ord, 1912. P. 130.
     
262

В. Михайлин. Тропа звериных слов

жение, что греки микенского времени, как правило, предавали огненному 
погребению воинов, погибших на чужбине (отсюда практически всеобщее 
предпочтение именно этого способа захоронения у Гомера). Мне уже приходилось 
мотивировать наличие различных способов погребения в рамках одной и той же 
культуры принадлежностью умерших к различным социально-возрастным группам, а 
также ситуативно-ритуалистическими мотивациями, связанными с сезонными и 
прочими обстоятельствами смерти [Михайлин 2003: 105); [Михайлин 2005]. 
«Правильных» мертвецов закапывают в «свою» землю. «Чужая» земля — неподходящее 
место для статусных похорон, и духи-посредники, отвечающие за «доставку» 
умершего к «своим мертвым», призываются специфическими погребальными ритуалами, 
отличными от статусных, — трупосожжением, возведением курганов и т.д.1 
Ингумация же Аякса в чужой земле как в своей может быть объяснена, на мой 
взгляд, одним-единственным способом: он присваивает эту землю. Место занято, и 
могила Аякса будет вечным «знаком принадлежности» здешней земли, освященной его 
смертью, и потому отныне священной, как и земля родного Саламина. Именно об 
этом говорит Тевкру Корифей:
Поскорее же, Тевкр, ты для брата наметь Усыпальницы место под кровом земли. 
Осенит его мрачное ложе курган, Незабвенный для смертных навеки.
(1164-1168)
    Поэтому настолько важно, чтобы с меча его снял именно Тевкр, единокровный 
брат, самый близкий и значимый кровный родственник из всех, кто находится с 
Аяксом под Троей. Однако у Тевкра — своя судьба: после неудачной попытки 
вернуться на Са-ламин он станет основателем еще одного города с точно таким же, 
отеческим названием, Саламин; фактически он при жизни повторит логику поведения 
самого Аякса.
    Тевкр снимет Аякса с меча, но не ему предназначено основное послание брата. 
Наследовать Аяксу во владении землей, присвоенной через ритуал принесения в 
жертву самого себя2, сможет только его прямой наследник — Еврисак. Поэтому 
настолько важен
       1	Данная дихотомия, естественно, носит крайне схематичный характер, но,
как мне кажется, вполне может быть использована как базовая, «исходная» при
анализе конкретных сочетаний погребальных практик в контексте той или
иной культурной традиции.
       2	О смерти Аякса как о жертвоприношении см.: [Stephens 1986: 322]. О
могиле как знаке для «вечной памяти»: [Knox 1961: 27].
    
Греки

263

чисто ритуальный эпизод, который под руководством Тевкра разыгрывается в 
Софокловой трагедии над телом мертвого Аякса. Дядя подводит к трупу Еврисака, 
зажавшего в руках три пряди волос (от Тевкра, от матери Текмессы и своих 
собственных), и оставляет его стоять в молитвенной позе, сопроводив это 
действие весьма показательным обращением:
Сюда, дитя, поближе! как проситель
Рукой к отцу родному прикоснись.
В молитвенной осанке, на коленях,
Держи в руках по пряди ты волос
Моих, своих и матери своей —
Просителей святыню. Если ж кто
Тебя насильно от останков этих
Дерзнет отторгнуть — пусть злодей злодейски,
Отторгнутый от родины своей,
Без погребенья на чужбине сгинет;
Его же рода корень срежьте, боги,
Как я срезаю эту прядь мечом!
Храни ее, и с места ни на шаг.
Изо всех сил прильни к отцу, дитя.
(1171-1181)
    Срезанные волосы, как традиционное посвящение при жертвоприношении, широко 
известны в греческой традиции. Жертвователь приходит к божеству или к герою, 
которому приносится жертва (а в данном случае жертва и герой — единое целое), 
как проситель; он приносит ему начатки собственного руна — то есть собственного 
фарна, собственного блага, собственного счастья — и вплетает, таким образом, 
собственную прядь в нить героической судьбы, вверяя себя попечению героя (или 
бога).
    В этой связи несколько в ином свете видится и логика поведения Атридов, 
настойчиво пытающихся вообще отказать Аяксу в праве на погребение. Будучи 
обойден Ахилловым доспехом в споре об оружии, Аякс, несомненно, утрачивает 
значительную часть воинского, маргинального фарна. Но, принеся себя в жертву и 
освятив этой жертвой чужую троянскую землю, он выигрывает совсем в другом. Он 
обретает статус героя-покровителя здешних земель, основателя рода будущих 
здешних хозяев; и хозяевами этими будут не Атриды, которым взамен достанутся 
науськанные на них Аяксом перед смертью Эринии. Аякс и в смерти остается собой: 
статусным мужем, который прежде всего заботится о собственном Роде, и выигрыш 
Ахиллова доспеха меркнет по сравнению с этим
    
264	В. Михайлин. Тропа звериных слов
выигрышем1. Кстати, стоит заметить, что эту возможность в конечном счете 
обеспечивает ему именно Афина: тем, что не дает ему выиграть чисто воинский 
приз, доспех Ахилла. Так, может быть, не стоит считать ее настолько 
неблагосклонной к Аяксу? Может быть, ее финальный жест, указывающий неуязвимому 
герою способ принести себя в жертву и «лечь в основу», имеет смысл 
рассматривать не в качестве coup de grace, а в качестве той высшей точки, к 
которой и двигался весь сюжет могучего Теламонида? В конце концов, разве не 
благодаря Гере, предстающей его вечной гонительницей и ненавистницей, обрел 
бессмертие и вошел в олимпийский пантеон Геракл, имя которого, собственно, и 
означает: «слава Геры»?
7. АЯКС И АХИЛЛ: ЗАКЛЮЧЕНИЕ
     На очаровательной чернофигурной ольпе из Ашмолеанского музея в Оксфорде 
изображены два воина, играющие в какую-то