пришлось сделать, чтобы добиться искомого результата? Мне не нравится 
упоминание о «печальном времени».
— Конечно, — вмешался третий, — нет никакого смысла сидеть здесь и строить 
догадки. Мы можем отправить Арчи на сто лет вперед или на пятьдесят. И тогда 
станет ясно, что же произошло, точнее, что произойдет, — поправился он.
— Я так не думаю, сэр, — сказал Арчи. — Они очень подробно объяснили мне, что у 
них не сохранилось сведений о гостях из прошлого — я был первым. Они полагают, 
что, если мы будем производить дальнейшие исследования, будущее изменится.
Наступило тревожное молчание. Арчи отослали, приказав все держать в памяти до 
следующей встречи. Я бы не удивился, если бы они предложили уйти и мне, 
поскольку я был единственным из всех присутствующих, кто не имел степени по 
темпоральным технологиям. Но они ко мне привыкли, а я, естественно, не 
предложил им себя удалить.
— Проблема состоит в том, — наконец заговорил один из темпоралистов, — что это 
действительно счастливый конец. Любые наши попытки что-то изменить только все 
испортят. Они ждали появления Арчи; они рассчитывают на то, что он сделает нам 
доклад, они рассказали ему только то, что нам следует знать, значит, пока нам 
ничто не угрожает. Все пойдет своим чередом.
— Вполне возможно, — с надеждой заметил другой, — что сведения, которые они 
послали нам с Арчи, помогут приблизиться к счастливому концу.
— Возможно, но если мы предпримем еще что-нибудь, то ситуация ухудшится. Я 
предпочитаю не думать о «печальном времени», о котором они сказали, но если мы 
сейчас попытаемся действовать, то печальное время нас не минует — более того, 
оно может оказаться еще печальней, а хороший конец и вовсе не наступит. Я 
полагаю, теперь нам ничего не остается, как прекратить темпоральные 
эксперименты и постараться о них вообще не вспоминать. Заявить о полнейшей 
неудаче.
— Невыносимо.
— Все остальное может привести к непоправимой катастрофе.
— Подождите, — сказал один из них. — Они знали, что Арчи прибудет в их время, 
значит, сохранилась информация об успешных экспериментах. Нам нет необходимости 
объявлять о поражении.
— Я так не думаю, — вступил в разговор еще один темпоралист. — До них дошли 
слухи, смутные отголоски. Во всяком случае, именно так сказал Арчи. Можно 
предположить, что у нас произошла утечка информации, но прямого заявления об 
удачном эксперименте никто не делал.
В результате так и решили. В течение нескольких дней они думали и даже 
обсуждали проблему, но с возрастают щей тревогой. Я видел, чем все это 
закончится. Сразу скажу, что сам я, естественно, в спорах не участвовал — 
далеко не всякий раз они вообще замечали мое присутствие, но с каждым днем 
опасения в них росли. Как биологи во время бурного развития генных технологий, 
которые проголосовали за ограничение свободы своих экспериментов из-за боязни 
возникновения новых страшных болезней, так и охваченные ужасом темпоралисты 
решили, что с Будущим лучше не связываться.
Вполне достаточно того, говорили они, что через два столетия возникнет 
прекрасное общество. Следует немедленно прекратить исследования, чтобы не 
разрушить будущее. Теперь темпоралисты занимались только теорией.
Один из темпоралистов заявил о своем окончательном отказе от науки. Он сказал:
— Придет день, когда человечество станет достаточно мудрым, чтобы найти способ 
без риска наблюдать за будущим или даже вносить в него небольшие изменения, но 
этот момент еще не настал. До него далеко.
Послышались негромкие аплодисменты.
Кто я такой рядом с достойными людьми, занятыми в Проекте-4, чтобы не 
соглашаться с ними и действовать на свой страх и риск? Возможно, все дело в 
мужестве — доблести недостаточно образованных, которое я обрел, ощущая свою 
незначительность по сравнению с учеными. Из меня не успели выбить инициативу 
слишком жесткой специализацией или долгими научными рассуждениями.
В любом случае, через несколько дней, когда у меня появилось свободное время, я 
побеседовал с Арчи. Арчи ничего не знал об образовании или академических 
званиях. Для него я был человеком и господином, как любой другой член нашей 
группы, поэтому Арчи говорил со мной так же, как с остальными.
— А как люди из будущего относятся к людям из прошлого? Склонны ли они нас 
осуждать? Винят ли за ошибки и глупости? — спросил я у Арчи.
— Они не говорили мне слов, из которых я мог бы сделать такие выводы, сэр, — 
ответил Арчи. — Их забавляла примитивность моей, конструкции, как и сам факт 
моего существования. В общем, они с юмором относились ко мне и людям, которые 
меня создали. У них самих нет роботов.
— Совсем нет роботов, Арчи?
— Они сказали, что у них нет подобных мне существ, сэр. Им не нужны 
металлические карикатуры на человека.
— И ты не видел роботов?
— Нет, сэр. За все время моего пребывания там я не видел ни одного.
Я немного подумал и спросил:
— А что они думают о других сторонах нашего общества?
— Мне кажется, они во многих отношениях восхищаются прошлым. Они показывали мне 
музеи, посвященные «периоду неограниченного развития». Целые города превращены 
в музеи.
— Ты говорил, что через двести лет на Земле не осталось городов, Арчи. Городов 
в том смысле, как их понимаем мы.
— Вовсе не их города служат музеями, а остатки наших. Весь остров Манхаттан