х кочевою быта 
иранцы ревностно соблюдали определенную «ритуальную i HI иену» (традиция, 
имеющая много общего, скажем, с исламской ритуальной гигиеной и, возможно, 
являющаяся одним из ее источников)
        1 Ср с проанализированной Ж Дюмезилем в введении к «Верховным богам 
индоевропейцев» ритуальной формулой, диктующей порядок вычленения из 
окружающего «нечистого» пространства ритуально чистого участка, на котором 
возжигается ahavamya (огонь, долженствующий передавать богам приношения от 
людей) [Дюмезиль 1986  20]
        3 В этом отношении установившийся в Иране со времен Ахеменидои культ 
Царя имеет смысл рассматривать как культ царского фарна, обеспечивающего 
магическое благополучие всей страны что имеет широко известные нлралте-ли 
практически во всех мировых монархических традициях
    
120

В. Михаилин. Тропа звериных слов

     В авестийском Михр-Яште (Яшт X, 108), в Ясна 60, 2 и 60, 4, xvarenah 
сочетается и ассоциируется со словом «богатство», причем эти вещи и богатства 
обычно связываются с домом зороастрий-ца. Очень четко эта связь выступает в 
позднем зороастрииском тексте (Rivayat), где говорится: «В одном месте 
утверждается, что, когда хозяин или хозяйка дома умрут внутри дома, они не 
должны выноситься через дверь, так как фарн дома уйдет вместе с ними.
[Литвинский 1968: 49]
    Данный обычай, кстати, зафиксирован и для ряда других индоевропейских 
традиций (в частности, для скандинавской) и толкуется традиционным мифоведением 
в контексте защиты от хтони-ческих сил («чтобы покойник не нашел обратной 
дороги домой»). Однако мотивация, связанная с фарном, представляется мне куда 
более убедительной. Налаживание отношений с мертвыми является мощнейшим 
способом аккумуляции родового фарна. Именно этой цели служат иранские фраваши — 
или римские пенаты, скандинавские фюльгьи1 и т.д.
    Собственная жизнь каждого человека направлена именно на то, чтобы 
приумножить семейный фарн, который, в свою очередь, магически усиливает каждого 
члена рода. Так, самое главное обстоятельство, которое служит предметом 
предварительного — и первоочередного — выяснения при встрече двух противников, 
есть «величина фарна» противной стороны и сопоставление ее со своей собственной.
 Именно поэтому в ранних эпических традициях два воина, встретившись на поле 
боя, хвастают не только своими подвигами, но и своей родословной, то есть 
подвигами, «фарном» своих предков2. Этим обстоятельством, очевидно, 
мотивируется и привычное «распределение ролей» между старшими и младшими 
сыновьями в традиционных патриархальных индоевропейских сообществах при 
получении наследства. Старший, которому достается «хозяйство», получает таким 
образом по наследству как основную долю семейного фарна, так и основную долю 
ответственности за его поддержание (в том числе, в иранской зороастрийской
         1	«Одни и те же фюльгьи и одинаковое счастье нередко сопутствовали
целому поколению или семейству, почему гакие гении назывались родовыми,
семейными духами (Aettarfylgior? Kynfylgior). Особливо думали, что короли,
происходившие от богов и имевшие с ними сношения, одарены чрезвычайным
счастьем, которое они могли передавать своим воинам и друзьям» [Стрин-
нгольм 2002: 518].
         2	Тот же Август Стриннгольм, продолжая разговор о древнескандинавс
ких фюльгьях, приводит историю о том, как один человек отговаривал друго
го от вступления в конфликт с третьей стороной, мотивируя это тем, что у
«этого рода такие сильные фюльгьи, что нашим с ними не тягаться».
    
Скифы

121

традиции, и в прямом смысле слова — путем поддержания «родового» огня) Младшие 
сыновья, чьей дорогой традиционно становилась «длинная» воинская судьба, также 
имеют свою долю фар-на Если юноша (а младшие сыновья практически пожизненно 
приписываются В юношеский статус) удачлив в походах и добыче настолько, что 
оказывается в состоянии «зажить своим домом», то он таким образом преумножает 
общесемейный фарн, так сказать, количественно — благодаря, кстати, тому же 
фарну, поскольку иранские фраваши, как и скандинавские фюльгьи, имели 
обыкновение помогать «своим» в бою Если же он «правильно» (то есть, с одной 
стороны, не запятнав себя неподобающим воину поведением, а с другой — будучи 
должным образом погребен) гибнет в бою, то автоматически причисляется к лику 
семейных «героев» и тем самым качественно усиливает семейный фарн1 Данная 
система, с одной стороны, возлагает на каждого индивида колоссальную 
ответственность перед собственным кланом, а с другой — снабжает его необходимым 
набором поведенческих стереотипов, достаточным для того