Аякс спасает Одиссею жизнь. И 
после этого Одиссей берется оспаривать у него законную почесть, да еще и 
выигрывает в этом споре: только для того, чтобы после смерти Аякса отдать 
Ахиллов доспех (по одному из вариантов мифа) приехавшему под Трою сыну 
законного владельца, Пирру/Неоптолему. Логика, по меньшей мере, странная, если 
не предполагать за ней воли божества, более прочих благосклонного к Одиссею и 
соответственно контролирующего его поведение, — то есть все той же Афины.
    У Софокла Афина выступает именно в роли организатора весьма забавного, с ее 
точки зрения, представления под названием «безумие Аякса»; и единственным 
зрителем, которого она явно ждет и которого призывает насладиться увиденным, 
является Одиссей. И самое главное, что она хочет продемонстрировать Одиссею, — 
бессмысленность попыток сопротивляться божественной воле.
1	Ihas Parva, cit Scholia In Anstophanem Equites 1056
        2	Греческого, кельтского, славянского и тд в пределах культур индоев
ропейского круга
    
Греки

237

Аякс пытался остаться разумным и «предусмотрительным» (лро-vovoTEpoc,, 119) 
статусным мужем в «зоне военных действий», где должно «ловить судьбу», а 
сохранять статусную «верность принципам» как раз не должно и даже опасно: на 
территории, «порученной попечению» таких неверных и переметчивых богов, как 
Арес, Аполлон и Афина. Сама Аяксова «правильность» уже хюбристич-на по 
отношению к маргинальной военной зоне, поскольку магнетически с ней 
несовместима и, следовательно, нарушает права «здешних» богов. И Афина карает 
наглеца, посмевшего поставить под сомнение действенность ее полномочий в ее же 
собственной вотчине, самым наглядным образом: она превращает разумного и 
предусмотрительного Аякса в дикого зверя, одержимого манией мщения, который не 
только бросается на своих, но делает это ночью — и тем самым являет собой 
полную противоположность не только человеку статусному, но и человеку вообще.
     Охотничья терминология, столь обильная в прологе пьесы, говорит сама за 
себя: Аякс более не человек, но зверь, объект охоты. Одиссей же представлен 
«лаконской гончей», идущей по его следу. Когда он находит Аякса, то перед ним — 
могучий зверь, который алчет крови и не замечает, что на нем уже стянулись путы 
судьбы1. Афина демонстративно издевается над саламинцем, называя себя его 
«союзницей» (ойццаход, 90), причем сам Аякс вскоре подхватывает и повторяет это 
снисходительно-покровительственное, по афинским меркам Софокловых времен, 
определение (117). Бернард Нокс, как представляется, первым обратил внимание на 
возможный контекстный смысл этого термина для
       1 Прекрасную интерпретацию этого образа, одного из ключевых в греческой 
эпике, см. в: [Онианз 1999]. Полностью соглашаясь с предложенными Ричардом 
Онианзом трактовками слова лорар как «узел», «петля», захлестывающая персонажа 
или группу персонажей, я вынужден предложить расширение данной семантики, дабы 
объяснить генезис ключевого образа. В ряде индоевропейских (и близких к ним) 
традиций активно эксплуатируется семантика охоты, в которой выигравшая сторона 
(в споре, поединке, битве и т.д.) сравнивается с охотником, а проигравшая — с 
дичью. А поскольку загонные охоты с сетями были едва ли не самым 
распространенным и прагматичным способом добычи дикого зверя, то и образ зверя, 
запутавшегося в сети, не мог не дать целого букета метафорических смысловых 
переносов. В таком случае 6X?pou netpot' (Ил., XII, 79) будет означать 
«гибельная сеть наброшена». Ср. обилие метафор, связанных с тематическими 
полями сети/гибели/судьбы в «Агамемноне» Эсхила, где в конечном счете 
Клитемнестра убивает мужа весьма характерным способом: опутав его рыбацкой 
сетью и трижды ударив топором. Ср. также возможную «сюжетную» семантику 
стандартной гладиаторской пары ретиарий—мирмиллон в римском цирке, в которой 
вооруженный сетью и трезубцем ретиарий пытался набросить сеть на противника, 
чтобы затем поразить ею, обездвиженного, или оставить в живых — по желанию 
публики.
    
238

В   Михаи шн   Тропа звериных слов

Афин третьей четверти V пека до н  э  В уже цитированной выше работе он пишет
     Он говорит и действует как бог, по отношению к Афине он ведет себя не 
просто на равных, но даже свысока Афина издевательски указывает на подобную 
форму их взаимоотношений, упот-ребтяя по отношению к себе слово «союзник» 
(сгъцахос,), которое в официальном афинском словоупотреблении (оно служило для 
официального обозначения подчиненных империи городов и островов) предполагает 
более низкое положение, и, судя по всему, Аякс именно так ее и воспринимает Он 
отдает ей приказы, icpieucu (112)— достаточно резкое слово, которое он 
повторяет несколькими строками ниже, он наотрез и в грубой форме отказывает ей 
в просьбе пощадить Одиссея, а когда она соглашается с его правом делать так, 
как он считает нужным, он снисходительно велит ей и впредь оставаться такой же 
союзницей — читай, подчиненной ему
[Knox 1961  8-9]
    Для Нокса данное обстоятельство — лишнее свидетельство невероятной Аяксовой 
гордыни, и потому он нарочито сгущает краски Однако само по себе его наблюдение 
— настоящая находка Опутанный невидимой сетью безумия, Аякс по привычке 
принимает все, что видит, за чистую монету — как то и положено статусному мужу, 
живущему в мире правил и договорных отношений Зыбкий мир кажимостей, мир 
безумия, нима