до 30 лет) и, наконец, но достижении 
30-летнего воз-pacia — взрослыми мужами» Деталь, несомненно, весьма значимая 
для проспартански ориентированного Ксенофонта — и для нас, поскольку она 
расширяет границы статусно-возрастного воинского членения за пределы собственно 
иранского мира Напомню и о кельтском ритуальном котле из Гун-деструпа, 
изобразительные ряды которого содержат три выраженные статусно-возрастные 
характеристики воинов, проходящих ритуалы посвящения (безбородые и голые по 
пояс пешие воины с легким вооружением, сопровождаемые волком, безбородые, но 
одетые конные воины, бородатые статусные воины) Имеет смысл вспомнить в данном 
контексте также и ведические ашрамы — сохранившиеся в сугубо брахманической 
трактовке, а потому описывающие «творческий путь» жреца Однако речь по 
определению идет не только о жрецах, но обо всех дважды рожденных — то есть и о 
кшатриях, и о вайшьях, для которых в исходном индоарийском контексте должны 
были существовать свои, не совпадающие с брахманическими практики становления А 
если сопоставить данное положение с сугубо воинскими практиками становления, 
отраженными в «Махабхарате» (в особенности — в «Араньякапарве», на сюжете о 
скитаниях Пандавов), то картина функциональной насыщенности ашрамов станет 
несколько более уравновешенной В итоге мы выходим на предположение о тернарной 
природе воинских статусно-возрастных структур применительно ко всей 
индоевропейской традиции Применительно к конкретным культурам «возрастные» 
характеристики могли иметь самый различный смысл — от собственно возрастного до 
территориального, как, скажем, в случае с тремя казахскими жузами — старшим, 
средним и младшим
     ' Сюда же можно отнести и проблему «трех царств» Причем «царских скифов» в 
данном случае — как это ни парадоксально — придется сопоставлять именно с 
наименее статусным воинским разрядом, с «армией Скопаса» Впрочем, стоит только 
вспомнить сохранившиеся в передаче античных авторов скифские сюжеты, в которых 
«царские» функции достаются именно младшему сыну (вместе с золотом), и все 
встанет на свои места
    
Скифы

67

но если судить по практическим результатам «переговоров», то есть по принятым в 
итоге Дарием решениям.
    Первое такое послание Дарий получает от Иданфирса в ответ на предложение 
либо остановиться и сразиться, либо принести в знак покорности «землю и воду». 
Предложение Дария также не является семантически «плоским» и нуждается, с нашей 
точки зрения, в определенной расшифровке. Звучит оно в изложении Геродота 
следующим образом:
    «Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе предоставлен выбор? Если ты 
считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое 
скитание и сразись со мною. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе 
следует также остановить бегство и, неся в дар твоему владыке землю и воду, 
вступить с ним в переговоры» (IV, 126).
    Итак, с точки зрения Дария, у скифов и у возглавляющего их царя Иданфирса 
есть только одна альтернатива — выбор между сражением и принесением земли/воды 
своему законному владыке. Исходя из, условно говоря, «современных» 
представлений о семантической насыщенности этого текста, можно сделать два 
вывода: Дарий либо искренне не понял основ скифской стратегии и тактики, либо 
понял их, но пытается воздействовать на скифов сугубо софистическими методами, 
исключая на дискурсивном уровне нежелательный третий вариант развития сюжета, а 
затем пытаясь подменить дискурсом реальность.
    Однако для того, чтобы понять смысл послания Дария, необходимо, с моей 
точки зрения, учитывать пространственно-магнетические аспекты восприятия 
персидским царем как самих вовлеченных в конфликт сторон, так и той ситуации, в 
которой они оказались. С точки зрения Дария, царя царей и представителя 
коренной иранской религиозной системы (очевидно, находившейся в означенный 
период в достаточно сложных отношениях с зороастризмом1), мир делится на две 
основные пространственные зоны. Одна из них — это Эраншахр, Иран, территория 
света и добра, осеняемая благословляющим присутствием на ней Ахурамазды и 
самого Дария, «наместника» божества, помазанного лично Ахура-
     ' С точки зрения ряда исследователей — например, уже цитированной Мэри 
Бойс, ранние Ахемениды уже были зороастринцами. Вывод делается на основании 
ряда косвенных данных — вроде характерного для зороастрийской традиции набора 
имен и т.д. Однако в выбитых по приказу Дария надписях (Бе-хистун, 
Накши-Рустам) имя пророка не упоминается, а погребальные обычаи и культовые 
сооружения ахеменидской 'зпохи свидетельствуют о практиках, вряд ли совместимых 
с каноническим зороастризмом.
3*

68

В  Михаи IUH   Грана звериных слов

маздои на царство и наделенного полномочиями бороться со злом везде, где только 
возможно, оборонять от зла территорию света и расширять ее за счет «очищения» 
от приспешников Анра-Манью' смежных земель Другая часть мира — это территория 
тьмы, населенная демонами и поклоняющимися демонам народами и подконтрольная 
Анра-Манью, который пребывает в извечном единоборстве с Ахурамаздой Идеология 
первых Ахеменидов строилась (в противоположность зороастриискои картине мира) 
на представлении о том, что золотой век на земле уже наступил и что последние 
оплоты зла вот-вот падут под натиском сил света и добра, предводительствуемых 
Ахурамаздой и царем царей, то есть в данном случае — Да