонием с глазу на глаз.
   «Ты должен отослать Клеопатру в Александрию. Она будет жить и править в 
своей стране, а ты сможешь навещать ее, как только захочешь. Пора вернуться 
домой и тебе, чтобы наладить очень сложное положение. Я жду уже несколько дней 
возможности поговорить с тобой, но ты видел сам, как твоя царица мешала мне». 
«Я прошу тебя, Геминий, если ты хочешь остаться мне другом, не порочить моей 
жены. Достаточно и того, что мы слышим из Рима от наших врагов. Что ты имеешь 
мне сказать против Клеопатры? Она приняла тебя, как дорогого гостя, а ты 
позоришь ее в моих глазах!» Геминий терпеливо выслушал товарища. Он лучше 
любого другого знал, что спорить с Антонием следует, только приводя 
неопровержимые доказательства и факты. Как можно мягче он попытался возразить: 
«Ты не замечаешь Антоний, как я, твой самый близкий друг, с первой минуты 
своего приезда стал объектом постоянных насмешек и откровенных издевок со 
стороны твоей жены». «Ах, Геминий, ты слишком придираешься к ней. Это шутки, 
пусть немного обидные, но просто шутки. Она ничего не имеет против тебя. Может 
быть, только чуть ревнует к тому, что ты можешь быть посланником Октавии. Тогда 
ее обида обоснованная». «Хорошо, Антоний, но ты не мог не заметить, что на всех 
пирах мне отводятся оскорбительно низкие места в твоей парадной зале. Я терпел 
только потому, что ждал возможности поговорить с тобой на трезвую голову, хотя 
это оказалось очень затруднительным». Антоний гневно взглянул на друга: «Ты 
говоришь, как враг, а не как мой ближайший друг. Ты что вслед за очернителями 
из Рима считаешь, что становлюсь пьяницей и не способен рассуждать трезво?» 
Неожиданно в залу вошла Клеопатра.
   Геминий отметил, что царица очень изменилась с того времени, как он видел ее 
в последний раз несколько лет назад. Из невысокой хрупкой женщины она 
превратилась в величественную матрону с высокомерным, грозным взглядом. Она 
всегда любила простую греческую одежду, подчеркивая это даже в собственных 
портретах, украшающих монеты. Сейчас же на ней было более чем роскошное 
парадное платье, расшитое дорогим жемчугом. Жемчуг был и в волосах, и на шее 
царицы. Огромные жемчужины украшали тяжелые серьги.
   Казалось, все дары раковин Красного моря был собраны только для того, чтобы 
украсить Великолепную. Самый модный и дорогой камень царица носила без 
малейшего трепета и самолюбования. Просто потому, что только он был достоин 
Неподражаемой.
   Антоний вскочил со своего места, приветствуя царицу, и сопроводил ее на ложе 
рядом с собой. «Я могу присутствовать при вашей беседе, Антоний?» – Клеопатра 
любезно улыбнулась гостю. «У меня нет секретов от Царицы царей, любовь моя». 
Геминий поморщился: «Я хотел говорить наедине с тобой, Антоний». Клеопатра 
вновь улыбнулась без тени смущения:
   «Я могу сделать из этого неприятный для меня вывод о том, что ты говоришь 
что-то порочащее меня. А ведь ты друг и должен поддерживать Антония, а значит, 
и меня. Почему же ты боишься моего присутствия при вашем разговоре?»
   «Я не боюсь ничего, царица, – воин едва сдерживался. Клеопатра была 
неприятна ему всегда. Сейчас же она открыто показывала свою неприязнь, а 
Антоний потворствовал ей. – Я не боялся никого и никогда. Тебя же в особенности.
 И я хочу сказать тебе, царица, будет лучше, если ты вернешься к себе в 
Александрию. Антоний должен разобраться с собой и с Римом. Оставь его на 
некоторое время, и ты сможешь, может быть, вернуться. Он должен решить свои 
проблемы без тебя». Антоний замер. Реакция Клеопатры могла быть непредсказуемой.
 Но царица только усмехнулась: «Что ж, римлянин, это хорошо, что ты сумел 
сказать правду без пытки!»
   Вернувшись в Рим, Геминий объявил друзьям Антония, что их дело проиграно.
   Поздней осенью 32-го г. Октавиан был избран верховным главнокомандующим. Все 
население Италии принесло ему торжественную присягу. А в 31 г. он и его друг 
Мессала получили консульство.
   Теперь были все основания сделать решающий шаг в борьбе против владычицы 
Востока.
   С соблюдением всех религиозных церемоний, по правилам старинных традиций 
была объявлена война. Не Антонию, как все предполагали, а Клеопатре.
   Морская битва, которая решила исход последующей войны, состоялась у мыса 
Акция, в Эпире. Флот Антония потерпел сокрушительное поражение. Долгих два 
месяца Антоний готовил корабли и нарвался на эскадру Октавиана, едва выйдя в 
море. Удалось сохранить только часть кораблей, которые увозили чудом уцелевших 
Антония и, по-видимому, Клеопатру, хотя свидетелей ее присутствия не было.
   Через некоторое время они вернулись в Александрию, преследуемые победителем. 
Октавиан не спешил, исход войны для него был предрешен. Он терпеливо и с 
интересом наблюдал, как будут вести себя его противники. Он как будто предлагал 
им предпринять какие-нибудь шаги для своего спасения и тем самым унизить их. То 
ли в противоречие Октавиану, то ли от безысходности, но Антоний с царицей 
окунулись, как и раньше, в мир пиров и забав. Выглядело это как насмешка над 
тем, кто чувствовал себя триумфатором. При египетском дворе возник «Союз 
Живущих Бесподобно». Клеопатра бросала последний вызов неприятелю.
   Она даже пыталась вступать в переговоры с Октавианом, но условия Рима были 
столь неприемлемы для нее, что она отказалась от мирного решения конфликта.
   В Египте царило удивительное спокойствие. Народ, поверив в величие царицы, 
готов был встать на ее защиту. Она вдруг приобрела необычайную популярность в 
своей стране, но не воспользовалась этим. Политический опыт подсказал, что 
опираться на силы только Египта бессмысленно. Армия Рима имела подавляющее 
большинство воинов. Война принесла бы стране только очередные бедствия, 
разорение и гибель. Ни она, ни дети не смогли бы удержаться на троне. А 
сохранение и передача по наследству власти было главной целью ее жизни.
   Для того чтобы быть уверенной в будущем своих детей, Клеопатра предприняла 
решительный, но совершенно неожиданный шаг. В тайне даже от Антония она послала 
скипетр и царскую диадему Октавиану, прося его назначить царем Египта одного из 
ее сыновей. Так же тайно, через послов, Октавиан заверил царицу, что выполнит 
ее просьбу.
   Клеопатра готова была поверить в последнее проявление благородства и честь 
римлянина, но все же стала готовить корабли, на которых в случае поражения 
переправилась бы с семьей через Красное море и убежала в Индию. На корабли 
свозились деньги и драгоценности. Тем временем личный лекарь царицы испытывал 
на рабах всевозможные яды, в основном яды змей.
   Любовь заставила ее быть смелой. Она готова идти до конца, даже когда все 
потеряют мужество и предадут ее и Антония. Ее перестало пугать численное 
превосходство противника. Везде Клеопатра говорит, что у них столько же 
всадников, сколько и у Рима, а легионеров и того больше. Флот Египта всегда был 
многочисленным, а сейчас, по рассказам царицы, насчитывал пятьсот кораблей.
   Она клялась в верности Антонию. И была готова последовать за ним везде, до 
самой смерти, если это будет неминуемо.
   В марте Антоний отправился в лагерь, который устроен был у входа в залив, 
где он оставил свой флот. Лагерь этот солдаты называли «Комариным гнездом». 
Туда же отбыла и царица. Все шесть последующих месяцев она готова была 
находиться там с ним, вселяя уверенность и надежду.
   Она не боялась ничего – ни смерти, ни войны, а тяготы походной жизни, 
казалось, рождали в ней все новые и новые силы. Солдаты поражались ее 
выносливости, но роптали, когда за ней, женщиной, оставалось последнее слово на 
военных советах.
   Ветераны говорили, что в царице возродилась мать Антония, неукротимая Юлия. 
Она в страшные для семьи дни сумела спасти ее от самого разрушительного из 
страхов – от страха смерти.
   Антоний все больше нуждался в присутствии возлюбленной. Только она могла 
убедить его, что фатальный конец далек и возможно его избежать. Она говорила, 
что в самый решающий момент поможет Ирод, что армия выдержит удар Рима, как это 
было уже не раз.
   Она не была слепа. Просто врожденная гордость и привычка побеждать позволяли 
вступить спор с судьбой, чтобы оставить за собой последнее слово.
   Она не могла отступать. Исход ее жизни был решен в тот момент, когда она 
дала себе клятву не отпускать Антония, удерживая его любой ценой. В день 
свадьбы своего возлюбленного и Октавии, лежа почти без чувств от горя, она 
говорила с Исидой и обещала посвятить свою жизнь непримиримой борьбе за 
благополучие свое семьи, своих детей. Ничто не могло встать у нее на дороге без 
риска быть уничтоженным. Именно тогда она и обрекла себя на войну. Как могла 
она, хладнокровный, расчетливый политик, смешать в один момент любовь и власть, 
величие страны и собственное величие, желание власти и желание плоти?
   Она без колебаний уничтожала своих единокровных братьев и сестер, убирая их 
с дороги к трону, она пережила изгнание отца и его смерть, она вынесла, не 
ропща, собственную опалу и убийство Цезаря. Испытывала ли она когда-нибудь 
угрызения совести? Являлись ли ей в страшных снах убитые ее беспощадной рукой 
противники?
   Она играла и выигрывала до сей поры и продолжала играть, чтобы в очередной 
раз выиграть.
   Былые победы Антония поддерживали в ней веру. Он умел талантливо 
организовать атаки, он умел воспользоваться малейшей ошибкой своего противника, 
но он оставался больше тактиком, чем стратегом. Самые великие из битв были 
разработаны Цезарем.
   Сейчас же ситуация складывалась не в пользу Антония, несмотря на 
преимущество в количестве воинов. Его сухопутная армия лишь немного превышала 
армию Октавиана, зато пятьсот кораблей были совершенно не готовы к битве, так 
как не имели достаточно вооружения, половина из них – суда транспортные.
   И все же Клеопатра упорно не желала видеть приближение катастрофы, неверно 
оценивая ситуацию, которая изменялась тем временем только к худшему.
   Она жила в лагере уже пять месяцев. Царице трудно было поначалу сделать свое 
пребывание здесь естественным для всех. Она приспосабливалась к лагерному 
порядку, к твердой, подчас суровой, военной дисциплине.
   Своей решительностью и здравомыслием она добилась того, что ни одно решение 
не принималось без ее согласия. Она отчаянно сопротивлялась страху, трудностям, 
болезням. Вот и сейчас Антоний созывал военный совет, и за ней уже пришел 
солдат, чтобы проводить в палатку Антония, а Клеопатре нездоровилось. Силы, 
казалось, готовы покинуть женщину, но она изо всех сил старалась улыбаться и 
сохранять спокойствие и красоту.
   В палатке собрались все те, кто мог решить исход приближающегося боя. Первым 
взял слово Деллий, ближайший друг Антония. «Странно, – отметила про себя 
Клеопатра, – Антоний, должно быть, совсем устал, если не начинает сам совет. 
Или случилось что-то такое, о чем я еще не знаю?» Но Деллий начал не со 
стратегических вопросов: «Я хочу обратить твое внимание, Антоний, на некоторые 
обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. В лагере умирают десятки 
солдат каждый день. Мы не можем остановить болезни. Лекари не справляются даже 
с самыми легкими недугами, условия слишком сложные. От малярии, дизентерии нет 
спасения. Людям не хватает воды и хлеба. Причем, по сведениям из вражеского 
лагеря, туда регулярно поступает провизия. Солдаты готовы дезертировать, даже 
не опасаясь смертной казни. Среди твоих воинов поселилось отчаяние. Греки, на 
которых мы возлагали надежды на помощь продовольствием, забыли, наверное, что 
являются подданными Рима. Они не желают голодать только из-за того, что желудки 
солдат пусты. Мы рискуем нажить себе еще врагов, кроме тех, кого уже имеем».
   Следующим выступал командир пехотинцев, на которых Антоний возлагал большие 
надежды: «Агриппа, которому мы так неосторожно отдали Корфу, захватил уже 
большую часть твоих фортов, Антоний. Под его властью теперь греческие Левкада, 
Итака, Кефалления, Коринф, Закинф. Переметнулась к нему и Спарта. Пока еще 
хранит тебе верность Крит, но мы не может рассчитывать на его помощь, так как 
среди жителей есть и твои соратники, и противники. Из всех позиций только одна 
осталась достаточно надежной – залив на юге Пелопоннеса. Боле того, только что 
донесли, что Октавиан собирается пересечь море и продвинуться в залив, где 
стоит на якоре твой флот. Пора принимать решение, Антоний. Мы можем быть 
блокированы и оказаться осажденными в своем же лагере».
   Клеопатра понимала, что никакое решение не сможет сейчас кардинально 
исправить положение. Единственное оружие оставалось у нее – смех. Она шутила и 
продолжала шутить даже в безвыходной ситуации. Антонию это поможет не упасть 
духом, а ей – заглушить голос разума. Она мстила этим Октавиану, до которого 
доходили слухи о ее насмешках над ним – победителем! Даже теперь, когда 
опасность приняла вполне осязаемую форму и Антоний не нашел, что ответить свои 
военачальникам, она стала отпускать в адрес и самого Антония, и Октавиана 
полуприличные шутки, до того остроумные, что даже хмурые солдаты улыбнулись. Но 
одно дело – поднять боевой дух, другое – предотвратить катастрофу. Этого уже не 
мог сделать никто.
   Антоний, казалось, очнулся от долгого необъяснимого сна: «Воду мы добудем из 
того источника, откуда берет воду Октавиан. Надо захватить источник. Я 
приказываю совершать ежедневные набеги на лагерь противника, вызывая его на 
мелкие стычки, в результате которых мы будет расшатывать его силы. Я знаю о 
малярии и других болезнях, Деллий. Сейчас, летом, вода станет заразной и 
опасной для нас. Поэтому будем брать ее с гор, форсированным маршем. Заставлять 
работать можно не только уговорами и деньгами. Есть и кнут для тех, кому не 
нравится работать»
   Расчет Антония оказался неверным. Ежедневные набеги нисколько не тронули 
Октавиана. Он просто не выпускал за ворота лагеря ни одного из своих солдат, 
игнорируя противника. Не хватало людей и мулов для тяжелой работы по добыванию 
продовольствия и воды. Союзники переходили в лагерь врага не по одному, а 
целыми группами. А Октавиан, радуясь, провоцировал дезертиров, подбрасывая в 
лагерь Антония письма с призывом воспользоваться его гостеприимством.
   А Клеопатра по-прежнему смеялась, презирая опасность. Она уверенно повторяла,
 что если они проиграют войну на суше, то потом обязательно выиграют на море. 
Корабли Октавиана, стоящие на другом конце залива вызывали приступ нового 
веселья. Они напоминали ей детские кораблики, в которые так любили играть ее 
малолетние мужья. Она ни разу не показала присущую любой женщине слабость, ни 
разу не пожаловалась на недомогание, хотя врачи часто заглядывали к ней в 
палатку.
   Солдаты по-разному реагировали на поведение царицы. Одни с воодушевлением 
слушают ее и поддерживают, другие – начинают верить Октавиану и говорят о 
колдовском влиянии на Антония и всех, кто ее окружает. Не ради ли благополучия 
царицы Египта идут они сейчас на смерть? Может быть, лучше сейчас им будет у 
Октавиана? Он восстановил порядок в Риме, он щедро платит своим легионерам, они 
не голодают и не испытывают мучений походной жизни.
   В конце концов, к Октавиану уходит самый близкий и верный соратник Антония 
Агенобарб. И над ним смеется царица, отпуская вслед шутки, она даже приказывает 
отнести предателю мешок с личными вещами и ценностями, который тот бросил во 
время побега. «Старый похотливый козел, тебя в Риме ждет молоденькая шлюха! Вот 
ты и предал своих солдат! Твое место у ног проститутки, а не в военном лагере, 
где привыкли побеждать и не жаловаться на опасность!» – кричала она, и эти 
слова, умножая неприличными эпитетами, передавали по лагерю. Все знали, что 
старый вояка не захотел преклонять колен перед Царицей царей, с неодобрением 
относился к ее влиянию на Антония. Она отстраняла его от принятия важных 
решений и даже от участия в совете. Теперь он был тяжело болен и умер сразу по 
прибытии в лагерь Октавиана. Ему посчастливилось не услышать потока оскорблений 
от бывших соратников.
   После ухода Агенобарба дезертирство стало массовым. Антоний запретил даже 
шутить по этому поводу. Узнав, что к Октавиану собрались двое из подчиненных 
ему командиров, он приказал учинить публичную казнь на глазах у всех солдат. 
Это, однако, не останавливало тех, кто хотел остаться в живых в результате 
войны.
   «Если так пойдет, – сказал Антоний однажды. – Октавиан победит меня без 
сражения. Я окружен предателями и военными преступниками».
   Он как в воду глядел. На следующий день его пытались похитить несколько 
проникших в лагерь вражеских лазутчиков. Если бы не быстрая реакция и не 
способность быстро бегать, ничто не помогло бы Великолепному. Как удалось врагу 
проникнуть через все посты? Антоний не стал выяснять этого, так он был потрясен 
происшедшим.
   Он был в ловушке, и выход остался один – бежать. Бежать как можно скорее. 
Попытаться спасти хотя бы жизнь царицы.
   ... И снова военный совет. Сколько их было уже за эти шесть месяцев. 
Клеопатра чувствовала себя вполне уверенно среди мужчин, каждый из которых 
считал, что именно его план будет единственно победоносным. Она знала главное, 
какое бы решение ни приняли сейчас эти мужчины, она, слабая женщина, сумеет 
этой же ночью переиграть все так, как удобно ей, Великолепной и Божественной.
   На совете теперь только пятеро самых преданных Антонию военачальников: умный 
и смелый Канидий, Соссий, Октавий и Попликолпа, выступающие за морское сражение,
 и Деллий. С именем Деллия у Клеопатры и, конечно, у Антония связаны были самые 
яркие воспоминания. Это он организовал когда-то их встречу в Тарсе, участвовал 
во всей их жизни и был в курсе тонких хитросплетений сложных взаимоотношений 
возлюбленных. Он участвовал и в военных походах, и в оргиях «Неподражаемых».
   Почти все присутствующие высказались за решающее сражение на суше силами 
всадников при поддержке армии гетов. Клеопатра стала возражать сразу и весьма 
решительно. «Войну можно выиграть только на море, – утверждала она, – 
необходимо прорвать блокаду Октавиана». Она продумала сложный, но логичный с 
виду план, в котором было место и сухопутным войскам, и флоту. Организована 
была даже охрана Александрии, хотя Египет был неприступным еще при первых 
Птолемеях. Канидий посмел возразить царице и предложил, напротив, уступить море 
Октавиану и попробовать численным преимуществом победить на суше.
   Клеопатра не сдавалась. Она решила организовать сражение на море, и пусть 
попробует кто-нибудь переубедить ее! Флот – самая сильная часть армии. Она сама 
проследила за его оснащением. Сейчас ее корабли похожи на плавучие крепости! 
Тем более что ее план менее дорогостоящий и позволяет сохранить обе части армии.

