рее не 
«промежуточную», но «исходную» поведенческую систему, способную затем 
«переключиться» как в мужской, так и в женский вариант. То же относится и к 
девушкам (со всеми понятными оговорками): вспомним непереводимую на современные 
языки многозначность слова пэс. Девичий секс также бесплоден (дети, рожденные 
девушками, как бы «не считались»3) и в случае потери девственности не при-
1	См. в этой связи главу о русском мате, помещенную в этой же книге.
        2	Так же как на ношение «взрослого» оружия, на ведение «взрослого» боя
по правилам и на участие в совете мужей — и т.д.
         1 Материал, относящийся к различным индоевропейским традициям, в этом 
смысле весьма обилен и разнообразен. Однако с потрясающей частотой в нем 
наблюдается один и тот же набор возможных «судеб» детей, рожденных до брака. 
Во-первых, им в любом случае заказано взросление, то есть участие в 
«нормальном» процессе статусной эволюции: они ог рождения пожизненно приписаны 
в низкие социальные статусы. Во-вторых, вопрос мог решаться еще проще: их 
попросту убивали (см., к примеру, обширную славянскую демонологию, связанную с 
утопленными или как-то иначе умерщвленными младенцами). В-третьих, «сын девы» 
получал прекрасную возможность «стать героем», то есть вечным сыном, 
пожизненным обитателем .wapi инальной куль-
    
Греки

301


водит к радикальной смене ста
туса. Впрочем, потеря девствен
ности совсем необязательна.
Техника секса с девушками до
брачного возраста в тех древне
греческих культурах, где девушки
пользовались относительной сво
бодой (Лакедемон), предполагала
анальный «проникающий» вари
ант1. Все разновидности задних
позиций явно считались имма
нентными «педическому» сексу и
несли соответствующую семанти-	Рис. 42
ческую нагрузку. Так, в ряде контекстов даже лексически анус и вульва 
пассивного партнера неразличимы: и то и другое именуется кузос [Dover 1978: 
187]. Лучшим примером такого «неразличения полов» является чаша в манере так 
называемого Элевсинского художника (рис. 42)2, на которой взрослый мужчина 
совершает анальное сношение с девушкой, причем сопроводительная надпись состоит 
из восклицания в честь прекрасного юноши. Сэр Джон Бордмен характеризует эту 
надпись как «роскошно неуместную»3. Мне же она представляется как нельзя более 
уместной: в данном случае важен не пол партнерши, а та возбуждающая 
«шаловливая» атмосфера, которая, на мой взгляд, и являет собой главное 
содержание не только этого конкретного сюжета, но и всей соответствующей 
традиции, к каковой непосредственно восходит позднейшее европейское порно4. 
Понят-
турной зоны, «полу-мертвым», с «человеческой» точки зрения. Он обречен умереть 
молодым (поскольку взрослым не может стать по определению), и единственной 
возможностью «сделать карьеру» для него становится героическая смерть. 
Стандартный мотив «чудесного рождения» чаще всего имеет в основе именно эту 
коллизию.
       1	Совершенно, кстати, необязательный в том случае, если пассивным парт
нером был юноша: если судить по вазописи, то здесь наиболее распространен
ной позицией была межбедерная передняя.
       2	Лондон, Британский музей Е816, прорисовка Дж. Д. Бизли [ABVP: fig.
315, 2].
3	[ARVAP: 220].
       4	Здесь вполне уместно сказать пару слов относительно корней того явле
ния, которое так возмущает всех феминисток, без разбора «крутости» и пола,
а именно отношения в порнографически ориентированных визуальных (и
любых других) текстах к женщине как к вещи. Проблема в том, что, скажем, в
традиционной древнегреческой «игривой» культуре мальчик (то есть пассив
ный партнер вообще) не должен был испытыват