Punishment and Society. Vol. 3. N 1, 2001. P. 95-133; Олепник А. Н. Тюремная 
субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. М., 2001.

  
  М. Фуко сам был «девиантом»: творцом, разрушителем привычных догм в науке, да 
и «сомнительной» сексуальной ориентации. «Мы имеем дело с аутсайдером, который 
пошел собственным путем, который перевернул привычные представления и 
условности. В этом смысле его жизнь и творчество представляют единое целое»*. 
Да, пожалуй, и смерть: М. Фуко стал одной из первых жертв СПИДа.
   * Линдарен Свен-Оке. Указ. соч. С. 372.
  
  Одной из «классических» постмодернистских работ является книга Э. Янг, 
название которой весьма условно можно перевести как «Образ преступления: 
Человек, объявленный вне закона и криминальные беседы»*. Автор рассматривает 
преступление как понятие, используемое работниками уголовной юстиции, 
криминологами, социологами, политиками, журналистами (различные дискурсы). К 
исследованию проблемы привлекается материал философский, литературоведческий, 
криминологический, феминистский и др. В соответствии с постмодернистским 
подходом Янг сосредоточивает внимание на «материальной» роли языка в 
изображении преступления посредством метафор, символов и т. п. Одна из ее задач 
– показать репрессивность понятия общности. Нарушителя («человека вне закона») 
следует исключить из общества. Для Э. Дюркгейма общность двойственна – общность 
горожан, она же общность правонарушителей. Э. Янг интересуется структурой этой 
двойственности и тем, как она влияет на создание образа преступления. Другая 
тема – феминистическая. Автор исследует проблему семьи, одинокой матери, 
которая оказывается единственным лицом, ответственным за преступления детей. 
Казалось бы медицинские проблемы больных СПИДом и ВИЧ-инфицированных Э. Янг 
рассматривает с юридико-криминологических позиций (их положение в 
пенитенциарных учреждениях, лишение их страховых полисов и др.). Одна из задач 
автора – «делать невидимое видимым». Этого она пытается достичь и с помощью 
анализа детективной литературы. Для Э. Янг как представительницы постмодернизма 
(в феминистическом варианте) и история, и культура – открытые тексты, 
позволяющие бесконечно по-разному их прочитывать. Она призывает читателя 
«прочесть криминологию не криминологически».
   * Young A. Imagining Crime. Textual Outlaws and Criminal Conversations. SAGE 
Publications, 1996.
  
  Переоценка всего и вся, «реконструкция» и «перестройка» заставляют 
постмодернизм существенно переосмысливать саму методологию исследования. Как 
упоминалось в гл. 1, постмодернизм обращается к таким общенаучным концепциям, 
как теория хаоса, теория катастроф, синергетика, квантовая механика, к таким 
понятиям, как «странный аттрактор», бифуркация. Не имея возможности сколь либо 
подробно изложить методологические основы постмодернизма, отсылаем 
заинтересованного читателя к соответствующей литературе*.
   * Milovanovic D. Postmodern Criminology. NY-L: Garland Publishing, Inc., 
1997.
  
  Одной из разновидностей постмодернизма является конститутивная криминология*. 
Ее суть заключается в том, что преступность и контроль над ней не могут быть 
отделены от тотального (всеобщего) структурного и культурного контекста, в 
котором они продуцируются. Это утверждение противостоит мнению традиционной 
криминологии о возможности самостоятельного (раздельного) анализа преступлений, 
независимо от контекста. Преступность – интегральная часть тотального продукта 
общества. Поэтому криминологический анализ преступности должен осуществляться в 
общей социальной картине, наравне с другими составляющими общества. И это 
непростая задача.
   * Henry S., Milivanovic D. Constitutive Criminology. Beyond Postmodernism. 
SAGE Publications, 1996.
  
  Преступление – социально сконструированная категория. «Право – это игорный 
дом властей, преступление – их мышеловка»*.
   * Ibid. P. 117.
  
  Конститутивная криминология переосмысливает преступление как вредные 
последствия вложения человеческой энергии во властные отношения. Преступление – 
это «власть отрицать других». Такие человеческие беды как «преступления» 
вытекают из отношений неравенства. В современных индустриальных странах Запада 
зло группируется вокруг следующих различий: экономических (класс, 
собственность), политических (власть, коррупция), морально-этических, прав 
человека, социального статуса (статус, престиж, неравенство), психологического 
состояния (безопасность, благополучное существование), 
самореализации/актуализации, биологической целостности и др.*
   *Lanier M., Henry S. Essential Criminology. Ibid. P. 283.
  
  Множество девиантологических и криминологических теорий и обширный 
эмпирический материал привели с конца 70-х гг. прошлого века к попыткам 
создания обобщающих, интегративных теорий на основе наиболее плодотворных 
элементов уже существующих*. Характерно, что практически все интегративные (да 
и многие другие) теории исходят из единого объяснения девиантности, включая 
преступность.