   Антоний колебался. Ему в принципе не нравился план морского сражения, но 
аргументы царицы не выглядели неубедительными, и в большинстве своем они были 
справедливы. И потом, еще ночью, готовясь к сегодняшней битве с мужчинами, 
Клеопатра намекнула, что если он примет не ее сторону, то от него вновь 
потребуют отослать любимую жену. «Я не могу оставить тебя, любимый. Я живу 
только рядом с тобой. Когда тебя нет рядом, солнце престает светить, не радует 
свежий ветер с моря. Я умираю днем, ночью, я умираю медленно и мучительно, – 
шептала она, целуя Антония. – Если ты задумаешь отослать меня, то сначала 
прикажи убить, как только я скроюсь с твоих глаз, или я убью себя сама». 
Антоний слушал и понимал, что он чувствует то же самое. Клеопатра стала частью 
его самого, частью столь важной, что отказаться от постоянного присутствия жены 
он уже не может.
   В очередной раз он, не обращая внимания на недовольный ропот военачальников, 
согласился с планом царицы.
   Вечером, как всегда, все собрались за ужином, сопровождавшимся обильными 
возлияниями. Клеопатра с некоторых пор не любила эти вечера. Она, опытная 
взрослая женщина, вдруг смущалась, глядя на Деллия. История их взаимоотношений 
несколько недель назад стала приобретать весьма интересную окраску.


