же готового обнажить меч и обрушиться на 
Агамемнона и иже с ним, Афина усмиряет в самом начале, переведя конфликт в 
плоскость неравновесного выбора между v6oxoc, и xXioc,, между возвращением 
домой и бессмертной воинской славой, то Аякса она, напротив, подталкивает в 
спину, ввергая его в пропасть безумия. Если в кульминационном эпизоде «Илиады», 
поединке Ахилла с Гектором, Афина фактически пре-
1	llias Parva, ibid.
        2	Список из более чем 130 изобразительных текстов приведен в: [Woodford
1982: 181-184].
3	См.: (Woodford 1982 footnote 44' 178]

Греки

223

дает Гектора и отдает его, безоружного, на заклание неуязвимому в божественных 
доспехах Ахиллу, то неуязвимый Аякс, наоборот, никак не может покончить с собой 
— и только Афина дает ему шанс закласть самого себя.
     В предыдущей главе я уже предпринял попытку рассмотреть структуру сюжета 
об Ахилле с точки зрения тех культурных кодов, которые, на мой взгляд, являются 
основополагающими для архаической греческой традиции. Цикл сюжетов об Аяксе, 
слишком тесно переплетенный с гомеровской и послегомеровской «ахилле-адой», 
волей-неволей являет собой повод для того, чтобы сделать закономерный следующий 
шаг в этом направлении1. Ибо, если заглянуть под поверхность, эти двое «лучших 
из лучших» соединены куда более прочной связью, чем простой ряд сюжетных 
схождений — пусть даже и настолько представительный. Поздние мифографы, 
объединившие Аякса и Ахилла генеалогически, просто-напросто прибегли к наиболее 
привычному для себя приему, позволявшему выстроить понятную рациональную 
структуру на месте утраченной, мифологической. Однако для того, чтобы добраться 
до этой утраченной структуры, обратимся сперва к анализу самого авторитетного 
источника по «вне-гомеровскому» циклу сюжетов об Аяксе — к трагедии Софокла, 
привлекая иные источники, как текстуальные, так и изобразительные, по мере 
необходимости. Тем более что именно у Софокла, наряду с Аяксом и Ахиллом, как 
нельзя удачнее сходятся и остальные постоянные участники этой группы сюжетов: 
Одиссей и Афина.
2. СЮЖЕТ И ВОПРОСЫ К СЮЖЕТУ
    Сюжетной основой для трагедии послужил миф о последствиях неправедного — с 
точки зрения как самого Аякса, так и более поздней традиции — суда Атридов, 
отдавших Ахиллов доспех не ему, «второму лучшему» воину в греческом стане, а 
хитрецу и обманщику Одиссею, которому к тому же Аякс еще и спас когда-то жизнь2.
 Разгневавшись на совершенную по отношению к нему
         1	А далее имеет смысл браться за Одиссея и Агамемнона. Впрочем, сюжеты
и коды, связанные с последним, уже стали предметом достаточно подробного
рассмотрения в статье об Ахилле; в будущей работе об Одиссее без Агамемно
на тоже никак не обойтись. Так что, может статься, этот мифологический,
эпический и трагедийный персонаж, отработав роль девтерагониста в несколь
ких «чужих» текстах, возникнет на равных с Ахиллом, Одиссеем и Аяксом в
книге, в которую, вероятнее всего, и выльется этот цикл статей и которую я
постараюсь объединить фигурой Афины.
2	Ил., XI, 401 и далее.

224

В. михаилин   Тропа звериных слов

несправедливость, Аякс решает ночью в одиночку истребить всех греческих 
военачальников, и в первую очередь своих главных обидчиков: Агамемнона, Менелая 
и Одиссея. Однако Афина, благосклонная к ахейскому войску вообще и ко всем 
перечисленным врагам Аякса в частности, насылает на него uavia той 0eoi), 
«безумие, от богов идущее», и Аякс принимает за ахейцев общевойсковое стадо 
крупного и мелкого рогатого скота. Перебив его вместе с пастухами, он угоняет в 
свой шатер часть связанных путами баранов и быков, которые кажутся ему знатными 
ахейцами (в числе которых и Одиссей, и Атриды), большую часть убивает сразу — 
но уже на «своей» территории, — а одного барана («Одиссея») истязает при помощи 
бича до самого утра. Утром безумие покидает его, он понимает, что опозорен 
перед всеми греками и что единственный выход для него — самоубийство. Поручив 
Тевкру, сводному брату, заботу об Еврисаке, своем единственном малолетнем сыне 
от пленной фригийской царевны Текмессы, он уходит на берег моря (в одном из 
вариантов мифа уточняется — в сумерках на рассвете1), где и бросается на 
подаренный когда-то Гектором меч. Согласно одной из версий мифа (которой Софокл 
не придерживается, но которая представлена и в трагедийной2, и в 
изобразительной традиции3), Аякс неуязвим для оружия, и у него долго не 
получается пронзить себя мечом, поскольку последний гнется, как лук. В конце 
концов на помощь герою приходит Афина и указывает ему единственное уязвимое 
место — подмышку, после чего самоубийство свершается. После того как тело 
обнаруживают, над ним разгорается новый конфликт. Агамемнон и Менелай 
настаивают на том, чтобы оставить тело «предателя» Аякса без погребения. Против,
 естественно, выступают Тевкр и саламинцы. Призванный Атрида-ми (очевидно, не 
без умысла) в качестве третейского судьи Одиссей проявляет неожиданную для 
предводителей войска широту души и также настаивает на погребении тела, даже 
предлагает свою помощь. От помощи Тевкр отказывается, поскольку она, с его 
точки зрения, была бы оскорбительна для покойного, но Одиссея благод