9—391): они сами не оставили 
ему другого способа вернуть подобающую ему «цену чести». И если «корысть», 
материальное воплощение воинской чести, можно и должно снимать с убитого
    
242

В. Михсш.шн. Тропа звериных слов

врага, то почему бы не снять ее с убитого друга1, который обесчестил и предал 
тебя?
    И так же самозабвенно, как когда-то «отцовское» право, Аякс теперь 
принимает право «кривое», «ночное». Ахейцы долго вынуждали его взять Афину в 
союзницы: что ж, пусть теперь пеняют на себя2. Они не оставили ему возможности 
вернуться домой достой-
         1	Напомню, кстати, об исконной амбивалентности греческого созвучия
ётсйрос, / ЁтЕрос,, абсолютно аналогичного русскому друг/другой. Как мне пред
ставляется, перед нами тот редкий случай, когда через русское корневое схож
дение можно успешно откомментировать парадоксальное смысловое сближе
ние греческих слов. За русским корнем друг мне видится иранское druh (другой,
левый, внешний, неправильный и т.д.). В древнеиранских смысловых системах
аша/арта (как правое, правильное, центральное) формировало устойчивую
смысловую дихотомию с druh/drauga: в том числе и с точки зрения «способа
существования». С этой точки зрения маргинальные воинские группы, нахо
дившиеся в сложных и амбивалентных отношениях с культурным центром,
однозначно проходили по разряду druh (так же, как, скажем, ирландская
dibergha). Я напомню еще одно «однокоренное» русское слово: дружина. Друж
ба с точки зрения архаических социальных моделей не есть «правильный»,
«статусный» способ связи людей между собой' и греческий институт гетерий —
первое тому подтверждение. На всем протяжении существования древнегре
ческого полиса как «правильного», «договорного» социального института ге
терии, то есть «дружеские» объединения мужчин, связанных, как правило,
общим маргинально-военным прошлым (эфебия и т.д.), рассматривались в
качестве угрозы «правильному» порядку, как источник заговоров, смут и про
сто «хюбристического», неподобающего поведения (см.: [Fischer 1992]). В этом
контексте в схождении семантических полей другой и друг нет ничего неожи
данного: друг — это человек, с которым мужчину связывают не родственные и
не политические (гражданские, соседские) отношения. Здесь действуют совер
шенно иные категории («не один пуд соли», «плечом к плечу», «он за меня в
огонь и в воду»), имеющие выраженное маргинальное, то есть другое по отно
шению к статусному культурному пространству происхождение — и потенци
ально для него опасное. Институты восточнославянских дружин, южнославян
ских задруг, франкских druht, англосаксонских dryhl, древненорвежских droll
и т.д. прекрасно вписываются в эту же логику. Насколько мне известно, эти
мология этих иранско-славянско-германских схождений до сих пор не ста
новилась предметом специального анализа, при достаточно широкой исследо
ванное™ проблемы на чисто германском материале (см : [Ennght 1996: 71;
Вольфрам 2003: 141]).
         2	Данная сюжетная схема дала основу для стандарт ного сюжета голливуд
ского боевика: протагониста, который «не хочет проблем», долю «проверяют
на прочность», пока, наконец, противники не переходят всех мыслимых пре
делов допустимого и не наступает его очередь проливать кровь. Сюжет стро
ится по принципу симметрии: во второй части фильма протагонист должен вы
работать весь тот «ресурс несправедливости», который копился на протяжении
первой части. При этом каждое его действие, каким бы кровавым оно ни было,
получает моральное оправдание, поскольку он всего лишь «восстанавливает
равновесие»
    
Греки

243

но: статусным воином, который снискал в бою слану, подобающую ему по рождению, 
как сыну Теламона. Напомню, что во время первой, Геракловой осады Трои Теламон 
первым прорвался за городскую стену, однако вовремя опомнился и уступил эту 
честь Гераклу, который в противном случае, вероятнее всего, просто убил бы его 
в гневе1. Теламон, как и его сын, не «острие копья», он — щит, о чем 
свидетельствует хотя бы его имя: TeXxiuoov по-гречески — «ремень щита», 
«перевязь», под которую продевают левую руку с тыльной его стороны2.
    Однако у щита — две стороны. Одна из них обращена к дому и отцовским 
могилам: как раз на этой стороне и находится перевязь. Другая сторона обращена 
к противнику, и греки традиционно помещали на ней весьма специфические (и 
специфически осмысляемые — см.: [Vidal-Naquet 1990: passim]) изображения. Щит 
есть четко выраженный маркер границы между «своим» и «чужим»3, и к «чужому» он 
обращен откровенно пугающей, агрессивной своей стороной. Тот же Эксекий с 
поразительным постоянством помещает на щите своего излюбленного персонажа Аякса 
изображения, которые трудно квалифицировать иначе как откровенные метаморфозы 
бешеной боевой ярости: леонтины и горгонейоны, то есть анфасные изображения 
оскаленных львиных и «пугающих» горго-ньих голов4. Щит, основной маркер 
статусного воина, — в противоположность лишенному щита эфебу5 — подчеркивает 
главную
1	Apollodorus, II, 6, 4.
         2	Или — перевязь меча: напомню семантику подарков, которыми обменя
лись в «Илиаде» не закончившие поединка «за равенством сторон» два статус
ных мужа, Аякс и Гектор (VII, 275—305). Гектор подарил Аяксу меч: это клас
сический подарок врагу, который, оставаясь подарком, являет собой при этом
откровенное пожелание смерти. Аякс в ответ дарит «красиво изукрашенную
пер