   4. Гнев великих богов

   Предсказания

     «Все звезды вражды упадут в океан,
     И явятся новые взамен.

     Средь них взойдет и комета-звезда,
     Что беды несет врагам.
     Когда десятое поколенье уйдет,
     То явится царственная жена,
     Чья мощь многократно умножит добро.
     И процветанье наступит тогда,
     И братство на землю придет.
     Земля свободной будет для всех
     И станет больше плодов приносить,
     Чем вспомнить может народ,
     Польются молочные реки тогда,
     И реки меда или вина.
     И пока римляне спор ведут,
     Кому Египтом владеть,
     Появится среди мужей жена,
     Из рода славных царей.
     И Рим тогда злая ждет судьба,
     Погибнут воины в своих домах,
     Прольются реки огня с небес,
     И сам владыка небесный придет,
     Чтоб править людьми навек»...

   Деллий усмехнулся, сворачивая папирус. «Царственная жена из рода славных 
царей». Да, это она. Давно он собирался прочесть это пророчество, о котором 
шептались в римских дворцах. Октавиан под страхом смерти запретил 
распространять и читать эти строчки, но они каким-то чудесным образом всплывали 
то в одном конце Вечного города, то в другом. Их обсуждали в термах и на рынках,
 на стадионах и в дешевых пивнушках.
   Невозможность изъять все копии пророчеств вызвала необходимость тщательно 
отобрать приемлемые для Рима и опубликовать их. Власти именно так и сделали. В 
греческом варианте они стали называться Сивиллиными книгами, и получили широкое 
распространение.
   В Восточных же прорицаниях антиримские настроения были так явно слышны, что 
чтение их вселяло священный ужас.
   То, что речь шла о Клеопатре, ни у кого не вызывало сомнения. «Великие 
оракулы предчувствовали катастрофу, и поэтому родились эти величайшие из 
стихов», – так говорили жрецы и маги.
   Оружию Октавиана Египет противопоставлял свое старое испытанное средство – 
предсказания.
   Деллий не доволен был последними событиями. Слишком большое влияние 
Клеопатры на Антония было не на руку военачальникам. Они рисковали проиграть 
самый важный бой с Октавианом. Клеопатра легко жертвовала их жизнями ради того, 
чтобы действовать по своему плану и удовлетворить собственные амбиции.
   Она ненавидит Рим, и это понятно, но она любит римлянина, и это странно.
   Деллий поморщился, как от сильного приступа боли: «Ну что же тут странного, 
если и он сам не смог избежать этой болезни-увлечения царицей?»
   Все началось внезапно, и казалось, что этому не было никаких предпосылок. 
Она не кокетничала с ним, не пыталась использовать против него свои чары. Она 
была ровна и доброжелательна с тем, кто первым дал ей совет, как обольстить 
Антония. Та их первая встреча многому научила царицу, и она не прятала улыбку, 
когда встречалась взглядом с Деллием. Но это была только дружба, предложенная 
Блистательной, это был признак особого расположения и только.
   Как мог он, недостойный, даже подумать о том, чтобы стать ближе для той, 
которая приравнивалась к богам!
   А собственно, почему недостойный? Сплетни вокруг царицы говорили о том, что 
она достаточно легкомысленна и доступна. Она не пыталась хранить верность своим 
мужьям в молодости, обольщая римских мужчин. Деллий кривил душой, думая так. Он 
прекрасно знал всю историю жизни царицы, неоднократно повторенную Антонием. Она 
не могла хранить верность тем, кто фактически не был ей близок и не был ею 
любим. Но легче было сейчас признать, что виноград зелен, чем признаться в том, 
что он недоступен из-за того, что слишком высок.
   Последний папирус, полученный Деллием из Александрии, был особенно интересен 
и опасен для Рима.

     «Сколь ни велики богатства, что Азия Риму дала поневоле,
     Взысканы будут сторицей долги, и за каждого в рабство
     Уведенного в Рим человека двадцать римлян станут рабами,
     На тысячи римлян падет проклятье!
     О Рим, о развратом упившийся город, подобный блуднице,
     Станешь еще ты рабам угождать, позабыв о гордыне!
     Будешь острижен ты в знак униженья хозяйкой суровой
     И сброшен на землю, ибо в ее руках – правосудье и милость!»

   Пожалуй, это уж слишком. Намек на «острижение» Рима, у которого Восточная 
правительница сумела отрезать многие из завоеванных когда-то земель, был грубым 
и неприкрытым. Многие народы, униженные египетским владычеством, наверняка 
будут недовольны, прочитав это пророчество. Могучее войско, хлынувшее из глубин 
Азии, призвано было открыть эру «Восходящего Солнца». Но как увязать это мирное 
время «Солнца» с идеей того спасительного владыки, который установит свое 
правление мечом?
   И в этот новый «золотой век» Риму суждено платить дань, троекратно 
превосходящую ту, которую прежде получал он сам. Все ликуют, а Рим гибнет!
   Деллий, запутавшись в собственных мыслях, спрятал папирус и решил 
прогуляться, дабы развеять тягостное настроение.
   На лагерь спускались сумерки. Солдаты отдыхали. Кто-то пил кислое вино, 
похожее больше на уксус, кто-то просто спал, не обращая внимания на шум. В 
палатке царицы тускло светила масляная лампа. Деллий заметил, как туда вошел 
лекарь. Царица скрывала, что, как и многие в лагере, переживает странные 
приступы незнакомой болезни. Она каждое утро выходила из палатки свежая, 
отдохнувшая, как только что из прохладного бассейна.
   Повинуясь неосторожно нахлынувшему чувству, Деллий направился к палатке той, 
о которой безнадежно грезил вот уже несколько месяцев.
   «Приветствую тебя, царица», – Деллий замер на пороге. Врача уже не было, и 
Клеопатра приводила себя в порядок после осмотра. Она стояла, совершенно 
обнаженная, служанка подавала ей платье, ее тело отражало свет луны, 
выглянувшей из-за облаков. Без тени смущения Клеопатра продолжила одевание. Под 
стать ей была и служанка, невозмутимая, молчаливая, средних лет египтянка. Она 
и бровью не повела, увидев солдата в палатке госпожи. Обе женщины молча, 
игнорируя Деллия, заканчивали приготовления к ужину. Царица должна была 
выглядеть безупречно, и это требовало много времени. Деллий, как деревянный, не 
в силах пошевелить ни рукой, ни ногой так и остался стоять в проходе палатки.
   «Ты свободна, – Клеопатра легким движением руки отослала служанку и наконец 
взглянула на Деллия. – Ты хотел мне что-то сказать, Деллий?»
   Мужчина проглотил наконец ком, застрявший в горле: «Я должен принести 
извинения, царица. Но ты вроде как и не заметила, когда я зашел. Будем считать, 
что ничего не было. В любом случае я готов понести любое наказание за свое 
бесстыдное вторжение». «Наказать тебя? Чтобы все в лагере узнали о том, что их 
офицер несколько минут, стоя, как дурак, посреди палатки, лицезрел прелести 
царицы? Я не сделаю тебе такого подарка. Ничего не случилось. Ты только что 
вошел и попробуй сказать что-то другое. Тогда ты и будешь наказан, но только за 
навет на Владычицу Египта». Деллий в очередной раз поразился мгновенной реакции 
и уму Клеопатры. «Я зашел по делу, царица. Не хотелось бы мне, чтобы все в 
лагере получили такое послание, которое я принес тебе. Не думаю, что удастся 
остановить поток этой грязи, но ты должна быть предупреждена», – Деллий решил 
вдруг рассказать все этой женщине, поразившей его только что и умом, и... 
волшебной, мистической прелестью нагого тела. Ни одна из тех женщин, с которыми 
он проводил ночи, не восхищала его так, как эта почти сорокалетняя египтянка, 
родившая четырех детей, живущая уже пять месяцев в тяжелейших условиях военного 
лагеря.
   Он рассказал все, о чем прочитал, и высказал все свои сомнения. Клеопатра 
слушала молча. «Самым страшным пророчеством, царица, стало пророчество о 
золотом дожде, под которым погибнут жители Вечного города, а Вдова, именуемая 
Госпожой, вернет оставшихся в живых к золотому веку. После таких слов ты 
становишься более уязвимой для клеветников, Клеопатра. Может быть, стоит 
предпринять попытку опровергнуть пророчество?»
   Только теперь Деллий заметил, что в молчании Клеопатры было больше недоверия,
 чем внимания. Неужели он заслужил это своим рассказом или тем, что вторгается 
в то, что ему неподвластно?
   «Почему ты решил говорить со мной наедине, Деллий? Почему не захотел, чтобы 
при нашей беседе присутствовал Антоний?» «Когда-то я уже говорил с тобой 
наедине, Клеопатра, и, по-моему, дал тебе тогда разумный совет. А сейчас... У 
Антония много дел и без этих проблем. И ты знаешь, что он очень подвержен 
интересу ко всяческим проявлениям мистики. Стоит ли волновать его нашим 
разговором?»
   «Ты не настолько хитер, чтобы обмануть меня, Деллий. Не пытайся придумать 
причины, их просто нет. В ответ на твой рассказа, я хочу успокоить тебя. В 
самом „страшном“, на твой взгляд, пророчестве говорится не о том, что 
вдова-госпожа уничтожит Рим, как того опасаются трусливые жители Вечного города.
 Можешь передать всем, Деллий, что пророчество гораздо страшнее. В тот момент, 
когда весь мир окажется в руках той, которая пришла изменить его, небо 
обрушится на землю в виде огненного дождя, который будет изливаться непрерывно 
в течение многих дней. Земля и даже море погибнут в гигантском пожаре, и больше 
никогда не будет ни ночи, ни дня, ни восходов, ни закатов. Ничего, кроме 
Единственного и Чистого, кроме Страшного суда могущественного бога, 
царствующего ныне среди небытия».
   Деллий замер в ужасе. От Клеопатры исходила неведомая сила, заставлявшая 
голос, опустившийся до шепота, звучать как голос оракула. Глаза ее блестели 
волшебным полубезумным огнем, тело напряглось, плечи выпрямились, она вся 
подалась навстречу Деллию, и он невольно отшатнулся, намереваясь убежать из 
палатки. Ноги не двигались, скованные страхом.
   И тут Клеопатра захохотала. Она смеялась громко, от души, заполняя своим 
смехом самые темные уголки палатки. Она указывала пальцем на остолбеневшего 
Деллия и откровенно потешалась над ним. Он не понимал, что она кричала сквозь 
смех, она заговорила на египетском языке. Но инстинктивно он чувствовал, что 
это грубые ругательства, осыпающие его сейчас «золотым дождем».
   Деллий, вдруг потеряв на мгновение разум, набросился на царицу. Он ударил ее 
сначала по лицу, остановив смех, потом кинул на походную жесткую кровать и стал 
яростно срывать с нее одежду, крича страшные непристойности. В голове не было 
ни одной мысли, только ярость, страсть и стремление наконец-то утолить желание, 
обуревающее его, и отомстить за унижения, обиды, оскорбления.
   Его руки дрожали, когда он рвал тонкую ткань платья, когда срывал с шеи 
жемчуг. И только когда он коснулся неожиданно прохладного тела женщины, в 
голове вдруг прояснилось, и он понял – она не сопротивляется. Боясь поверить в 
это, он взглянул в лицо царицы, ожидая увидеть огонь страсти и желания, но 
отшатнулся, как от ядовитого жала змеи. О, Боги, сколько ненависти, презрения и 
гадливости было в глазах Клеопатры. Как он оказывается противен ей, если она 
так брезгливо отвернулась, не желая даже тратить силы на сопротивление.
   Деллий вскочил с ложа и, не оглядываясь, поправляя одежду, пошел к выходу из 
палатки. Он оглянулся лишь на секунду, услышав шепот царицы: «Теперь я знаю, за 
что ненавидеть тебя, Деллий»...

