врачом аборта*.
   * Schur E. Crimes Without Victims. Englewood Cliffs, 1965. См. также: 
Криминология / Под ред. Дж. Шели. СПб., 2003. С. 287-318.
  
  Канадский криминолог J. Hagan рассматривает девиации и преступления как 
«континуум (протяженность) вариаций» («continuous variable»). Он попытался 
проранжировать степень воспринимаемой населением опасности, тяжести различных 
видов «отклонений» и получил шкалу от «прогулов 16-летних школьников» (0,2 
балла) и «бродяжничества» (0,3 балла) до «изнасилования» (52,8 балла) и 
«закладывания бомбы в общественное здание, в результате взрыва которой погибло 
20 человек» (72,1 балла)*. Сколько баллов «достаточно», чтобы признать 
отклонение преступлением?.. О континуальном характере поведения людей – от 
позитивного через нейтральное к негативному, включая преступное, говорится и в 
других современных трудах по криминологии**. Нет природных, естественных границ,
 отделяющих преступное поведение от непреступного. Эти границы устанавливаются 
законодателем, а потому они искусственны, относительны, конвенциональны.
   * Надап J. Modern Criminology: Crime, Criminal Behavior and Its Control. NY: 
McGraw Hill, 1985.
   ** См., например: Ellis L, Walsh A. Criminology. A Global Perspective. Allyn 
and Bacon, 2000. P. 4, 15-17.
  
  О том, что законодатель грешит расширительным толкованием вреда, 
заслуживающего криминализации, свидетельствует тот факт, что, согласно букве 
уголовного закона большинства современных государств, включая Россию, 100% 
взрослого населения оказываются уголовными преступниками. Кто, например, в 
России ни разу не оскорбил кого-либо – ст. 130 УК РФ, или не ударил кого-либо, 
причинив физическую боль – ст. 116 УК РФ, или не уклонился от уплаты налога – 
ст. 198 УК РФ и т. п.? Но и в других странах ситуация не лучше. Так, по 
результатам нескольких опросов населения в США, от 91% до 100% респондентов 
подтвердили, что им приходилось совершать то, что уголовный закон признает 
преступлением (данные Уоллерстайна и Уайля, Мартина и Фицпатрика, Портфель-да, 
и др.).
  Постмодернизм в криминологии не без основания рассматривает преступность как 
порождение власти в целях ограничения иных, не принадлежащих власти, индивидов 
в их стремлении преодолеть социальное неравенство, вести себя иначе, чем 
предписывает власть.
  Ясно, что правовые (в том числе – уголовно-правовые) нормы и их реализация 
(что не всегда одно и то же) непосредственно зависят от политического режима*.
   * Подробнее см.: Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и 
политический режим // Политический режим и преступность. СПб., 2001. С. 39-65.
  
  Объективная сложность логического определения преступности и состоит, 
очевидно, в том, что она «конструируется» по двум разным основаниям, лежащим в 
разных плоскостях: реальный (онтологический, объективный) вред и «указание о 
том в законе», кримина-лизированность, которая всегда является результатом 
субъективной воли законодателя. На это обстоятельство обратил внимание В. Е. 
Жеребкин еще в 1976 г. Он заметил, что одни признаки понятия «преступление» 
являются материальными, субстанциальными (общественная опасность или более 
корректно – вред), тогда как другие – формальны, несубстанциальны 
(противоправность, указание в уголовном законе). Сам В. Е. Жеребкин так 
определяет эти два признака: «Материальный признак – это такой признак, который 
присущ предмету как таковому, является субстанциальным, имманентным его 
свойством. Это признак объективный, существующий независимо от субъекта 
познания (законодателя) и до него.
  Формальный признак – это признак не субстанциальный, он не принадлежит 
предмету действительности, не является его имманентным свойством. Этим 
признаком реальный предмет наделяется субъектом познания (законодателем)»*. 
Однако отечественные криминологи, кажется, прошли мимо этих рассуждений.
   * Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 37. 
  
  Исходя из представлений о преступности как частном случае девиантности, дадим 
следующее определение: преступность – это относительно распространенное 
(массовое), статистически устойчивое социальное явление, разновидность (одна из 
форм) девиантности, определяемая законодателем в уголовном законе*.
   * Гилинский Я., Афанасьев В. Социология девиантного (отклоняющегося) 
поведения. С. 75; Девиантность и социальный контроль в России (XIX – XX вв.): 
Тенденции и социологической осмысление. С. 79.
  
  Аналогичное определение преступления было предложено Дж. Хаганом – это «вид 
девиаций, который состоит в таких отклонениях от социальных норм, которые 
запрещены уголовным законом»*. Разумеется, наше определение тоже «хромает», 
носит рабочий характер и не претендует на «правильность».
   * Hagan J. Modern Criminology: Crime, Criminal Behavior and its Control. NY: 
McGraw-Hill.1985. P. 49.
  
  Преступность как социальный феномен характеризуется рядом свойств:
  – массовостью, распространенностью;
  – относительной статистической устойчивостью; изменения носят «плавный» и 
закономерный характер;
  – исторической изменчивостью – при этом речь идет не только и не столько о