|
лона — весьма
распространенный персонаж (не говоря уже о сюжете с золотым руном, который
буквально сам просится здесь в строку). В барана же превращается Индра, чтобы
увести риши Медхьятитхи на небо [РВ VIII, 2, 40 с].
Кроме того, овечье руно в качестве благого, посвятительного и Т-Д.
атрибута того или иного ритуала выводит нас на такую крайне богатую смыслами
составляющую индоиранской (и, вероятно, в
'• Заказ № 1635
130
В Михайлин. Тропа звериных слов
перспективе — индоевропейской вообще) ритуально-мифологической кодовой системы,
как священный напиток сома/хаома. Ведический Сома (а Ригведа традиционно служит
одним из источников сведений об обшеарийской традиции) «параллелен» фарну по
целому ряду параметров. Во-первых, ключевым моментом в ритуале приготовления
сомы является очищение сока, выдавленного из сомы-растения, после чего он,
собственно, и превращается в ам-риту, напиток бессмертия. Особое, ритуально
значимое внимание к чистоте примечательно само по себе, особенно в контексте
традиционной близости Сомы и огненного божества Агни как двух основных
божеств-медиаторов при жертвоприношении1. Но в нашем случае нельзя не обратить
внимания на то, что средством очищения сомы является фильтр из овечьей шерсти.
Таким образом, сома приобретает свои чудесные, дарующие жизнь и благо качества,
именно пройдя через баранье руно.
По ситу из овечьей шерсти кругами (бегает) приятный, Золотистый осаждается в
деревянных «сосудах»...
[РВ IX, 7, 61
Теки Индре для питья Сквозь овечьи волоски... [РВ IX, 62, 8]
Дочиста очищающий (свое) беспорочное тело, Золотистый стал стекать на спину
овечьей (цедилки)...
[РВ IX, 70, 8] -
и так далее.
Во-вторых, Сома четко и постоянно ассоциируется с огнем и светом вообще и
со светом солнца в частности, обладая в этом (и не только в этом) отношении
чрезвычайно близким к Агни набором атрибутивных эпитетов. Доминирующий цвет
Сомы — золотистый. Фильтр из овечьей шерсти, через который должен пройти Сома,
чтобы стать амритой, традиционно отождествляется с солнечными лучами («золотое
руно»).
В-третьих, и это обстоятельство особым образом «подсвечивает» предыдущую
главку исследования, основным атрибутивным животным как Агни, так и Сомы
является конь, причем конь бу-
1 «В основе этого сходства лежит, по-видимому, посредническая функция
этих двух богов, олицетворяющих собой жертвоприношение и осуществляющих связь
между людьми, приносящими жертвы богам, и богами» [Елизарен-кова 1999: 341].
Скифы
131
ланой, золотистой масти. Другое атрибутивное животное Сомы — орел, о котором,
впрочем, подробный разговор пойдет чуть ниже. Еще одним сходным по семантике
образом, непосредственно связанным с фарном, служит в иранском искусстве горный
козел; отметим, однако, что он воплощает удачу скорее охотничью и воинскую, то
есть достижимую на маргинальной территории (так сказать, «доля младшего сына»).
В другой своей, более поздней работе Б.А. Литвинский подробно разбирает
взаимоотношения между ираноязычными аборигенами Памира и «горными духами» пари,
чьим «домашним скотом» являются нахчиры, горные козлы.
В Гильгите каждый охотник на козлов имеет пари-покровительницу <...>
Явившись человеку во сне, пари «дарят» ему козла с человеческой головой,
по-видимому, «душу» животного. Во время племенных распрей человек, собирающийся
убить врага, ожидает, когда пари во сне принесет ему голову горного козла.
[Литвинский 1972: 144]
Нахчир, таким образом, есть как бы «человек наоборот». Козел с человечьей
головой, подаренный охотнику во сне пари-покровительницей (явным аналогом
скандинавских хюльдр, русских уводн или южнославянских вил), обещает благое
«проникновение» нахчиров в человеческий мир в виде охотничьей добычи. Козлиная
же голова есть знак «добычи, которую нужно оставить там, где ты ее добыл», то
есть на маргинальной территории. Враг, «козел», не приравнивается таким образом
к человеку, не имеет права входа на «человеческую» территорию — но зато его
«руно» вполне может стать предметом добычи (ср. со скифскими практиками снятия
скальпов с убитого противника и с дальнейшими техниками демонстрации этих
скальпов)1.
Мясо нахчира считается «благим» и «благословляющим». В Таджикистане,
например у кулябских и гармских таджиков, мясо горного козла «считалось
настолько чистым, что съевший его человек якобы на сорок дней очищался этим от
всяких грехов».
[Литвинский 1972: 144]
То есть «фарновые» функции данного зооморфного персонажа в данном случае
налицо. Однако, повторяем, фарн этот имеет
1 И с косматой эгидой Афины, богини-предстоятельницы воину в битве,
«провоцирующей» его на подвиг. Напомню, что именно на этой эгиде прикреплена
голова Медузы, увидеть которую анфас — значит заглянуть в глаза собственной
смерти. О леонтинах и горгонейонах на «героических» греческих Щитах подробнее
см. в главе об Аяксе.
5*
132
В Михайлин Тропа звериных слов
более узкую и конкретно-территориальную привязку, связанную с
охотничье-воинской зоной. На это обратил внимание и Б.А. Лит-винскии:
Современное таджикское слово для обозначения горного козла — нахчир —
приобрело это значение под влиянием памирских языков, в частности шугнанского;
в среднеперсидском, парфянском, согдийском и т.д. оно обозначало «дичь, охота
|
|