   Бегство Деллия
   Дальнейшая история взаимоотношений Деллия и Клеопатры похожа на 
непрекращающуюся битву. Он писал ей длинные, иногда трепетные, иногда 
непристойные письма. В них не было и намека на просьбу о прощении. Он любил и 
страстно желал ее, она ненавидела и презирала. Деллий озлобился и начал мстить, 
настраивая Антония против жены. Клеопатра не испугалась. Она, как могла, 
приближала конец Деллия. Вместе с Алексой и со своим врачом, хитрым и мудрым 
египтянином, она принялась плести интриги против соперника, зная, какое 
огромное влияние имеет на Антония. Деллий, зная о безжалостном отношении 
Клеопатры к противникам, понял, что его в лучшем случае отравят, в худшем – 
прирежут как бродячую собаку. Быть убитым женщиной, которую любил до безумия, 
что может быть чудовищней? В лагере он знал все тайные ходы и выходы и поэтому 
посчитал наилучшим для себя сбежать. Ночью, никем не замеченный, он перешел 
линию фронта и дезертировал в лагерь Октавиана. Ярость переполняла Деллия, и, 
едва оказавшись у противника, он немедленно выдал ему все планы Антония...

   Прорыв блокады
   Тем временем решение о морском сражении было принято, и Антоний начал 
готовиться к решительному бою. Сразу же перед ним встало достаточно серьезное 
препятствие. Транспортные корабли были слишком легкими, чтобы выдержать 
серьезное сражение, и Антоний принял решение сжечь их. Тем более что для них не 
хватало опытных моряков. После этого флот Египта составил всего 230 кораблей, 
Октавиан же мог выставить против них 400 судов.
   Тактика, которую собирался применить Антоний, была опробована ранее и 
оправдала себя. Это тактика мгновенного абордажа кораблей противника. Как 
оказалось, Октавиан готовился к такому же ведению боя. Разница была в том, что 
Октавиан собирался так сражаться, в то время как Антоний должен был прежде 
всего прорвать блокаду и, может быть, бежать, выйдя в открытое море.
   Несколько дней Антоний потратил на то, чтобы рассадить на корабли двадцать 
тысяч своих легионеров, но в самый момент отплытия на море поднялась буря. 
Солдатам запретили выходить с кораблей, которые теперь были хорошо видны 
неприятелю. Эффекта неожиданности не получилось. Только через день эскадра 
смогла выйти в море. Два полумесяца в открытом морском бою. Так выглядели 
эскадры противников со стороны.
   С самого начала бой не заладился для Антония. Октавиан вынудил его начать 
сражение и притворным маневром отступления заманил вражеские корабли в открытое 
море.
   Неожиданно 60 кораблей Клеопатры, воспользовавшись образовавшимся в 
центральной части диспозиции разрывом, вырвались вперед и быстро двинулись на 
юг. Попутный ветер помогал увеличивать скорость, и для флотилии царицы бой, 
таким образом, заканчивался, так и не начавшись.
   Несмотря на кажущуюся спонтанность решения царицы, этот план был тщательно 
продуман. После короткого боя первым кораблям Антония удалось оторваться от 
противника и выйти в море. Удача, казалось, была близка, но боги оставили 
полководца. Корабли, которые согласно плану должны были последовать за Антонием,
 не смогли прорваться из-за превосходящих сил Октавиана. Корабли гибли под 
натиском противника, большая часть была блокирована в заливе. Более ста 
кораблей Октавиан взял в плен.
   Только немногочисленные суда, вышедшие из боя с самого начала, отбив атаку, 
отправились на юг.
   В руках сторонников Антония все еще оставалась военная база на мысе Тенар, в 
районе Пелопоннеса. Теперь следовало признаться всем, что целью боя и Клеопатра,
 и Антоний не ставили победу. Изначально необходимо было сохранить жизнь и уйти 
от преследователей. Ценой жизней супругов стали две трети их флота. Война могла 
теперь быть продолжена в другом месте, необходимо было собрать силы и 
укрепиться в уверенности. Антоний еще несколько дней ждал прихода своих 
кораблей с места боя, но, убедившись в их гибели, впал в тяжелое уныние. Самым 
худшим известием было то, что много офицеров Антония перешли на сторону 
противника.
   Что в этот момент давало силы Антонию? Другой бы опустил руки и сложил 
скорее всего оружие, но Антоний решил бороться до конца.
   К доблестному Канидию пролетел гонец с приказом об отступлении в Азию через 
Македонию. Антоний возлагал на легионы Канидия большие надежды, но и здесь его 
поджидало потрясение. Канидий сообщал, что его легионы отказались сражаться 
против Октавиана, а он сам, не в силах что-либо предпринять, в одиночестве 
бежал из лагеря.
   Война была проиграна. Антоний понял это, и теперь надо было принять 
последнее решение.
   Между ближайшими сподвижниками Антоний разделил часть военной казны, сам же 
взял курс на Киренаику, чтобы воссоединиться с оставшимися там 
немногочисленными легионами.
   Антония охватило страшное отчаяние. Он в оцепенении сидел на корабле не в 
силах даже отдавать приказания. Надо было принять еще одно непростое решение – 
расстаться с Клеопатрой. Как только корабли кинули якоря у Киренаики, они в 
последний раз подошли друг к другу.

