ука, то есть та самая, которая в предыдущей цитате была 
правой. При такой манере описания стоит ли удивляться привычной путаности и 
мифологизированности интерпретаций архаических изобразительных сюжетов в 
европейской традиции? Особенно если учесть, насколько значимы были 
представления, связанные с правой и левой стороной в архаических 
индоевропейских культурах — вплоть до выстраивания глобальных этических систем, 
на которых затем базировались целые социальные системы1.
    Не логичнее ли воспринимать любой предмет, несущий ту или
иную визуально значимую информацию, с точки зрения носителя,
I	если речь идет об элементе костюма или снаряжения, либо с точ-
ки зрения самого изображения, что в итоге дает тот же результат. В
самом деле, какой глаз у стандартного анфасного изображения
Диониса или горгоны правый, а какой левый? В какой руке держит
щит Афина на оксфордской ольпе? Предложенная точка зрения
получает дополнительные основания применительно к греческой
изобразительной традиции. Греческая терминология в области ке
рамики оперирует удивительно большим числом антропоморфных
терминов, предназначенных для обозначения отдельных частей
;	кувшина:
|
Так же как в нашем словаре есть анатомические термины,
применяемые к посуде, — мы говорим «горлышко», «брюшко»,
«плечо», «ножка», «носик» сосуда, — в греческом существуют
}	«ушки» (ота) как обозначение ручек, «голова» сосуда (кэфале),
I		
       1 Оппозиция asha/arta/ota — drug/drauga в архаических индоиранских 
культурах; общие понятия «права» и «правильности», ассоциируемые с правой ру-
'|	кой и правой стороной тела, — и «кривды», «неправильности», ассоциируемые
с левой рукой и левой стороной тела в германских, кельтских, италийских, 
славянских и других индоевропейских культурах

Греки

267

«лицо» (просопон) и «губы» (хейле); фиалы для возлияний имеют «пупок» (омфаяос).

[Лиссарраг 20051
    Подобное антропоморфизированное восприятие керамического сосуда не могло не 
накладывать отпечатка и на восприятие изображенного на нем визуального текста, 
в том числе и с точки зрения распределения правой и левой стороны. Сходные 
мотивации, ведущие к необходимости воспринимать зрительный ряд артефакта с 
точки зрения самого изображения можно выделить и в отношении феческого храма. 
Действительно, если центром храма является скульптурное изображение бога, то 
правая и левая стороны помещения распределяются исходя не из ориентации 
стоящего перед храмом просителя, а из ориентации самой статуи. Тот же принцип, 
видимо, должен относиться и к «сторонам» барельефов на фронтоне, как правило 
организованных на основе симметрической композиции, центром которой является 
изображенная анфас фигура божества.
    Впрочем, вернемся к Ахиллу и Аяксу. В изобразительных сюжетах, связанных со 
сценой игры между двумя воинами, надписи, обозначающие имена игроков, 
появляются не всегда. Однако в тех случаях, когда они есть, перед нами 
неизменно оказываются Ахилл и Аякс. В большинстве случаев Ахилл сидит справа 
(как на амфорах работы Эксекия), а Аякс — слева. Ахилл, как правило, 
выигрывает1. Афина, если она вообще присутствует в композиции, обычно смотрит в 
сторону Ахилла. Нужно отметить, что сходное распределение выигрывающей и 
проигрывающей сторон свойственно и вазописным сюжетам на батальные темы: здесь, 
как правило, выигрывает правая сторона, что вполне понятно, исходя из общих 
смыслов «правоты» и «левизны» в архаическом индоевропейском (в том числе и в 
феческом) мышлении2.
     ' Данное обстоятельство идентифицируется по целому ряду признаков: наминая 
or надписей, обозначающих выброшенные очки, и заканчивая косвенными признаками. 
Так, на упомянутой ватиканской амфоре работы Эксекия Ахилл доминирует над 
игровой доской — благодаря умело использованному мастером эффекту «увеличения 
роста» его фигуры по сравнению с фигурой Аякса. Аякс сидит с непокрытой головой,
 на голове же у Ахилла — сдвинугый на затылок шлем с высоким гребнем, который 
занимает верхнюю Центральную точку композиции, властно смещая общий акцент на 
правую Фигуру: то есть на Ахилла.
       ; Традиционное мнение, основанное на взгляде с точки зрения наблюдателя 
(выигрывает левая сторона, потому что она «смотрит и движется» вправо), 
представляется несколько натянутым и менее убедительным. Важна, в первую 
очередь, сама сторона, а копья, направленные влево, — это копья, направленные 
против левой стороны, а не «направление движения».
    
268

В  Михайлин   Тропа звериных слов

    Итак, азартная игра между «первым» и «вторым лучшим» ахейскими воинами 
складывается, с точки зрения греческих вазопис-цев, в пользу Ахилла. Что, 
казалось бы, полностью подтверждает замечание Филиппа Холта об Аяксе как о 
«великолепном неудачнике»1. Однако как в таком случае объяснить, что из сюжетов,
 связанных с Аяксом, вторым по популярности у греческих художников является 
сюжет, в котором именно «неудачник» Аякс выносит с поля боя труп «счастливчика»,
 «любимца Афины», «баловня судьбы» Ахилла? Может ли подобная «сюжетная 
избирательность» быть случайной?