льные доселе персы 
придут на смену «изнежившимся» статусным мидиицам
    Предложенный вариант прочтения семантической разницы между оленем и кабаном 
в качестве объекта терзания в скифском «зверином стиле» подтверждается и 
статистически Количество терзаемых оленей на памятниках собственно скифского, 
скифо-сакского и скифо-сибирского стилей значительно выше количества терзаемых 
кабанов Причем кабан по большей части встречается именно в паре с оленем
    В случае с оленем особую семантическую значимость могут иметь и рога — 
предмет специфической заботы скифских мастеров
    
102

В. Михайлин. Тропа звериных слов

по камню, металлу и т.д. Я, естественно, ничем не могу доказать, что количество 
отростков на оленьих рогах (зачастую оформленных в виде откровенно «фарновых» 
стилизованных орлиных головок) могло соответствовать количеству воинских побед 
— или совершенных «балцев» (как это имело место в ряде североамериканских 
традиций, где маркерами выступали особым образом оформленные орлиные перья), а 
потому оставлю данное предположение предположением.
    Стоит отметить и особую роль оленя как дичи в более поздних европейских 
контекстах. Олень, «красный зверь», является наиболее распространенной добычей 
охотника во всех без исключения европейских фольклорных традициях. В сказках 
вырезанные у него печень и легкие (вар.: сердце) зачастую предъявляются 
«заказчику» в качестве доказательства убийства главного героя, как раз и 
отправленного через посредство этого откровенно ритуального жертвоприношения 
(подмена жертвы) в инициационный «балц». В средневековой Европе олень — 
«господская» или даже королевская дичь, притронуться к которой простолюдин не 
имеет права даже в целях самозащиты (канонический случай с загонщиком на 
охоте)1. Английская традиция, связанная с Робином Гудом, особо настаивает на 
том, что наиболее вызывающим нарушением закона, с точки зрения властей, 
является даже не грабеж на больших дорогах, а то обстоятельство, что «вольные 
стрелки» охотятся на оленей. Причем право подобной охоты рассматривается самим 
Робином как неотъемлемая часть его мужского и воинского права, едва ли не более 
важная, чем право на мифическую земельную собственность рода Локсли.
    Особую связь с воинским статусом имеет олень и в древнеиндийской традиции. 
В работе «Образ кшатрия в "Тиртхаятре": пространственные аспекты» СИ. Трунев 
[Трунев 2002], комментируя особенности облика и поведения еще не получившего 
посвящения в высший воинский статус Бхимасены на маргинальной территории, особо 
обращает внимание на оленью шкуру, в которую одет герой2. Оленья шкура как 
атрибут кшатрийского «костюма» упоминается и в «Законах Ману».
    Олень как «самая правильная» жертва фигурирует в самых разных традициях. 
Так, празднование Богородица Луп (Рождества
         1 Ср. в этой связи известные «гуманистически рационализированные» 
сюжеты о крестьянских мальчиках/отроках/юношах, замученных «дикими барами» за 
убийство или ранение охотничьего пса.
     -' Встреченные Бхимасеной ракшасы называют его в разговоре между собой 
«тигром среди мужей, который явился сюда с оружием, обернувшись в оленьи шкуры».
 Сиена терзания здесь «вывернута наизнанку» — но сущностное единство кошачьего 
хищника и оленя от этого не исчезает.
    
Скифы

103

Богородицы, 8 сентября) в коми-пермяцком селе Богородск было связано с легендой,
 согласно которой после чудесного явления иконы Божьей Матери был установлен 
ежегодный обряд жертвоприношения, специально для которого из льва под брюхом у каждого из коней помещен 
«дублирующий всадника» пес. При всей сложности интерпретации некоторых 
конкретных образов (рогатая львица), общий смысл текста в свете предложенной 
гипотезы достаточно ясен. Вероятнее всего, котел применялся для ритуального 
«причащения» юношеской дружины, обретающей полноценный воинский статус. Об этом 
(и о коллективной природе ритуала) свидетельствуют и расходящиеся псы, и 
сходящиеся львы, и некоторые другие особенности организации изобразительного 
текста. Так, в обеих сценах охоты, сзади от «добычи» помещен юноша, вооруженный 
луком, традиционным юношеским, «хулиганским», оружием. Спереди же и на льва, и 
на львицу нападает юноша, вооруженный копьем, то есть оружием взрослым, 
статусным. Лучники «гонят» добычу (конь в обоих случаях показан в скачке, 
собака под одним из лучников бежит), копейщики откровенно осаживают коней, 
натягивая поводья книзу, и встречают зверя «на острие» (собака под одним из 
копейщиков также припала к земле в защитной позе). Семантически значимое — как 
маркер воинского статуса — про-

108

В. Михайлин. Тропа звериных слов

тивопоставление того, кто гонит зверя, и того, кто его встречает, уже было 
откомментировано выше. По верхнему краю котла пущен растительный орнамент — 
явный маркер жертвенной природы изображения (и, вероятнее всего, той функции, в 
которой котел выступал в ритуале, будь то приготовление ритуальной еды или 
напитка, или же какие-то иные процедуры, связанные с ритуалом инициации).
5. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КОНКРЕТНЫХ ОБРАЗОВ: КОНЬ
    Итак, если кошачьи хищники противопоставлены псам потому же принципу, по 
которому отряды Иданфирса и Таксака были противопоставлены отряду Скопаса' (то 
есть по взрослости/невзрослости, как две трети к одной трети), а олень и кабан 
являются маркерами двух степеней «взрослого» воинско