   Возвращение в Александрию
   Он смотрел на нее и молчал. Впервые за много лет Клеопатра приняла правила 
возлюбленного. Палуба судна качалась, дул неприятный ветер, сама она была 
крайне измотана. Платье царицы потеряло свежесть, волосы растрепались, 
косметика на лице отсутствовала. Бегство от Октавиана выжало последние силы из 
Великолепной. При таких условиях бурная сцена со слезами, криками, жалобами 
была бы неуместной. Да и Антоний наверняка не поддался бы сейчас на ее 
истерические уговоры. Он молчал уже несколько часов, не отвечая на ее вопросы, 
не реагируя на происходящее. Она подошла к Антонию и взяла его руку в свои 
маленькие теплые ладони. «Я попробую вступить в переговоры с Октавианом, может 
быть, удастся выиграть время? Ты сумеешь собрать своих друзей и вновь сможешь 
начать борьбу. – Клеопатра помолчала, ожидая ответа Антония. – Ты вернешься ко 
мне? Все, что случилось, не может продолжаться вечно. Ты непременно должен 
вернуться. Или... мы встретимся с тобой, когда Осирис поведет нас по длинной 
дороге…», – Клеопатра почувствовала, как горло сдавил спазм, а из глаз против 
воли потекли слезы.
   Антоний молчал. Он, казалось, не слушал царицу. Клеопатра поднесла холодную 
ладонь Антония к своей щеке: «Я буду ждать тебя. Я люблю...», – слезы вновь 
начали душить ее. Сердце разрывалось от горя, отчаяние переполняло душу. Злой, 
нечеловечески бессердечный голос кричал внутри:
   «Это конец! Ты больше никогда не увидишь его! Прощайся!»
   Почти бегом пошла она по палубе дальше, еще дальше, чтобы не видеть 
застывших зрачков, устремленных куда-то мимо нее. Он, казалось, видел небытие и 
не хотел вести туда с собой свою любовь...
   Клеопатра тщательно подготовилась к прибытию в Александрию, она не могла 
позволить себе уронить собственное достоинство.
   Признаться в поражении? Никогда!
   Театральное зрелище ее появления в столице было поставлено грандиозно. Флот 
был украшен как настоящий победоносный триумфатор. На мачтах и вдоль бортов 
матросы натянули длинные гирлянды цветов. Певцы под громкий аккомпанемент 
флейтистов пели веселые гимны. Таким прибытием можно было обмануть кого угодно, 
только не опытных в политических делах министров Египта. Многие их них знали 
настоящее положение вещей и радовались поражению царицы.
   Атмосфера во дворце была враждебной как никогда. По столице распространялись 
слухи о том, что Октавиан уже идет победным шагом по странам Востока и скоро 
переступит границы Египта. Александрию не минует его карающая рука. Клеопатра 
жестоко расправилась с паникерами. Она казнила не только простых горожан. 
Знатные александрийцы пали жертвой разъяренной владычицы Востока. Она казнила и 
конфисковала имущество ради спасения своего дела. Впервые рука царицы поднялась 
и на богатства храмов. По ее приказу изымались сокровища жрецов и направлялись 
на восстановление сил египетской армии. Александрия и другие города облагались 
чудовищными налогами, и уже через несколько недель на верфях стояли первые 
корабли, которые затем волоком потащили к перешейку, отделяющему Средиземное 
море от Красного. Царица решила осуществить давно задуманный план побега в 
Индию.
   Но власть! Что сделать для того, чтобы сохранить с трудом завоеванное 
господство Птолемеев? Решение пришло с подачи жрецов Верхнего Египта, которые 
оставались в числе ее верных сторонников. «Коронуй Цезариона», – сказали они, и 
Клеопатра заявила о желании официально отпраздновать совершеннолетие Птолемея 
Цезаря, чтобы показать всем, что шестнадцатилетний сын Цезаря стал вполне 
самостоятельным взрослым человеком и способен управлять царством.
   Мудрость царицы подсказывала ей, что совершеннолетний Цезарион и 
четырнадцатилетний сын Антония, Антоний-младший, стали серьезными врагами для 
Октавиана. По ее решению Цезарион отправляется за границу в сопровождении 
наставника Родона и с частью царской казны. Из верховьев Нила они должны были 
по каналу доплыть до порта Береника, а оттуда в Индию.
   Она, Величайшая из цариц, готова была принять на свои плечи без жалоб и 
стонов все тяготы изгнания, пережить все страхи, раскрыть все заговоры. Она 
преодолеет все и выйдет победительницей, как когда-то, во времена своей юности. 
Она сохранит и передаст своим детям все то, что за сорок лет собирала по крохам 
разными честными и бесчестными способами.
   Мысли об Антонии были спокойными. Она научилась вспоминать о нем без слез и 
волнений. В Рим ему не суждено вернуться, значит, он уже никогда не достанется 
сопернице, а значит, в ее сердце больше нет места для слепой ревности. Кроме 
этого, в минуты прощания с Антонием в ее голове укрепилась мысль о том, что 
избранник – это вовсе не тот долгожданный Спаситель, о котором она грезила. Ну 
и что? Она сама богиня, она останется навсегда Новой Исидой и завершит начатое. 
Она дойдет до конца с Антонием или без него.
   В ее голове зреют новые планы, она вновь одержима идеей мирового могущества. 
Ее сын Александр Гелиос обручен с малолетней дочерью царя Верхней Мидии, и 
неудержимая мать начинает укреплять свою дружбу с царем. Ради того чтобы 
заслужить его доверие, Клеопатра казнит своего племянника, царя Армении, 
которого мидийский царь ненавидел за дружбу с парфянами. Александр Гелиос 
отправляется к невесте в Мидию.
   Теперь у Клеопатры готово все для отступления. Она не хочет признаваться 
себе, что это бегство. Только временное отступление. Она набирает в команду 
людей, знакомых с астрономией, – они должны будут определять путь по звездам, 
опытные мореплаватели изучают все сведения, хранящиеся в ее библиотеке, о 
морских экспедициях Египта за много десятков лет. С помощью попутного ветра 
муссона они легко достигнут Индии, а через шесть месяцев смогут вернуться назад 
в Александрию.
   Как когда-то ее великий предок Александр не побоялся оставить все, что было 
таким привычным и родным, и отправился на завоевание мирового господства, так 
же теперь и Клеопатра готова была покинуть то, что было частью ее жизни. В 
Египте оставались милые ей Нил, Александрия, храмы, ее великолепный дворец. Она 
никогда не пожалеет о содеянном. Она будет сильной и не отступит от задуманного.

   Боги благосклонны к царице. Октавиан, который мог помешать ее замыслу, 
вынужден вернуться в Италию, где вспыхивают сильные волнения. Солдаты, 
соединившись с городским плебсом, требуют хлеба. Многие легионеры, 
участвовавшие в победных сражениях, заговорили о выплате им вознаграждения и 
раздаче обещанных земель. В случае отказа они могли легко разжечь кровавую 
бойню. Как ни манят Октавиана египетские сокровища, он должен сначала решить 
более спешные проблемы. Царица, таким образом, получает серьезный выигрыш во 
времени. Она нагружает корабли золотом и сокровищами усыпальниц Птолемеев, на 
которые так рассчитывал Октавиан. Он до сих пор обещает своим солдатам, что 
расплатится с ними именно этим золотом, добыв его в легком бою с египтянкой.
   Антоний прибывает в Александрию и еще некоторое время находится в депрессии. 
Он проводит целые дни, запершись в высокой башне, предаваясь тяжелым 
размышлениям.
   Через некоторое время, вновь поверив в энтузиазм царицы, вдохновившись ее 
планами, он возвращается к ней во дворец и готовится к отплытию в Индию.

   Ее план был превосходно продуман, но, к сожалению, она не учла одной 
незначительной на первый взгляд детали – в глубине пустыни у нее есть враги – 
набатейцы. Они не могли ей простить того, что она выпросила у Антония право 
собирать налоги с добычи битума в их стране, хотя именно благодаря Клеопатре в 
свое время Ирод не уничтожил слабое царство набатейцев. Обо всех планах царицы 
через них стало известно наместнику Сирии, который был предан Октавиану.
   Когда Корабли Клеопатры оказались наконец в нужном месте, на их стоянку 
напал царь набатейцев Малх. Безжалостной рукой он поджег флот египтян.
   Месть Клеопатры была страшной – в скором времени она организовала убийство 
Малха. Отчаяние пока не поселилось в душу царицы, ведь у нее оставались корабли,
 готовые к отплытию и не переправленные еще через пески в Красное море. Вот 
когда она узнала о том, что ее кораблям угрожают пираты и в любом случае флот 
не дойдет до нее, страх парализовал способность принимать решения. Мечта о 
побеге была разрушена, путь в желанную Индию отрезан со всех сторон. В 
довершение всего пришло сообщение от Канидия – все азиатские легионы перешли на 
сторону Октавиана. Поддержки больше ждать было неоткуда. Катастрофа была 
непредотвратима. Антоний лишился армии, царица потеряла остатки флота, Египет 
окружен и похож больше на ловушку, чем на оплот безопасности.
   Пустыня, в которой можно было в случае приближающейся опасности скрыться, 
тоже была небезопасна. Узнав о сокровищах царицы, все разбойники кинулись бы по 
ее следам.
   Что предпринял бы любой другой на месте царицы? Предался бы слезам и 
отчаянию? Попытался бы спасти сокровища? Питался бы бессмысленными иллюзиями?
   Клеопатра идет своим особенным путем. Она размещает остатки своего войска на 
границах страны. Оно не сможет защитить, только на время приостановить движение 
Октавиана. Все собранные сокровища – золото, серебро, деньги, старинную ценную 
посуду, кубки, украшенные дорогим жемчугом, свитки шелковой ткани, благовония – 
она приказывает отнести в свою гробницу. Если суждено ей погибнуть, то пусть 
это произойдет там. Она умрет, но унесет с собой и свои драгоценности, устроив 
величайший пожар, в котором погибнет все!

