ает за мыслью, которая является чистой энергией. Поэтому 
мифолог Тэйлор пишет: "Развитие языка со времен дикости до цивилизованного 
состояния коснулось в основном деталей, и весьма в малой степени — 
фундаментальных начал. Здесь мы до сих пор как будто продолжаем рубить 
каменными топорами и с трудом добывать огонь посредством трения."14 Но это и 
делает язык неоценимым помощником для понимания того, как мыслил древний 
человек — и как поэтому мыслим сегодня мы.
    
    Материнский знак Рака вбирает в себя всё наследие прошлого опыта, чтобы 
родить нечто новое: человеческий разум. Душа становится хранилищем 
долговременной памяти людей, и тогда от неё отделяется интеллект — как сфера 
памяти оперативной. Наш рассудок предполагает мышление словами, и в отличие от 
символического, целостного мышления (Солнца), интеллект всегда частичен. В этом 
его суть — служить практическим, быстродействующим разумом людей. Так бог речи 
Гермес летает на крылатых сандалиях, так планета Меркурий быстрее других планет 
обегает Солнце. Логика рассудка отбрасывает большую часть знания, слово не 
доносит до нас всей истины — но это и не важно, на то есть другие способы 
общения.
    Пользуясь памятью прежних эпох, мысль людей быстро устремляется вперёд, 
преодолевая старые традиции. И в следующий архетип имеют шанс попасть лишь 
образы нарушителей прежде священных законов и запретов. Первый из них — 
божественные близнецы: боги, породившие людей и сами ставшие смертными. 
Совершая запретный инцест, они породили человеческий род и познали смерть. 
Парой такого типа были японские близнецы Идзанаки ("первый мужчина") и Идзанами 
("первая женщина") или библейские Адам и Ева. Смерть выделила людей из 
круговорота вечно возрождающейся природы и указала на их особую роль по 
отношению к миру бессмертных богов. 
    Близнецы, брат и сестра, пришли на пустынную землю и основали на ней свой 
мир — может, с какой-то стороны реальности, это так и было, если вспомнить 
внезапное появление кроманьонцев на месте прежних людей? Почему искра разума 
вдруг вспыхнула так ярко? Неужели лишь потому, что у человечества возникла 
душа: осознанная память о прошлом? Или язык: его вторая реальность, в которой, 
как и во внешнем мире природы, смог отразиться её разум-близнец? Двух близнецов 
достаточно для диалога — и бесконечного продолжения мышления: когда друг 
напротив друга поставлены два отражающих зеркала, отражение в каждом из них 
становится бесконечным.
    Мифы о близнецах впервые отводят человеку центральное место. Суть этого 
архетипа близка идее противоположного знака Стрельца, который, порвав с 
традициями Рода ради нового, более прогрессивного, социального порядка, выделил 
человека из мира животных. Разорвав природные связи, архетип Стрельца заменил 
их основами религии, призванной восстановить связь с изначальным порядком вещей.
 Традиции торжествуют в знаке Рака, обращенного к природе: и сакральные мифы 
вновь обретают природную непосредственность бытия, когда становятся детскими 
сказками. А после того, как традиция укоренилась в жизни, становится возможной 
ее смена: этот вечный поиск нового порядка бытия и отражает архетип Близнецов. 
   Культ близнецов восходит к неолиту. Пара одинаковых людей у древних всегда 
вызывала суеверный страх: они считали, что здесь не обошлось без высшего 
вмешательства. Поэтому близнецов часто наделяли сверхъестественной силой и даже 
считали способными вызвать дождь. Потом в них увидели образ основателей жизни и 
её законов: людей, подобных богам. Как компромисс между обыденным и чудесным, 
один из близнецов в мифах часто считается рожденным от земного отца, другой — 
от бога, или: один — смертным, а другой — бессмертным, как Кастор и Поллукс, в 
честь которых названо созвездие Близнецов. 
    Пара первых людей, населяя Землю, вслед за древним демиургом Небес 
воплощает дуализм света и тьмы, добра и зла, жизни и смерти. Как индейские 
Йоскеха и Тавискарон, один из близнецов часто воплощает собой светлую, а другой 
— тёмную сторону жизни. Но здесь мифы о творении ставят акцент на достигнутом 
уровне техники и культуры. Человек создает этот мир со всей массой полезных ему 
вещей, необходимых для охоты, земледелия и социальных взаимоотношений. Как 
китайский Фу-си, он устанавливает первые законы, изобретает инструменты и 
письменность, а потом, вместе со своей сестрой Нюй-вой заселяя мир, передает 
свое наследие потомкам. В образе культурного героя третий знак стихии воздуха 
завершает идею творения, ещё более конкретизируя ее. 
    Нарушение запретов, свойственное Близнецам, для древних было способом 
самоутверждения, подтверждавшее их силу,— и вот на арену выходит подобный им 
обманщик, озорник и вор: по мифологической терминологии трикстер — трюкач. Не 
обремененный уже серьёзной программой порождения рода людей — последней, лунной,
 функцией прошлого — он исполняет свойственную ему роль культурного героя, 
будто ставит эксперимент. Он совершает ошибки, которых были лишены прошлые 
поколения богов, и по многу раз переделывает то, что уже сделал. Он даже 
навлекает на своих собратьев угрозу гибели (например, съедает запас 
продовольствия на год вперед) — но сам же ухитряется исправить последствия 
своих неразумных поступков. Да-да, неразумных! Развитие ментальной сферы, 
которое описывает в мифах образ трюкача, проявляет и человеческую глупость. И 
это тоже особое качество людей, которого нет у животных, воспринимающих мир 
целостно. 
    Прямым наследником трюкача по образу нередко является бог речи, а точнее 
красноречия: словам которого отнюдь не всегда можно доверять. Это хорошо 
иллюстрирует легенда о самом умном из греческих богов — Гермесе. Едва родившись,
 он украл коров у Аполлона, и тот, несмотря на всеведение, не смог добиться 
чистосердечного признания от хитреца, завернувшегося в пеленки. Перед логикой 
Гермеса, прикинувшегося беспомощным младенцем, спасовал