как исправление, а именно исправление своей неправильности с целью
возвращения к правильности. Исправлением своей неправильности называется
устранение зла, а возвращением к правильности называется свершение
добра. Вот почему это именуется выверением. В „[Каноне] писаний"
говорится о „Выверении [Яо неба] вверху ч [земли] внизу", „выверении
[Шунем во дворце] просвещенных предков", „выверении [правителем] своего
порочного сердца", „Выверение" в „выверении вещей" действительно
объемлет эти значения. Если даже желают искренне полюбить ведомое
благосмыслию добро, но не обращаются к вещи, заключенной в
соответствующей мысли, и в действительности не свершают его, то, значит,
данная вещь продолжает оставаться невыверенной, а помыслы о любви к
добру - неискренними. Если даже желают искренне возненавидеть ведомое
благосмыслию зло, но не обращаются к вещи, заключенной в соответствующей
мысли, и в действительности не устраняют его, то, значит, данная вещь
продолжает оставаться невыверенной, а помыслы о ненависти к злу -
неискренними. Но как только ведомое благосмыслию добро сопрягается с
вещью, заключенной в соответствующей мысли, и воплощается в
действительности без какой-либо незавершенности, а ведомое благосмыслию
зло сопрягается с вещью, заключенной в соответствующей мысли, и
отвергается без какой-либо незавершенности, вслед за этим вещи
непременно выправляются и то, что ведомо моему благосмыслию, избавясь от
ущербностей и изъянов, ограниченностей и дурманов, достигает своего
высшего предела. Затем мое сердце радостно и быстро избавляется от
остатков прежних неудовольствий и находит самоудовлетворение. А потом
возникающее в мыслях отрешается от самообмана и становится достойным
того, чтобы считаться искренним. Поэтому говорится: „Выверенность вещей
влечет за собой полное достижение знания, полное достижение знания
влечет за собой искренность мыслей, искренность мыслей влечет за собой
исправленность сердца, исправленность сердца влечет за собой
совершенство личности". Хотя и можно было бы говорить о
последовательности и распорядке строя, присущего этому труду, на самом
деле именно единство его сущности не допускает разделения в
последовательности и распорядке. При том, что труд, присущий этому
строю, не должен быть расчленяем в последовательности и распорядке,
именно утонченность его исполнения, конечно же, делает недопустимой
малейшую недостачу. Это учение о выверении, доведении до конца,
обретении искренности и исправлении снимает завесу с правоверной
традиции Яо и Щу-ня и воплощает сердечную печать (10) Конфуция".

1. Формулировка, идущая из комментария Чжу Си к "Великому учению",
следовательно, выражение "прежние конфуцианцы" подразумевает Чжу Си и
его сподвижников. Термин да жэнь имеет несколько смыслов: 1)
высокодоб-родетельнмй, незаурядный человек; 2) высокопоставленное лицо;
3) взрослый, старший. Эта триада смыслов соответствует трем различным
интерпретациям термина "великое учение" и вообще всего трактата под этим
названием. В древнем комментарии к "Ли цзи", и "Да сюа" в том числе,
вошедшем в каноническое "Тринадцатикнижие", Чжан Сюань (127-200) выразил
мнение, что "великое учение" - это учение для высокопоставленных лиц,
наука социально-политического управления. Чжу Си трактовал эпитет да в
смысле "большой, взрослый", напротив, Ван Янмин трактовал его как
обозначение имсокодостонности, незаурядности. Трактовка да жэня Ван
Янмином, видимо, ближе всего к оригинальному смыслу "Великого учения", о
чем свидетельствует, в частности, антиномичность великого человека
ничтожному человеку (сяо жэню), который в "Великом учении"
противопоставляется благородному мужу (цзюнь-и.зы). Близость понятий
"великий человек" и "благородный муж" подтверждается и включающими
термин да жэнь контекстами из "Мэн-цзы".

2. "Великое учение" начинается фразой: "Путь великого учения состоит в
том, чтобы выявить сиятельную добродетель (мин мин дэ), породниться
народом (цинь минь) и установиться в высшем благе (чжи юй чжи шань)".
Таковы "три основополагающих устоя" этого классического трактата.
Переводя словом "сиятельная" определение мин к добродетели (дэ), мы
стремимся, с одной стороны, сохранить исходную световую семантику этого
иероглифа, с другой - показать, что он говорит о высоком аксиологическом
статусе определяемой им сущности - дэ.

3. В универсализации понятия гуманности Ван Янмин ревизовал Мэн-цзы.
Согласно последнему, благородный муж в отношении вещей таков, что любит
их, но не гуманен с ними; в отношении народа таков, что гуманен с ним,
но не родственно близок к нему. Будучи родственно близок к родителям,
будешь гуманен с народом; будучи гуманным с народом, будешь любящим по
отношению к вещам (Мэн-цзы, гл. 7а, ї 45).

У Ван Янмина гуманность в отличие от Мэн-цзы становится принципом
отношения не только к народу, т.е. к людям вообще, но и ко всем вещам (а
родственная близость - принципом отношения к людям всей Поднебесной). И
это потому, что все вещи приобретают, по его мысли, статус личиостно
значимых. Если какой-то предмет насущно значим для человеческой
личности, то наносимый ему вред становится по отношению к ней актом