го по себе раса-ния, которое растет и вверх и вниз, одновременно в двух 
мирах (замеi им особо, что именно в двух, а не в трех) Для ритуала перехода 
данное обстоятельсi во есть условие необходимое и достаточное.
    
38

В Михайлин   Тропа звериных слов

    Жертва же воинская, приносимая в Диком поле по законам Дикого поля, чаще 
всего не имеет никакого отношения к прокре-ативной символике (к растительной же 
— весьма специфическое)1, хотя не менее четко ориентирована на центральную ось 
соответствующего ритуала Вот только ось будет в данном случае, вероятнее всего, 
не растительной, а металлической Впрочем, об этом позже после того как будут 
проанализированы конкретные образы, составляющие сюжет пекторали Именно сюжет, 
с нашей, современной точки зрения, ибо, на мой взгляд, эта пектораль есть не 
что иное, как своеобразный «послужной список» и одновременно «наградной лист» 
похороненного в Толстой Могиле царя А к анализу составляющих данный 
«биографически выстроенный» текст образов можно будет, в свою очередь, 
приступить только после того, как мы обратимся к центральному для этого текста 
понятию, понятию судьбы в его соотнесенности с архаичными репрезентативными 
техниками
2. ПОНЯТИЕ «СУДЬБЫ»
И ЕГО ТЕКСТУАЛЬНЫЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ
В КОНТЕКСТЕ АРХАИЧНЫХ
И «ЭПИЧЕСКИХ» КУЛЬТУР2
2.1. Нарратив, протагонист, «судьба»
    Восприятие человеческой жизни как единого значимого целого есгь в истории 
мировой культуры явление относительно недавнее В Греции VI—V веков до н э 
человеческая жизнь уже воспринимается как единый сюжет, при сохранности, однако,
 представления о членении этого сюжета на определенные, четко отграниченные 
друг от друга и обладающие нормативным внутренним единством отрезки (Солон, 
«Седьмицы человеческой жизни») В более архаичных с точки зрения социальной 
организации сообществах един-
     ' «Для мандалы IX по наблюдению Т Оберлиса, характерно изображение Сомы в 
образе агрессивного царя, собирающегося в военный поход за добычей, причем JTO 
изображение умещается в рамклх последовательных этапов приготовления амриты 
стекание выжатого сока из-под пресса — выезд царя в военный поход, очищение 
сока через цедилку — преодоление препятствий на iiyin к победе, стекание сока в 
сосуды — нападение на укрепления противника, смешение с молоком — захват и 
раздел добычи» [FjnuapeiiKona 19996 338]
        2 Разделы 2 1 и 2 2 настоящей главы были опубликованы в качестве 
отдельной статьи [Михайлин 2002а] Для данного издания TCKCI бы i нерерабоип и 
дополнен
    
Скифы

39

ство различных индивидов, принадлежащих к одному и тому же возрастному и 
социальному разряду, зачастую гораздо более значимо, нежели последовательная 
связь сменяющих друг друга «эпизодов» в рамках одной индивидуальной биографии.
    В области истории текста как части общей истории человеческой культуры это 
выводит нас на достаточно конкретные количественные и качественные 
характеристики вероятной (сколь угодно гипотетической и условной) исходной 
формы нарратива. Оговорю сразу ряд существенно важных для меня в данном случае 
понятий. Литература (и всякий ориентированный на репрезентативную функцию текст,
 в том числе и изобразительный) в определенном смысле есть форма коллективной 
памяти, ответственная за непрямое постулирование общезначимых в пределах данной 
конкретной традиции истин. Базисной структурой литературного текста является 
нарратив: рассказанный сюжетный эпизод, наделенный качеством миметического 
перехода, то есть вовлекающий слушателя и/или зрителя (позже — читателя) в 
индивидуально-личностный акт «вчувствования» в судьбу персонажа с одновременным 
усвоением некой суммы социально значимого опыта. В пределах одного, отдельно 
взятого нарратива, еще не вписанного в позднейшую логику «генеалогизации»1, под 
«судьбой» понимается «моментальное»2 изменение статуса персонажа, переводящее 
его из одного пространственно-магнетического контекста в другой.
    Мы имеем все основания предполагать, что первичные текстуальные практики, 
породившие в дальнейшем повествовательную традицию (а следовательно, и традицию 
литературную), существовали в контексте сугубо ритуальном и являли собой не что 
иное, как вербальный план ритуального действа. Отсюда вытекает ряд общих 
характеристик гипотетического исходного нарративного текста.
    Во-первых, речь идет о наборе характеристик, определяемых синкретической 
природой исходного повествования. Все уровни организации текста, а также все 
составляющие текст единицы и структуры в равной степени значимы для его 
адекватного восприятия, причем смысл каждого отдельного уровня и каждой отдель-
     ' Которая встраивает персонаж в систему причинно-следственных связей как в 
рамках «индивидуальной истории», так и в более широких рамках истории родовой 
или истории страны, народа, конфессии и т д.
     - «Значимый момент» с точки зрения «календарного» времени может бьп ь 
растянут на сколь угодно долгий срок Однако, при синкретическом характере 
исходною нарратива, временной аспект происходящих с персонажем изменений по 
смыслу равен сам