рит. Аякса 
хоронят в земле, а не сжигают, как прочих гомеровских героев, — обстоятельство, 
которое до сей поры не дает покоя историкам, филологам и антропологам. По 
одному из вариантов мифа, Ахиллов доспех возвращается к Аяксу как к законному 
владельцу уже после его смерти: кораблекрушение Одиссея на обратном пути лишает 
последнего всех взятых под Троей трофеев, и море
1	Scholia in Pindarum, Isth. Ill, 53.
        2	В не дошедшей до нас трилогии Эсхила об Аяксе (Scholia in Sophochs
Ajacem, v. 833).
     ' Этрусское бронзовое черкало. Бостон, античная бронза, № 37 См. |von Mach 
1900I.
    
Греки

225

выбрасывает доспех прямо к подножию кургана, возведенного над могилой Аякса на 
троянском берегу'. Тевкр пытается вернуться домой на Саламин, но отец, Теламон, 
обвиняет его в смерти брата и даже не дает сойти на родную землю2, тогда Тевкр 
отправляется на Кипр и основывает там город с тем же названием — Саламин' Сын 
Еврисака и внук Аякса Филей якобы становится афинским гражданином, что 
впоследствии дало афинянам основание претендовать на Саламин, а также сделать 
Аякса героем-эпонимом, то есть назвать его именем одну из аттических фил4.
    Софоклова версия сюжета логична и последовательна. Она отталкивается от 
ключевой точки (гнева и безумия Аякса), проходит кульминацию (самоубийство 
главного героя) и заканчивается восстановлением некоего — пускай довольно 
шаткого — порядка. Однако и в ней есть ряд моментов, требующих прояснения.
    Во-первых, непонятны мотивы, движущие Одиссеем. Софокл изо всех сил 
старается выстроить логику поведения этого персонажа так, чтобы его финальная 
«перемена сторон» и открытое выступление против Атридов на стороне их кровного 
отныне врага Тевкра не выглядела неожиданной. Одиссей еще в прологе 
отказывается от предложенного мстительной Афиной удовольствия созерцать 
унижение своего врага Аякса, который в это самое время мнит, что истязает бичом 
его же, Одиссея. Замыкающая пролог (если не считать одобрительной финальной 
реплики Афины) Одиссеева сентенция относительно бренности человеческого бытия 
(121 — 126) убивает сразу двух зайцев: выказывает в нем подобающее смирение 
перед лицом неодолимой божественной власти — и утверждает право сохранять перед 
лицом этой власти собственное мнение, чем готовит почву для отказа поддержать 
Атридов в конце трагедии. Если уж Одиссей умудряется решать «по-человечески», 
противореча Афине в ее же присутствии и сохраняя при этом добрые с ней 
отношения, то «земная» власть царей ему тем более не указ С точки зрения логики 
развития драматического действия ход безупречен, однако логики мифа — со столь 
резкой и неожиданной сменой дружбы на ярую вражду, а той, в свою очередь, на 
откровенный поиск примирения5 — он не объясняет
    Во-вторых: почему гнев Аякса на неправедный суд Атридов и на удостоенного 
незаслуженной чести Одиссея настолько силен, что это влечет за собой попытку 
тотального избиения едва ли не всего греческого войска? Причем попытка эта — 
откровенно «раз-
1 Pausamas, I 35 3
г Pausamas, I 28 12
] Pindar Nemean Odes IV 49
4 Herodotus, VI 35, Pausamas, I 35 2, Plutarch Solon XI
" Cp   Од , XI   543 и далее
8 Заказ № 1635

226

В Михаилин   Тропа звериных слов

боиничья», не совместимая с высоким мужским статусом, поскольку в свою кровавую 
экспедицию Аякс отправляется ночью, когда порядочные статусные воины не воюют.
     В-третьих' почему избиение крупного и мелкого рогатого скота 
воспринимается им как катастрофа, как унижение настолько глубокое, что 
единственным выходом из сложившейся ситуации остается только самоубийство? Он 
ничуть не раскаивается в самом намерении убить Атридов и Одиссея и прямо 
говорит об этом даже после того, как приходит в себя (383—391). Безумие, 
насланное Афиной, ничуть его не смущает, и замысленная в «маниакальном» 
состоянии массовая ночная резня соратников в военное время и в непосредственной 
близости от неприятеля не противоречит ни его «трезвым» чувствам, ни самой его 
природе. Однако при этом он настолько деликатен, что не в состоянии пережить 
другого фокуса, который выкинула с ним та же Афина: отведя ему глаза и 
«натравив» на стадо.
    И, в-четвертых, неясной остается причина, по которой был выбран способ 
захоронения Аякса: без костра, предав тело земле и насыпав над ним курган Он 
настолько очевидно противопоставлен принятым у гомеровских персонажей 
погребальным практикам, что это должно иметь четко выраженный смысл.
3. ГНЕВ АЯКСА: ОДИССЕЙ
    Софокл открывает свою трагедию весьма любопытной сценой: рано утром к шатру 
Аякса по его ночным следам приходит Одиссей. За Одиссеем, в свою очередь, 
следит Афина, которая, оставаясь невидимой, обращается к нему с вопросом, кого 
и зачем он выслеживает: собственно, этим ее монологом и открывает