оегь» судьбы в скандинавской скальдической по пин и ее
способность воп,ющап>ся в жесте, помунке, деыли
    
40	В  Михаилин   Тропа 1верины\ с we
но взятой структуры или единицы1 представляет смысл общего целого часть равна 
целому, целое может быть представлено через часть Группируя семантически 
конгруэнтные части и выстраивая из них более сложную структуру, текст 
«настаивает» на основном смысле высказывания, и «тотальность» здесь важнее 
«вариативности»
    Во-вторых, синкретичен сам способ воспроизводства исходно-(о нарратива 
Текст не существует в отрыве от условий исполнения Акт коллективного 
припоминания и акт коллективной наррации еди-номоментны Поводом к осуществлению 
того и другого является необходимость модификации иаи радикальной смены 
действующей модели поведения забвение одних поведенческих модусов и 
моментальная («значимый момент») подстановка на их место дру-1их, «умирание» 
нарративизирующего сообщества и каждого отдельного участника в одном качестве и 
моментальное «рождение» в ином
     В-третьих, нарратив самодостаточен и замкнут на себе, не нуждается в 
умножении, в развитии отдельных элементов и в «открытости» по отношению к 
другим нарративным, ритуальным или бытовым практикам
    С распадом этого, ритуального по своей основе синкретизма (вероятнее всего, 
вследствие развития в примитивных сообществах стратовой специализации и 
сегрегации, то есть обособления тех или иных социальных, маркированных с 
пространственно-магистиче-скои точки зрения практик в отдельные «способы 
существования», — будущие варны, касты, профессии, классы и т д ) развивается 
ряд тенденций, способствующих снижению собственно «ритуальных» характеристик 
нарратива и параллельному нарастанию его «литературных» характеристик
    В первую очередь происходит сам по себе отрыв нарратива от базисного 
ритуала Чем больше обосабливаются те или иные социальные практики, постепенно 
превращаясь в специализированный способ существования (воинский, 
«хозяйственный», жреческий и т д ), тем менее значима память о самой 
возможности перехода из одного разряда в другой и тем более значима память о 
сути обретенного способа существования Мнемонические функции нарратива 
обогащаются еще одной функцией «вспоминания» о ритуальном контексте, каковой в 
дальнейшем все заметнее и заметнее утрачивает исходную «базисность», все более 
и более формализуется, приобретая в итоге роль сугубо орнаментальную
    
При
ЦСЖЖ)

сутубо ] и поте гическои возможности их

выделения из общего

Скифы

41

    В этой связи неминуемо усиливается самостоятельность различных уровней 
собственной организации текста. Исходное синкретическое единство разрушается, 
часть больше не представляет целого, а потому для сохранения этого целого 
необходимо налаживать динамическое равновесие и взаимодействие между составными 
элементами текста. При этом каждый из элементов, обретя перспективу 
самостоятельности, тяготеет к развитию собственных черт, структурно значимых на 
соответствующем уровне организации. Разные способы налаживания такого 
структурного равновесия и взаимодействия, очевидно, и канонизируются 
впоследствии как литературные жанры.
    Наиболее значимым составным элементом нарративного текста является персонаж,
 протагонист, объект эмпатии со стороны зрителя/слушателя/читателя. Именно эта 
эмпатия и стоящие за ней индивидуально-личностные механизмы усвоения культурной 
информации задают генеральную линию развития протагониста как самостоятельного 
элемента организации нарративного текста. Чем далее, тем более протагонист 
утрачивает свою исходную ритуальную и, в этом контексте, сугубо функциональную 
природу и тем более он индивидуализируется, причем сама эта индивидуализация 
именно и выступает в не-ритуальном контексте в качестве способа облегчить 
зрителю/слушателю/читателю момент миметического перехода. Агамемнон, Ахилл, 
Гектор, Одиссей, Менелай, Парис, Аякс и т.д. больше не выступают в контексте 
неразрывного ритуального единства, «обозначающего» тот или иной воинский статус,
 тот или иной конкретный способ перехода из одного воинского модуса 
существования в другой, ту или иную «судьбу» в тех или иных локально значимых 
ее вариантах. Отныне, будучи собраны вместе в пределах единого текста, они 
задают индивидуальные инварианты общей воинской нормы. И юноша, обдумывающий 
житье и решающий, делать бы жизнь с кого, видит перед собой варианты, 
соотносимые как с его собственными индивидуально-личностными особенностями, так 
и с особенностями той конкретной ситуации, в которой он в данный момент 
оказался — или окажется в будущем.
    Циклизация предшествует генеалогизации на том этапе развития линии от 
исходного нарратива к нарративу литературному, на котором утрата адекватного 
ритуального контекста компенсируется экстенсивной тенденцией к «собиранию» 
текстов. Само по себе такое «собирательство», работа по группировке и 
сцепленному запоминанию схожих по тем или иным структурным компонентам текстов 
уже есть симптом если не пол