нной здесь 
точки
прения как мы в этом убедимся ниже конкретный вид живогною (имеется в
виду по 1 — В М) не слишком важен носко 1ьку миф с ынным типом пове-
С1вовательнои техники практически не те iaei различия меж (у заныо и чою-
1ым оленем   »
    
50	В Михашшн   Тропа звериных слов
мида, но на львицах, как Кибела [Marazov 1996 143| Однакоесли пол животно!о 
действительно не важен и львиц на этом основании можно считать львами (как это 
уже делал и сам автор, мотивируя «царский» статус богини), то перед нами явное 
свидетельство победы женского начала над мужским, а значит, в контексте 
традиционной структуралистской системы бинарных оппозиции, хаоса над культурой, 
низа над верхом и т д То есть всю предложенную автором интерпретацию можно 
смело переворачивать с ног на голову
    Нельзя в архаических сценах терзания разделять хищника и жертву, 
интерпретировать их отдельно друг от друга, да еще и разводить по разным 
семантическим полюсам Не стоит этого делать и с парой «всадник/животное, на 
котором он едет» — чаше всего эти два персонажа вполне единосущны1
   2.3. Пектораль из Толстой Могилы как ритуальный текст «второго порядка»
    Кризисы ритуальных систем, связанные с социальной динамикой и с 
совершенствованием конкретных способов коллективного запоминания и передачи 
информации, естественным образом должны были приводить не к полному разрушению 
всей и всяческой ритуалистики, а к обновлению ритуала, к попыткам найти новый 
способ значимой соотнесенности нарративного и изобразительного рядов, к 
созданию ритуалов «второго порядка», сосуществующих с получившими относительную 
самостоятельность нарративными и изобразительными «осколками» прежних, 
«сошедших с дистанции» ритуальных комплексов, — или даже к полному 
«переформатированию» ритуальных семиотик, что мы наблюдаем на примере любой 
религиозной (а впоследствии и идеологической) революции2
    Поздние греко-скифские памятники, выдержанные в 
«конкретно-натуралистической» манере, представляют собой, на мой взгляд, один 
из способов «вторичного» совмещения уже относительно развитых к этому времени 
нарративных эпических техник
1 См   (Фомичева 2005]
         1 Лучший тому пример - инкорпорирование хрис!ианской традицией 
осколков лиоиисииских, митраиыских, зороаырииских и прочих изобразительных и 
нарративных (и паже лшургических го есть имеющих опюшение к собственной xoni и 
выщелоченной за давпоегию лег, структуре ритуа и) комптексов именно в качестве 
строительного материи w, осколков, смутно опознаваемых паствой как фадипионные 
и значимые но включенных в иную HHiepiipciaiHBiivK) <сику»  На камне сим
    
Скифы

51

с заимствованными высококлассными изобразительными техниками с целью 
налаживания некоего «позднего» с культурной точки зрения ритуального единства 
на новом, технически (семантически) более изощренном уровне1
    Текст, подобный тексту пекторали из Толстой Могилы, свидетельствует, 
во-первых, о личной, адресной направленности ритуальной репрезентации, а это, в 
свою очередь, подразумевает высокую степень обособленности индивида, способного 
«переадресовать эмпатию» Индивид более не является одним из участников 
извечного ритуального действа Он носит собственный ритуальный опыт с собой и 
готов предъявить его миру в качестве «послужного списка», свидетельствующего о 
высоком социальном статусе «Присвоенный» изобразительный текст здесь призван 
«выявлять», актуализировать, выставлять на всеобщее обозрение ту индивидуальную 
«судьбу», которой причастен хозяин, причем репрезентируя ее в общепринятых и 
общепонятных формах, благодаря которым каждый «зритель» сможет не только 
адекватно «прочесть текст», но и соотнести собственную «судьбу» и общую 
«судьбу» племени (рода, дружины и т д ) с судьбой носителя текста2
       Еще одна скандинавская параллель В уже цитированной работе А Я Гу-ревича 
[с 140] читаем «Психоло1ическое воздействие скальдическот стиха и изображения, 
выполненною художником, было, по-видимому, одинаково Это совпадение не случайно,
 особенно если принять во внимание, что висы нередко сочинялись на темы 
рисунков на щитах ('— В М'), X Ли вообще считает, что скальдический дротткветт 
возник в результате стремления поггов найти стилистическую форму, в которой 
можно было бы воспеть сцены, изображаемые на щитах Такова Ragnarsdrapa "отца 
скальдическои поэзии" Браги»
        2 Такого рода тексты известны в самых разных, удаленных друг от друга в 
просфанстве и времени культурах Парадио-боевои убор из перьев в ряде 
североамериканских индейских кулыур, «повеивующии> о количеыве боевых, 
охотничьих и любовных побед обладате 1я, соотносим в JTOM смысте с 
отечественной культурой блатной татуировки, которая порой превращает все тело 
хозяина в «текст о судьбе» и с феноменами несколько более формализованными, но 
предназначенными нести во многом тот же самый «мессидж», вроде звездочек, 
которыми летчики-асы Второй мировой отмечали на фюзеляже своего самолета 
количество сбитых вражеских машин, или своеобразного, выработанного в ряде 
элитных авиационных частей (по преимуществу немецких и американских) «звериного 
стиля»
     Кстати, подобная же семантика должна бы