   Договор с Октавианом
   Клеопатра читала письмо от Октавиана. Некоторое время назад она узнала о том,
 что он высадился в Сирии. Она сразу же послала к нему гонца с письмом, 
содержание которого обдумывала очень долго. Она, возможно, погибнет, но ради 
того, чтобы сохранить жизнь и власть своим детям, царица готова на все. 
Необходимо склонить голову, для того чтобы потом поднять ее еще выше. Пусть 
Октавиан почувствует на некоторое время превосходство. Пусть насладится 
наслаждением, видя унижение Царицы царей. Все это тоже когда-нибудь закончится. 
В письме она сообщала о своем намерении отречься от власти, но взамен она 
просила оставить египетский престол ее детям.
   Октавиан ответил несколькими ничего не значащими фразами, а присланную 
диадему и скипетр оставил себе.
   Антоний рискнул сыном, который был когда-то обручен с дочерью Октавиана, и 
послал его к противнику с богатыми подарками. Антулл готов был принести клятву 
в том, что его отец никогда не примет участия в военных действиях против 
Октавиана и просит для него разрешения стать простым гражданином Рима. Октавиан 
принял посланца, но ответа на просьбу униженного Антония не дал.
   Только когда наставник детей царской четы Эвфроний прибыл к Октавиану с 
повторной просьбой царицы, Октавиан снизошел до ответа. Это письмо и держала в 
руках сейчас царица.
   Эвфроний, склоняясь в глубоком поклоне, ждал приказаний Клеопатры. Она молча 
перечитывала жестокое послание: «Кто привез письмо, Эвфроний?»
   «Молодой человек по имени Тирс, царица. Он известен как грязный развратник. 
На его совести десятки честных девушек и женщин, павших жертвой коварного 
соблазнителя». «Он так хорош собой и умен?» «Он весьма хорош собой, хотя не мне 
судить о мужских достоинствах. О его уме можно судить по тому, что именно он 
стал послом Октавиана».
   «Я хочу видеть его, Эвфроний».
   Следующий час общения с Тирсом, может быть, и доставил бы Клеопатре много 
приятных минут, если бы не условия, при которых состоялась их встреча. Тирс без 
остановки повторял царице, что покорен ее красотой и умом, Он льстил настолько 
умело, что Клеопатра если и не поверила его словам, то вдруг почувствовала в 
нем союзника. В честь посла был организован пышный праздник, ему оказывались 
высшие знаки внимания.
   Придворные недоумевали – царица всегда презирала бывших рабов, смотрела на 
них как на очеловеченных животных и вдруг такие почести тому, кто еще недавно 
не стал бы достойным собирать пыль с ее дороги.
   Никто не знал содержания письма, полученного царицей и доставленного Тирсом. 
Она скрывала то, что теперь только в Тирсе она увидела возможность решить свои 
проблемы. Текст письма был чудовищным даже для беспринципного Октавиана. Он 
предлагал Клеопатре убить Антония или в крайнем случае выслать его из Египта. 
За это Октавиан обещал поступить с царицей по справедливости. Правда, о какой 
справедливости шла речь, Октавиан не уточнил. Царица мучилась неизвестностью и 
мечтала теперь только о спасении детей.
   Она дала понять Тирсу, что ее благодарность в случае благополучного исхода 
дела будет безграничной.
   Антоний узнал о союзе Клеопатры и вольноотпущенника. Ревность, замешанная на 
отчаянии, сыграла с полководцем злую шутку. Не думая о последствиях, он 
приказал жестко избить Тирса, высечь его плетью и в таком виде, окровавленного, 
в рваной одежде, отправил назад к Октавиану. В результате все надежды Клеопатры 
оказались напрасными. Это был последний путь возможного спасения. Конец. Конец 
всем надеждам. Октавиан стоял уже у границы восточных пригородов Александрии. 
Это было место, где Антоний и царица провели немало сладких минут. Вот и теперь 
поступок Антония не вызвал гнева Клеопатры. Убедившись в том, что гибель 
неизбежна, она стала более ласковой, чем когда-либо. Ее любовь была 
безграничной. Все свое время она проводила с детьми и Антонием. Клеопатра как 
будто прощалась с ними...
   Потекли последние дни ее жизни во дворце. Единственное, чего она желала 
теперь, чтобы для ее детей худшим исходом оказалось изгнание. Пусть они никогда 
больше не увидят дворца, сияющего богатством, но только пусть останутся в живых.
 Со своей смертью Клеопатра смирилась. Она умрет вместе с Антонием, может быть, 
даже одновременно с ним. Он обвинял ее в неверности, впадал в необъяснимые 
приступы страха и паники, а она только находила каждый раз слова утешения, в 
нужный момент оставляя его одного и уединяясь с детьми. В честь для рождения 
Антония она устроила пышный праздник, в сравнении с которым все предыдущие были 
просто дешевыми вечеринками. Все приглашенные ушли с праздника с драгоценными 
подарками. Царица не скупилась. Она смеялась, заражая всех безудержным весельем.

   Никто не подозревал о том, что на душе царицы было очень неспокойно. В тайне 
держала она опыты личного лекаря с ядовитыми змеями. Она приказала давно вести 
эксперименты над ними, а теперь торопила лекаря, желая знать, какой из ядов 
убивает мгновенно и без долгих мучений. Она простилась с любимым Цезарионом, 
который находился теперь на пути в Индию, осуществляя план родителей. С матерью 
оставались десятилетние Клеопатра и Александр. Шестилетний Птолемей требовал 
особой заботы, так как не мог отправиться в путешествие без ее сопровождения.

   Последний бой
   Октавиан тем временем перешел в наступление. Он сам выступил во главе своей 
армии и без труда при поддержке Ирода взял Пелусию.
   По Александрии поползли слухи о том, что Клеопатра сама приказала сдать 
город, чтобы спасти себя. Она уже предавала своих близких ради собственного 
спасения и упрочения своей власти. Теперь ею предан Антоний.
   Царица в гневе приказала схватить начальника гарнизона, но тот уже 
дезертировал к Октавиану. Месть царица выплеснула на его семью. Казнены были 
оставшиеся в гарнизоне жена и дочь несчастного.
   В Александрии Клеопатра готовилась к худшему. Она вошла в свой мавзолей и 
закрылась там со всеми приготовленными заранее сокровищами. Октавиану сразу же 
доложили об этом, и он готов был лично броситься к царице, чтобы убедить ее не 
сводить счеты с жизнью. Он готов помиловать ее, если она сохранит себе жизнь и 
сбережет сокровища.
   Антоний, узнав об этом обещании, в свою очередь стал умолять Октавиана 
принять его жизнь в обмен на жизнь любимой жены.
   Октавиан не отвечает противнику. Он готовится к последнему бою. Войдя в 
Александрию, он уговорами или силой заставит царицу отказаться от чудовищного 
замысла.
   С этой минуты потекли последние мгновения той трагедии, в которой оказались 
замешанными трое людей. Бывшие союзники, почти друзья, и женщина, послужившая 
причиной из ссоры и последующих войн. Она и ее сокровища были незаменимым 
средством в борьбе за мировое господство. Октавиан не собирался теперь 
останавливаться, дойдя почти до финала этой великолепной и страшной истории.
   Октавиан разбил свой лагерь у ворот Солнца. За ними – длинная улица, 
разделяющая город по всей его длине. Она приведет его к воротам Луны, и тогда 
можно будет провозгласить победу над Египтом.
   Антоний готов бороться до последнего солдата. Его вылазка с кавалерией была 
так неожиданна и молниеносна, что Октавиан не успел достойно ответить 
противнику. Антоний возвратился с победой в город и сообщил Клеопатре о том, 
что боги вернулись и передали ему жезл победителя.
   Клеопатра наблюдала за битвой с верхнего этажа своей гробницы. Она 
окрыленная надеждой, выбежала из мавзолея и упала в объятия Антония. Он при 
всех обнял ее, не сняв доспехов, и начал целовать глаза, волосы, руки 
возлюбленной. Александрия ликует! Рядом с победителем солдат, который в 
критический момент оказался в центре событий и стал настоящим героем сражения. 
Клеопатра в порыве благодарности подарила солдату золотые доспехи, достойные 
военачальника, – золотую кирасу и шлем.
   Какой страшной неблагодарностью был последующий ночной побег этого «героя». 
Он не забыл, конечно, прихватить с собой дорогой подарок царицы.
   Антоний изо всех сил пытается соответствовать выбранной роли героя. Он даже 
решающее сражение превращает в театральное действо. В лагерь противника летят 
стрелы с привязанными записками, в которых он обещает достойное вознаграждение 
всем, кто перейдет на его сторону. Для легионеров Октавиана это выглядит 
простой насмешкой. Октавиану Антоний сочиняет изысканное послание. В нем он, 
как герой любимой им «Илиады», предлагает сразиться главнокомандующим и таким 
образом решить исход войны.
   Октавиан даже не смеется. С некоторых пор он ненавидит противника. Он давно 
уже мечтает о том, как в один прекрасный день уничтожит его. И вот теперь, 
когда он готов одним ударом решить все свои замыслы, этот фигляр смеет 
присылать ему издевательские, с его точки зрения, записочки. Он пишет ему 
короткое письмо, в котором предлагает самому выбрать свою дорогу к смерти, если 
тот принял решение проститься с земным существованием.
   Наступила последняя ночь, которую супругам суждено было провести вместе. 
Антоний приказывает подать роскошный ужин, собирает вокруг себя своих офицеров, 
шутит по поводу возможной смерти.
   Они не спали всю ночь, муж и жена, страстно любившие друг друга все эти годы,
 мечтавшие о мировом господстве для своих детей, заслужившие имя Божественных. 
Теперь им оставалось только умереть так же достойно, как они жили. Клеопатра 
провожала мужа ранним утром с улыбкой на бледных губах Сорокалетняя женщина, не 
сломленная трудностями, родившая прекрасных детей, вселившая в сердца 
величайших из мужей искреннее чувство и не предававшая их ни при каких 
жизненных трагедиях.
   1 августа флот Антония готов был сразиться с армадой Октавиана. Конница и 
пехота должны были подержать их на берегу. В самый тяжелый момент боя Антоний 
должен был послать против легионов Октавиана своих пехотинцев. Он был 
совершенно спокоен даже в тот момент, когда увидел, как гребцы, застыв на 
мгновение, одновременно подняли весла в знак приветствия кораблям Октавиана. 
Сразу все корабли перешли на сторону противника! После этого они повернулись и 
уже совместно двинулись к городу.
   Увидев это, кавалерия обратилась в бегство, не подчиняясь приказам 
командиров, которые, оглянувшись на мгновение на Антония, тоже устремились 
прочь с поля боя. Октавиану оставалось только уничтожить одним ударом 
пехотинцев. Теперь он готов в качестве победителя войти в город.
   Настоящая ярость овладевает теперь Антонием. Ведь его предупреждали о 
предательстве Клеопатры. Она, наверное, действительно сдала Пелусию добровольно.
 А он еще не хотел верить своим друзьям, пытавшимся показать им черную натуру 
этой коварной женщины! Она все это время искусно управляла им, играя и его 
чувствами, и его жизнью.

