ной. Она перешла на 
диалект той местность, где вырос Феон, зная, как это приятно преданному солдату.
 Такое общение придавало особую интимность разговору. Никто не мог подслушать и 
вмешаться в их беседу. Глаза Феона блеснули от удовольствия: «Только ты, царица,
 можешь говорить со мной так, как люди моей родины». «Феон, но ведь ты пришел 
не для того, чтобы восхищаться мною. Что привело тебя?» «Я готов восхищаться 
Божественной все дни... и ночи. Но не об этом сейчас. Вчера вечером мне 
пришлось говорить с одним финикийцем. Он появился в Александрии недавно и 
утверждает, что приехал для торговли. Меня насторожило то, что он задает 
слишком много вопросов и ищет людей, которых ни я, ни твои друзья, ни ты царица 
не считаем своими людьми. Финикиец этот не знал, что я – твой слуга и развязал 
язык. Мне оставалось только подпоить его. Я не пожалел вина и вот то, что нашел 
у него в одежде». Феон протянул царице кусок ткани, в которую был завернут 
неопрятного вида, мятый, местами поврежденный пергамент. «Что это, Феон?» 
«Прочти, Божественная, я не хочу, чтоб чьи-то уши слышали содержание письма. 
Прочти молча и прими решение».
   Клеопатра поднесла письмо ближе к масляной лампе. В тусклом свете лампы и 
неясном свете луны она прочла: «Я, Царь Египта, Птолемей XIII, объявленный 
своей женой и ее товарищами умершим, да покарает их великий Осирис, жив.
   Я, брат и супруг Клеопатры, незаконно занявшей принадлежащий мне престол, 
объявляю, что после гибели моего войска спасся и сейчас жив. Долго мне довелось 
скрываться, опасаясь гнева неверной супруги и сестры. Так же опасаться пришлось 
мне и римлян, поддерживающих Клеопатру.
   Сейчас настало время вернуть мне трон и царскую диадему. Клеопатра должна 
вернуть мне имя, титул и наследство отцов! Это говорю я, ваш царь Птолемей 
XIII!»
   Первые несколько минут Клеопатра молчала, затем, перечитав написанное, с 
недоумением взглянула на Феона: «Ты говоришь, что взял это у финикийца?»
   «У финикийца из города Арада. Вид его не внушает доверия. Он назвал 
несколько имен, о которых я не могу говорить без отвращения. Теперь я жду 
твоего решения, царица». «То, что написано, внушает мне только смех, Феон. Мой 
муж и брат погиб, я сама видела его погребенное тело. То, что объявился 
самозванец, внушает мне некоторые опасения. Хуже другое. Он искал людей, 
которые готовы принять это, – царица гадливо бросила на пол пергамент, – за 
истину. Найди их Феон. Найди всех, кого назвал финикиец».
   «Царица решит их судьбу?» «Я даже слышать о них больше не хочу, Феон. Их 
судьбой вправе распоряжаться ты. Пергамент уничтожь. И вот еще... Тебе никогда 
не придется напоминать, что ты делаешь для меня. Я не забуду твоей службы, Феон.
 А сейчас иди».
   На следующее утро Клеопатре доложили, что за ночь в Александрии произошло 
несколько странных убийств богатых и влиятельных горожан. Во дворце шептались, 
в городе громко говорили о загадочных убийствах, только царица не проявила ни 
малейшего интереса к происходящему.

   Антоний – Новый Дионис
   На совете ее военачальников ей сообщили следующее: «Римлянин Антоний в 
городе Эфесе был обожествлен и назван Новым Дионисом. Приезд в Эфес был 
обставлен необыкновенно пышно. Город великолепно украсили, как в день самого 
большого праздника, звучала музыка, горожане славили Антония, называя его 
Дионисом Благодетелем, несущим радость». Клеопатра откровенно скучала, слушая 
эти новости.
   «Божественный Дионис!» Смешно! Ни для кого не было секретом, что сам Антоний 
хотел бы происходить от бога-героя Геракла. Имя Диониса, по мнению царицы, он 
принял, чтобы иметь еще одно преимущество перед другими триумвирами. Антоний 
печатал монеты с побежденным Гераклом немейским львом, которого он считал своим 
знаком зодиака. Именно Антония сравнивали всегда с Гераклом, и он поддерживал 
это, называя себя потомком героя. Монеты, отчеканенные им, – вот лучше 
подтверждения пристрастий полководца. Геракла считали символом примирения и 
согласия между римлянами и греками. В то же время Геракл был близок Дионису и 
даже принимал участие в его пирах, согласно легенде.
   Сам обряд обожествления не был смешон Клеопатре. Все эллинистические монархи 
проводили свою родословную от божественных предков. Смешно было то, что Антоний 
готов был принять любой титул, чтобы только потешить неуемное тщеславие. Как 
скучно и мелко это было для Клеопатры.
   Но вот речь зашла о ее сестре... «Твою сестру Арсиною, Великолепная, он не 
тронул, а права того храма, где она нашла убежище, довольно расширил. Везде его 
принимают с любовью, раболепием, а он только собирает богатые подарки и 
бесконечную дань. Особенно понравилось Антонию в Каппадокии. Там он задержался 
долее обычного. Но говорят, прости царица, что привлек его не город, а Глафира, 
мать Архелая, которая претендует на местный престол. Она, наверное, поразила 
его своей красотой...» Говоривший осекся, увидев взгляд Клеопатры. О красоте 
других женщин не принято было говорить при царице. «Но все знают о ее 
достаточно преклонном возрасте, и слухи о красоте...» «Не пытайся оправдаться. 
Глафира немногим старше меня. Мне знаком этот солдафон, грубиян и пьяница. 
Пусть Глафира немного развлечется». Поднялся один из командиров: «Если царица 
позволит, я скажу. Цари – правители разных государств – поспешили к Антонию. Он 
не может не заметить, что посол из твоей могущественной страны не явился. 
Антоний сказал об этом». «Посол моей могущественной страны не будет торопиться 
с поклоном. Триумвир, решающий дела Рима, сам вступит с нами в переговоры. Не 
пристало Птолемеям торопиться с подарками Риму. Мы будем ждать посла от Антония.
 А пока необходимо решить некоторые наши проблемы»...
   Теперь Клеопатра стала следить за Антонием с особым интересом. Он был