часть/честь тем единственным способом, 
который позволит ему противостоять Агамемнону как минимум на равных — то есть 
при помощи меча, — тем вернее он окажется привязан к маргинальной роли 
«младшего сына», нарушив статусный характер «совета мужей» и исключив себя из 
статусного пространства.
     Надо отметить, что конфликт этот развивается постепенно. Поначалу Ахилл 
пытается настоять всего лишь на том, чтобы компенсация Агамемнону была 
произведена позже, в тройном или четверном размере, но только тогда, когда 
«дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить». Агамемнон, однако, усматривает в 
этом прямое покушение на свои права, причем не только и не столько на права 
имущественные, сколько на «честь», на долю в удаче, которая должна 
подтверждаться при всяком возможном случае и выражаться через долю в добыче. 
Агамемнон в начале конфликта тоже вроде бы не намерен задевать Ахилла особо: он 
всего лишь подтверждает свое первоочередное право на любую взятую в пределах 
его командирской юрисдикции добычу, — в чьей бы палатке она в данный момент ни 
находилась. И Ахилл звучит здесь наравне с любым другим басилеем:
Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгну Или твою, иль Аяксову мзду, 
или мзду Одиссея; Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!
(I, 137-139)
     Но Ахилл горячится всех более и даже прямо заявляет о своем желании 
отложиться от общего дела и вернуться домой, во Фтию: тем самым он подтверждает 
свое право на vooxo?, на возвращение домой, право, которое имеет не только 
прямой, сюжетный, но и ритуально значимый смысл: юный воин, вернувшийся с войны 
и тем самым заявляющий о прохождении юношеской инициации, получает возможность 
претендовать на самостоятельную мужскую
7*

196

В. Михаилин. Тропа звериных слов

роль и на отцовское наследство, если он старший сын. Ахилл — сын единственный.
     Эти его претензии, в свою очередь, раздражают Агамемнона, «отца воины», и 
он пытается не выпустить Ахилла из-под контроля, поставив его на место сразу 
двумя способами. Во-первых, он прямо тычет ему в лицо отсутствием «доли в 
совете», характеризуя его как фигуру откровенно маргинальную («Только тебе и 
приятна вражда, да раздоры, да битвы» — I, 1771), а во-вторых, обозначает свое 
намерение компенсировать потерю собственной доли именно за счет доли Ахилла. 
Тем самым претензии последнего на почетный V6OTOC;, который можно было бы 
рассматривать как прохождение инициации, лишаются основания. Ахилл будет лишен 
чести/части в общей удаче, его возвращение не будет благим и не даст ему права 
претендовать на высокий мужской статус.
     Итак, по всей видимости, Агамемнон ставит Ахилла в безвыходное положение. 
Потеря доли во взятой добыче равнозначна радикальному умалению воинского 
статуса, «разжалованию из героев»: без чести не будет славы. Именно об этом 
Ахилл говорит матери:
Матерь! Когда ты меня породила на свет кратковечным, Славы (xiuf|v) не должен 
ли был присудить мне
                                               высокогремящий Зевс Эгиох? Но 
меня никакой не сподобил он чести! Гордый могуществом царь, Агамемнон меня 
обесчестил
                                                      (fiTinnoEv): Подвигов 
бранных награду похитил и властвует ею)
(I, 353-356)
     (Перевод Гнедича в случае со «славой» — тгит) в данном контексте, 
вероятнее всего, нельзя признать удачным. Речь все же идет именно о чести, 
соотносимой как с долей во взятой добыче, так и с теми почестями, которые 
воздаются богу или герою в выделенные ему дни на выделенной ему территории и 
выражаются в том числе и в особом посвященном ему участке земли (xepxvoc,) (см. 
[Надь 2002: 182-184]).
     В тех же самых категориях изъясняется и Фетида, требующая у Зевса, чтобы 
он даровал победу троянцам до тех пор,
...доколе ахейцы
Сына почтить не предстанут и чести его не возвысят
       1 То есть теми же словами, которыми отец-Зевс корит своего «нелюбимого» 
сына Ареса (VI, 891)
    
Греки

197

    (60LV ТЕ Ь тщт! — букв  «увеличат его честь/часть». — В.М.).
(I, 509-510)
    В категориях древнеирландского права речь буквально шла бы об увеличении 
«цены чести» Ахилла, как несправедливо (несораз-* мерно его врожденному и 
благоприобретенному «счастью») обойденного вниманием при переделе добычи.
    Однако если до эпизода с переделом добычи Ахилл воплощал в себе едва ли не 
все возможные воинские ипостаси, то после «исключения из героев» он вдруг 
оказывается приговорен к доле старшего сына, обречен на VOOTOC,, пусть даже не 
такой славный, который гипотетически мог бы ожидать его впереди. О том, что 
возвращение из-под Илиона в его случае не предполагалось, Ахилл прекрасно знает 
с самого начала и ведет себя сообразно «кодексу младшего сына». Он обречен на 
смерть, а вместе с ней на славу и на героический статус; он никогда не станет 
полноправным «мужем совета», а потому не слишком заботится об этой составляющей 
своего социального «я». Наиболее заметные личностные и функциональные 
характеристики гомеровского Ахилла четко атрибутируют его как «младшего». И как 
только ссора с Агамемноном выходит на уровень открытого и непримиримого 
противостояния, Ахилл пытается отреагировать именно так, как положено 
реагировать «пожизненному герою», «младшему сыну»: он хватается за меч. 
Показателен также и тот с