   Гибель Антония
   Клеопатра видела из окон дворца, как он скачет во весь опор, выкрикивая 
угрозы. Она слышала, как он называет ее предательницей, и поняла, что ничего не 
сможет сейчас объяснить супругу. Войско разгромлено, война окончена, катастрофа 
наступила!
   Она, обезумев от страха, бежит к своей гробнице в сопровождении самых верных 
ей людей. Служанка Ирада с помощью евнуха опустила подъемные решетки и 
задвинула тяжелые засовы, в то время как придворная дама Хармиона пытается 
упокоить царицу. Через несколько минут Клеопатра просит евнуха передать Антонию 
несколько слов. Евнух охвачен ужасом, но не может ослушаться госпожу.
   Он должен сказать, что царица ждет мужа в мавзолее, где они хотели умереть 
вместе. Она готова осуществить задуманное и предлагает Антонию прийти к ней.
   Евнух готов выполнить поручение, но страх парализует его мысли, и Антоний 
слышит, что его жена заперлась в усыпальнице возле храма Исиды и покончила с 
собой.
   Гнев все еще переполняет сердце поверженного полководца, но под воздействием 
сказанного он пришел в себя и тихо произнес, обращаясь скорее к самому себе, 
чем к окружающим людям: «Она превзошла меня решимостью, великая женщина. Как я, 
воин, мог позволить такое? Я скоро буду рядом, Клеопатра, жизнь без тебя мне не 
нужна!»
   Антоний схватил меч, но не смог набраться сил для самоубийства. Увидев 
верного раба Эрота рядом с собой, он обращается к нему с просьбой:
   «Вспомни наш уговор, Эрот, когда придет момент, одним ударом пронзить мне 
сердце. Этот момент пришел, мой преданный друг. Помоги мне достойно встретить 
смерть». Эрот взял в руки меч, замахнулся, но в последнее мгновение повернулся 
и вонзил оружие себе в сердце. Когда бездыханное тело упало к ногам Антония, он 
со слезами восхищения мужеством слуги, сказал: «Спасибо, друг мой, ты научил 
меня, как поступить». С этими словами Антоний нанес себе удар в живот. Рана 
оказалась не такой тяжелой, чтобы наступила мгновенная смерть. Антоний упал на 
постель, кровь текла из раны, заливая все вокруг. Окружающие слышали мольбы о 
помощи, Антоний просил добить его, но никто не решился подойти к умирающему. 
Антоний то впадает в беспамятство, то приходит в себя и тогда мучится от боли и 
страха. Жестокие конвульсии содрогают его обессиленное тело.
   Таким и нашел его секретарь Клеопатры Диомед. Они принес известие о том, что 
Клеопатра жива и ждет Антония к себе. Она любит и страстно желает видеть своего 
мужа. Антоний улыбнулся сквозь боль: «Она сдержала слово. Она помогла мне 
умереть». После этого его, вновь потерявшего сознание, подняли на веревках в 
верхнее окно усыпальницы. Сама царица изо всех сил помогает тащить тяжелое тело 
супруга.
   Клеопатра кричала от ужаса, она пыталась поцелуями и словами любви привести 
мужа в чувство. Как ее возлюбленная Исида пыталась оживить Осириса, так она 
сейчас призывает милость богов к умирающему. Она перевязывает раны Антония 
полосками разорванной одежды, наносит себе раны, чтобы вытекающая из них кровь 
смешалась с кровью мужа. Наконец он открыл глаза и попросил немного вина: 
«Сохрани себе жизнь, любовь моя, и не оплакивай мою участь. Я хотел умереть. 
Жизнь в позоре претит мне. Я покидаю этот мир без стыда, потому что меня, 
римлянина, победил тоже римлянин. Мое могущество останется в веках, и им будут 
гордиться мои дети. Моя жизнь рядом с тобой была счастливой, моя царица. Я 
унесу воспоминания о тебе в своем сердце. Тебе же говорю – живи...» Клеопатра 
склонилась над Антонием, видя, что близки последние секунды его земной жизни. 
Она хотела принять последний вздох возлюбленного. В это время раздался страшный 
стук в дверь гробницы. Это Прокулей, посланник Октавиана, пришел, чтобы позвать 
Клеопатру с собой. Клеопатра едва успела вновь повернуться к Антонию, чтобы 
услышать, как последний раз шевельнулось сердце у него в груди.
   Прокулей продолжал колотить в дверь, и царице необходимо было принять 
какое-либо решение. Антоний советовал ей довериться Прокулею. Он вызывал 
уважение как человек с хорошей репутацией. Но Клеопатра видела вокруг только 
предательство и теперь не могла никому доверять. Октавиан наверняка хочет 
украсить свое триумфальное шествие видом бредущей в цепях за его повозкой 
Царицы царей. Только для этого он готов сохранить ей жизнь. Никогда! Никогда 
Рим не увидит склоненной головы Великолепной. Под туникой, которая теперь 
обагрена кровью мужа, у нее спрятан тонкий острый клинок. Это пиратский кинжал, 
и он станет последним оружием Последней из Птолемеев. Ираида и Хармиона тоже 
предпочитали заколоть себя мечами после того, как подожгут гробницу.
   Тем временем Прокулей, истратив запас угроз и просьб, вспомнил о самом 
сокровенном в жизни царицы. Он стал говорить о ее детях. «Они станут нищими 
сиротами, которых лишат всех прав. Может быть, их даже казнят, если ты не 
выйдешь, – кричал он. – Октавиан готов сохранить тебе трон, если ты не будешь 
уничтожать сокровища». Прокулея поддержал подоспевший офицер Галл. Он мягко и 
настойчиво начал увещевать Клеопатру. Царица спустилась вниз на первый этаж, 
откуда легче было вести переговоры. В тот самый момент, когда она готова была 
принять условия послов, раздался громкий крик одной из служанок. В один момент 
она взбежала по лестнице наверх и увидела, как в окно впрыгивает Прокулей, 
забравшийся снаружи по приставной лестнице. Не колеблясь, Клеопатра выхватила 
кинжал и замахнулась, чтобы нанести удар в сердце, но Прокулей перехватил руку 
царицы и, сжав ее до боли, осмотрел платье пленницы в поисках склянки с ядом.
   После этого он уже более миролюбиво стал опять призывать ее к благоразумию. 
Никто не причинит царице вреда, Октавиан уважает ее и готов проявить 
великодушие к величайшей из цариц.
   Клеопатру вели по улицам Александрии, как пленницу, под надежной охраной. 
Вели по улицам ее города, который еще несколько дней тому назад преклонял перед 
ней колени. Теперь ее дворец захвачен врагом, и она будет в нем только гостьей, 
но никогда уже хозяйкой. Самым унизительным было то, что охрану поручили не 
достойному воину, а вольноотпущеннику, бывшему рабу Эпафродиту.
   Двигаясь по дороге к дворцу в сопровождении стражи, Клеопатра вспоминала 
необъяснимые и поэтому жуткие события прошлой ночи. Приблизительно в полночь, 
когда на столицу опустилась напряженная тревожная тишина, вдруг с улицы 
послышался оглушительный шум. Клеопатра услышала пение, крики, звук флейт, 
топот ног. Так обычно проходили дионисийские шествия. Но какому безумцу пришло 
в голову в осажденной столице справлять праздник веселого бога? Со времен 
царствования Птолемея I такие шествия были любимым развлечением александрийцев, 
но сейчас...
   Проснувшиеся горожане выглянули в окна, особенно решительные вышли из домов, 
но увидели совершенно пустые, темные улицы. Не видно было ни фонарей, ни 
факелов, в свете которых обычно проходили подобные шествия. Незримая шумная 
толпа шла по улицам, навевая на жителей невыносимый ужас.
   Александрийцы рассказывали потом, что, вместо того чтобы следовать к центру, 
необъяснимый шум понесся к воротам Солнца, чтобы затихнуть в пустыне, где 
располагался лагерь Октавиана. Клеопатра в тот момент прошептала: «Бог Дионис 
покинул город». Из Александрии уходил Бог, которому подражал Антоний и на 
родство с которым претендовал.
   «Плохой знак», – сказали александрийцы. «На его место придет смерть», – 
подумала царица.
   Теперь она осталась совсем одна в Александрии, с которой должна была 
проститься, и во всем огромном враждебном мире.
   Узнав о смерти соперника, Октавиан сказал несколько лицемерных слов 
сочувствия, а затем приказал собраться жителям города у гимнасия, где когда-то 
состоялся праздник Дарения. На площади соорудили высокий помост, куда и вошел 
победитель. Окинув людей холодным насмешливым взором, он объявил о всеобщем 
помиловании во имя памяти Александра, которого чтит.
   Потом победитель хладнокровно приказал найти Антулла, старшего сына Антония. 
Юноша сразу почувствовал угрозу и попытался вымолить себе прощение. Он подбежал 
к статуе Божественного Юлия и сначала хотел спрятаться за ней, потом просто 
упал перед ней на колени, взывая к холодному камню. Октавиан прервал мольбы 
ребенка приказом отрубить ему голову, что и было выполнено здесь же. Начались 
поиски Цезариона. Бесполезность поисков только распалила Октавиана. Он решил 
послать своих людей по тому же пути, по которому следовал из столицы сын Цезаря.

