огатейший материал (рис 41) То же и в 
латинской культуре Горации свободно публиковал свои «Эподы», из которых 
нынешние публикаторы привычно изымают 8-й и 12-и из-за их «грубого натурализма» 
Катулла же переводят так, чтобы «грубый натурализм» если и не исчез совсем, то, 
по крайней мере, не слишком бросался в глаза, скомпилировав и сконструировав 
взамен романтическую историю о несчастливой любви к Клодии Пульхре
    Однако вот ведь незадача и в латинском, и в древнегреческом есть слова 
«разврат» и «развратник» (от греческого nopvog, собственно, и произвел Ретиф де 
ла Бретон слово «порнограф») Мало того, обвинение в распутстве и пропаганде 
оного, судя по историческим свидетельствам, граничило с обвинением в 
святотатстве и приводило иной раз к весьма серьезным последствиям для 
обвиняемого В чем же дело}
    Есть основания полагать, что древнегреческие, а также латинская и многие 
другие архаические культуры не были в этом отношении культурами едиными условно 
говоря, одни и те же нравственные правила не действовали на всей «культурной 
территории» Основанием для обвинения в распутстве становился в таком случае не 
сам по себе факт неподобающего поведения или исполнения неподобающего текста, 
но факт нарушения определенной культурной границы, за которой акт или текст, 
доселе вполне аутентичный, становился опасен настолько, что мог быть уподоблен 
богохульству
    В лучшей на сегодняшний день в своем роде книге К Дж До-вера «Греческая 
гомосексуальность» автор привлекает внимание к ряду особенностей «вольной» 
древнегреческой культуры Начнем с терминов «В большом количестве контекстов, — 
пишет К Дж Довер, — а в поэзии практически неизменно пассивный
    
Греки

299


Рис. 41
партнер именуется пэс (мн. ч. пэдес)1, словом, используемым также для 
обозначения таких понятий, как "ребенок", "девочка", "сын", "дочь" и "раб"» 
[Dover 1978: 16]2. Обратим внимание на эту последовательность смыслов — она нам 
еще пригодится. Вообще-то активный и пассивный партнеры в гомосексуальной паре 
именовались соответственно эрастес (ёраотпс,) и эроменос (epcbnxvoc,), 
производными от глагола эрао (ерасо), «быть влюбленным в ко-гол». Однако «греки 
зачастую использовали слово пэдика в смысле эроменос. Собственно говоря, это 
множественное число среднего рода от прилагательного пэдикос, "имеющий 
отношение к пэдес", но используется оно так, как будто представляет собой 
существительное в мужском роде и единственном числе, напр. "Клейний был пэдика3 
Ктесиппа"» [Dover 1978: 16]. И далее: «Это прилагательное обладает также 
значением "мальчишеский", "ребяческий", а кроме того, "игривый", "фривольный" в 
качестве антонима понятию "серьезный", как если бы оно было производным от 
пэдиа, "забава", "развлечение"» [Dover 1978: 17].
     ' Ср. в этой связи праславянский глагол "pisti со значением «ебать», 
применимый к «песьему», не-человеческому сексу, от которого Б.А. Успенский 
производит русские слова пизда и пес. См.: [Успенский 1997]. При этом «любимец»,
 «возлюбленный» обозначается словами лшбгхй и лшбгкос,, причем первое 
обозначает еще и «забаву», «развлечение», «хобби», а второе — в качестве 
прилагательного — «ребяческий», «несерьезный».
        2	В оригинале автор передает греческие слова латиницей; для достижения
аналогичного эффекта «узнавания», «прямого прочтения» я счел возможным
нарушить обе существующие традиции и передавать их кириллицей.
        3	В этой связи небезынтересно было бы проследить генезис современно
го русского слова педик, традиционно воспринимаемого как арготически-ре
чевое искажение «литературного» педераст. Заимствование может носить бо
лее прямой характер.
    
300

В. Михайлин. Тропа звериных слов

    Итак, древнегреческая педерастия вполне осознанно, на терминологическом 
уровне, связывает себя с «мальчишескими», «игривыми», «несерьезными» 
коннотациями. Вне зависимости от возраста пассивный партнер именуется 
«мальчиком», что в контексте жестко кодированных архаических культур 
предполагает необходимость следования вполне конкретным поведенческим и ролевым 
стереотипам. Каким и почему?
    Для индоевропейских культур ответ на эти вопросы звучит достаточно 
однозначно. «Мальчик», «юноша» противопоставлялся взрослому статусному мужу по 
множеству признаков, оформленных в целый ряд кодовых систем; однако общий смысл 
всего этого комплекса сводился в первую очередь к «дикому», «до-человеческому» 
«песье-волчьему» состоянию индивида, не прошедшего инициационных процедур и не 
получившего, таким образом, права на «собственно человеческие» кодовые маркеры. 
В нашем случае интересна в первую очередь та система дихотомий, которая 
относится к сфере половых ролей1. Юноша, «волк», по определению бесплоден, ибо, 
не будучи «человеком» в полном смысле этого слова, не имеет права на зачатие 
«правильных» детей2. Более того, в этом смысле юноши в ряде архаических культур 
(в том числе и в древнегреческой) являют собой «третий пол», внеположенный как 
статусным мужчинам, так и статусным женщинам. Современный термин 
«бисексуальность» в данной ситуации неприменим вследствие исходной неточности: 
юноша не выполняет «мужских» или «женских» половых ролей в зависимости от 
ситуации. Он выполняет роль пэс, которая подразумевает ск