*** См.: Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981. С. 127.
   **** Взаимодействие науки и искусства в условиях НТР // Вопросы философии. 
1976. №12. С. 132.
  
  И в связи с этим еще один сюжет. Размышления о смысле жизни, его поиски – 
значимый фактор в детерминации человеческого поведения. (Гораздо более значимый,
 чем это обычно предполагается.) Жизнь каждого из нас – или постоянный поиск 
смысла существования, или же примирение с его отсутствием («а жить-то надо!»), 
или уверенность в обретенном смысле (будь то служение Богу, или науке, или 
революции...). Вообще же человек чаще всего «не думает» об этом смысле («все 
это философия, метафизика!»). Но, не думая о смысле жизни, отгоняя от себя саму 
мысль о нем («свихнуться можно!»), человек действует в условиях выбора так, как 
будто он учитывает в своих действиях этот самый тщательно отгоняемый Смысл*. 
Иметь или быть, созидать или разрушать, любить или ненавидеть – в значительной 
степени зависит от мировоззрения человека, его «смысла жизни». Другое дело, что 
само мировоззрение формируется под воздействием множества средовых факторов.
   * См.: Гилинский Я. И. Социальное насилие и... смысл жизни. В: Исследование 
сознания и ценностного мира советских людей в период перестройки общества: 
Информационные материалы. 1990. Вып. 6. М., С. 30-36; Он же. Тема смерти – тема 
жизни: философия социологии // Фигуры Танатоса. Философский альманах. СПб., 
1995. Вып. 5. С. 112-114.
  
  Осознание смертности – важнейший импульс человеческой активности, творчества. 
Страх смерти – источник философии, науки, искусства, религии. «Давайте 
попробуем проследить, на что же в конечном счете направлены все наши помыслы и 
дела, начиная от заготовки дров на зиму до Рафаэлевой Мадонны. Ведь только на 
преодоление смерти. Сначала мы хотим отодвинуть ее сколько можно дальше в 
пределах нашего телесного бытия (дрова, пища, одежда и т. д.)... Однако, 
постигая предел телесной жизни, ее кратковременность, мы стремимся продлить ее 
в более устойчивых формах дела, дома и т. д. вплоть до самых высоких сфер 
литературы и искусства»*. Т. Манн так объяснял творчество Л. Толстого: «Что же 
было всему основой? Плотский страх смерти». О страхе смерти как источнике 
искусств пишет Д. Лихачев. С точки зрения Е. Беккера, «из всего, что движет 
человеком, главным является ужас смерти... Смерть стала настоящей "музой 
философии", начиная с Греции и кончая Хайдегером и современным 
экзистенциализмом», да и героизм, прежде всего, – рефлекс ужаса смерти**.
   * Трубников Н. Н. О смысле жизни и смерти М., 1996. С. 84.
   ** См.: Kumaee-Смык Л. А. Психология стресса. М., 1983. С. 254-255.
  
   И не является ли текст, лежащий перед Вами, читатель, плодом 
подсознательного желания автора (скептика, атеиста) продлить бытие в Слове – 
после смерти?...
  
  Достойная «подготовка» к смерти – полнота Жизни, самоосуществление в 
созидании, творчестве. Как заметил великий знаток трагизма и абсурдности бытия 
Ф. Кафка, «тот, кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх 
перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни».
  Наши теоретические построения, равно как изучение биографий выдающихся 
творцов в области науки, искусства, политики, невольно приводят к 
парадоксальному выводу: не служит ли усиление неустроенности, конфликтности, 
проблемности бытия лучшим средством повышения творческой активности?!
  Социальная неустроенность, социальный конфликт, неудовлетворенность порождают 
не только поиски выхода в творчестве, но и «выход» в насилии, вандализме, а 
также различные формы «ухода» (алкоголизм, наркомания, «хиппизм» и т. п.).
  Возможно, существуют какие-то нормы, пороги, допуски, критические значения 
(индивидуальные для каждого индивида? различные на разных этапах жизненного 
пути?) неустроенности, трагедийности существования, ниже которых отсутствует 
стимул творческой активности, а превышение их ведет к краху личности.
  
§ 2. Социология творчества как социология позитивных девиаций
  
  Может возникнуть вполне закономерный вопрос: не есть ли изложенное выше лишь 
дань авторской концепции? Слишком уж непривычно для многих из нас видеть нечто 
общее в социальном (научном, техническом, художественном) творчестве и 
социальной «патологии» (преступности, наркотизме, пьянстве, коррупции и т. п.), 
рассматривать то и другое как следствие неких общих социальных причин. В 
конечном счете, судить об этом не автору, а читателям. И все же еще несколько 
доводов в пользу авторской концепции. Как уже говорилось, социальная норма, 
определяя исторически сложившуюся в конкретном обществе меру допустимого 
поведения, может либо соответствовать законам общественного развития, либо 
отражать их недостаточно адекватно, а то и находиться с ними в противоречии, 
будучи продуктом искаженного отражения объективных закономерностей. И тогда 
социальная «норма» оказывается сама «анормальной». Именно поэтому девиантное 
поведение может быть позитивным, ломающим устаревшие нормы и объективно 
способствующим прогрессу (социальное творчество), и негативным, объективно 
препятствующим развитию или существованию.
  Именно поэтому нестандартность, нешаблонность, необычность мыслей и действий 
– необходимое условие развития общества. Поэтому же преследование инакомыслия и 
инакодействия – верный гарант стагнации, застоя. Свидетельство тому – 
отечественная история 20-80-х гг. прошлого столетия.