   Малыши, оставшиеся на попечении воспитателей, не интересовали Октавиана. В 
их существовании он не чувствовал угрозы. Его волновали только Цезарион и, 
конечно, царица. До его триумфального вхождения в Рим она не имела права лишить 
себя жизни.
   Октавиан не мешал исполнению ритуала торжественных похорон соперника. На 
церемонии все могли видеть, что на месте тех ран, которые нанесла себе 
Клеопатра, пытаясь воскресить мужа, возникли страшные гнойные язвы. Клеопатра 
была охвачена жаром и ожидала скорой смерти. Чтобы приблизить кончину, она 
отказывалась от еды, но Октавиан стал угрожать, что перебьет всех детей, если 
она не будет беречь свою бесценную жизнь. Это заставило царицу немного 
опомниться. Через несколько дней победитель сам решил войти в покои 
Великолепной.
   «Приветствую тебя, царица», – услышала Клеопатра насмешливый голос. Она 
тяжело поднялась с низкого ложа. Когда-то очень давно она даже не заметила 
этого человека, с которым встретилась в Риме, а теперь бросилась к его ногам, 
плача и умоляя о помиловании.
   Октавиан увидел непричесанные волосы царицы, простую бедную тунику и 
почувствовал, как его сердце кольнула жалость к прекрасной некогда женщине:
   «Ложись, Клеопатра, ты больна. Я сяду рядом». «Я умоляю тебя о прощении, 
Октавиан. Антоний не хотел слушать меня. Его мысли были только о войне. Поверь, 
если бы что-то зависело от меня, то все закончилось бы иначе. Я не хотела 
ничьей смерти». «Успокойся, царица. Я вижу в твоих покоях много скульптур 
Цезаря. Это хорошо, что ты чтишь память Божественного».
   Клеопатра вновь поднялась с ложа и подошла к большой шкатулке у одной из 
скульптур: «Посмотри, Октавиан, это письма Цезаря ко мне. Я храню их и хотела 
хранить всю жизнь. Это письма твоего отца, и они полны любви ко мне».
   Октавиан хотел уже прервать поток слезных заверений царицы, но она вдруг 
упала к подножию скульптуры и громко зарыдала, умоляя Цезаря забрать ее к себе, 
осыпая его упреками в ранней кончине. Октавиану почему-то показалось, что он на 
одном из спектаклей, поставленных не самым маститым драматургом. «Встань, 
Клеопатра. Не стоит убиваться так жестоко. Я не хотел и не хочу причинить тебе 
вред. Не бойся». Царица встала и, подойдя к Октавиану, посмотрела ему прямо в 
глаза. Октавиан отшатнулся. Он пришел для того, чтобы насладиться зрелищем 
унижения величайшей из цариц, а увидел плененную, но не потерявшую сил тигрицу, 
сломить которую сможет разве что смерть. Она готова выкупить свою жизнь, но 
душу ее не сможет купить никто. Она разыграла блестящую комедию, унизив его, 
даже не пытаясь покориться.

   Он вышел, еще более озлобленный, готовый на дальнейшие преступления...
   В городе разрушали все, что напоминало об Антонии. Никогда Октавиану не 
сравняться по силе плоти и грандиозности духа с тем, кого он хотел растоптать и 
уничтожить. Значит, следует стереть из памяти людей само имя Антония.
   Но даже это не удовлетворило Октавиана. Он приказал уничтожать везде, во 
всех уголках империи, все, что имело отношение к памяти Антония. Себе же он с 
этого мгновения присвоил титул Август «Священный», это же название будет носить 
и месяц, когда он одержал самую значительную из своих побед. Не пройдет и трех 
месяцев, как он вдоволь насладится зрелищем поверженной египтянки, бредущей в 
цепях по улицам Рима, после чего он отдаст ее на произвол палачей. Пусть делают 
все, что захотят с телом, которое носило детей от величайших мужей своего века.

   Смерть Клеопатры
   На следующий день Клеопатре сообщили, что она должна готовиться к отъезду в 
Рим. С этой минуты личный врач царицы Олимп усердно подсказывал ей, как, 
используя и без того плохое самочувствие, приблизить конец. Октавиан не мешал 
общению Клеопатры с врачом, не подозревая о планах пленницы.
   Смерть не шла, наоборот, царица как будто излечивалась. Природное здоровье 
брало свое. Нет! Она не пойдет перед колесницей, собирая оскорбления от 
разъяренной толпы римлян!
   Царица говорила так тихо, что Ирада едва слышала ее. Но то, что она говорила,
 было предназначено только для ушей служанки: «Ты видела, Ирада, каких змей 
приносили Олимпу для опытов? Они совсем маленькие с белым брюшком и двумя 
бугорками над глазами. На спинке у них яркие чешуйки, и их легко отличить от 
других змей в пустыне. Мне нужны только они. Олимп говорил, что от их яда я не 
буду мучиться, смерть наступит почти мгновенно. Помоги мне, Ирада, ведь ты 
обещала мне, что не дашь унизить и уничтожить меня врагам».
   «Госпожа моя, но как я пронесу гадюк? Может быть, Олимп сможет это сделать?»
   «Олимпу запрещено выходить из дворца. А я завтра же попрошу, чтобы мне 
разрешили посетить могилу Антония. Там решим это дело быстро. Есть многие, кто 
хочет получить часть моих сокровищ. Это не будет стоить дорого, уверяю тебя, 
милая. Об одном прошу тебя, не дай мне увидеть их, готовых к укусу. Вдруг душа 
моя не выдержит, и я отдерну руку? Второй раз мне не позволят совершить 
задуманное».
   На другой день царица с разрешения Октавиана побывала на могиле мужа. Она 
плакала, просила прощения и заверяла в скорой встрече. Жалуясь, она особенно 
сетовала, что погребена будет не на родине, а в далекой Италии. Это отчетливо 
слышали охранники.
   После того как Клеопатра вернулась во дворец, Октавиан с удивлением услышал, 
что она приказала подготовить ей душистую ванну. «Что это за выдумки? Или она 
решила быть благоразумной? Надо посетить ее еще раз сегодня», – подумал 
самонадеянный воин.
   За ванной последовал изысканный ужин в обществе врача и служанок.
   Никто не обратил внимания на крестьянина, который вошел во дворец с корзиной.
 «Смоквы для Великолепной», – ответил на вопрос стражи крестьянин.
   «Не слишком ли много ягод?» – хохоча спросили караульные. «В самый раз», – 
без ответной улыбки заявил крестьянин. Никто не заподозрил неладного, и мужчина 
с ягодами свободно прошел дальше.
   Боги благосклонны к царице в последние часы ее жизни. У дверей ее покоев 
служанки, подивившись крупным ягодам, приняли корзину из рук низко 
склонившегося крестьянина. Получив более чем богатое вознаграждение, он 
удалился.
   Клеопатра дописывала письмо. Оно было адресовано Октавиану: «Прошу тебя, во 
имя великих богов, во имя Исиды Великолепной выполни мою последнюю просьбу. 
Прикажи похоронить меня рядом с моим мужем, как того хотел и он. Больше ни о 
чем не прошу тебя, победитель».
   Письмо понес слуга, за которым Хармиона закрыла дверь и задвинула засов.
   «Где они?» – Клеопатра без тени страха подошла к корзине с ягодами. Ничего. 
Ни звука, ни движения на дне. «Я лягу на ложе, Ирада, расправь складки моего 
платья и помоги мне надеть диадему». Ирада с глазами, полными слез, укладывала 
красивой драпировкой самое роскошное из сохранившихся платьев царицы. Как она 
была бы хороша в нем на троне, но не на ложе смерти!
   Царица лежала на позолоченном ложе совершенно спокойно. В глазах уже было 
предчувствие встречи с Антонием. Скоро, скоро они воссоединятся. Осирис примет 
ее в свои объятия и проведет по пути к возлюбленному мужу. Что осталось ей в 
этом мире? Она не хочет дожить о той минуты, когда Октавиан прикажет 
обезглавить Цезариона, самого любимого из сыновей. Из всех ее детей Октавиан 
возможно пощадит только Клеопатру Селену. Пощадит, а потом продаст ее первому, 
кто попросит руки наследницы без трона. Ее маленькая девочка познает горечь 
унижения. Нет! Она не должна дожить до этих дней. Пшерени-Птах возложил 
когда-то на голову ее отца диадему в виде змеи. Змея сейчас поможет и ей, 
последней из великой династии.
   Не приснилось ли ей в бреду последних дней, что принесли известие о смерти 
самого желанного из сыновей – сына Пшерени-Птаха Петубаста? Ты был благословлен 
богами, Петубаст, но они не уберегли и тебя, последний из мемфисских жрецов.
   «Где же они, Ирада? Я не вижу». «Не смотри, царица. Не смотри, и тогда не 
будет ни больно, ни страшно». Ирада тихонько пошевелила по дну корзины длинной 
палочкой: «Выходи, змея. Выходи и помоги нам».
   Клеопатра все же повернулась и встретилась глазами с выползающей змеей:
   «Приветствую тебя, Аспид...»
   Она еще сквозь пелену наползающего небытия слышала, как ломают дверь слуги 
Октавиана, пытающегося проникнуть в покои, видела, как служанки одновременно 
опускают руки в корзину навстречу змеям...

   «Повелел благой царь прекрасную судьбу: исчезают тела и приходят другие им 
на смену со времени предков. Цари, бывшие до нас, покоятся в своих пирамидах, и 
духи погребены в гробницах. От строителей домов не осталось даже следа. Что с 
ними? Слышал я слова Имхотепа, изречения которого у всех на устах, а что до 
мест их погребения – стены их разрушены, этих мест как не бывало. Никто не 
приходит оттуда, чтобы рассказать о погребениях, поведать об их пребывании, 
чтобы укрепить наше сердце, пока вы не приблизитесь к месту, куда они ушли. 
Будь здрав сердцем, чтобы заставить себя забыть об этом. Пусть будет для тебя 
наилучшим следовать своему сердцу, пока ты жив. Будь весел, не дай твоему 
сердцу поникнуть, следуй его велению и твоему благу. Устрой свои дела на земле 
согласно велению своего сердца и не сокрушайся, пока не наступит день 
причитания по тебе. Не слушает жалоб Осирис, его сердце не бьется, а слезы 
никого не спасают от гроба. Празднуй, не унывай, ибо нельзя брать своего 
достояния с собою, и никто из ушедших еще не вернулся»...