тельно разорвала органическую связь человека и мира, 
противопоставив мышление человека миру вещей и сделав слово произвольным знаком.
 Разрыв связи между предметом и обозначением привел к тому, что все аналогии 
показались случайными. Уже у Бэкона содержится критика сходства, как формы 
иллюзий, которым подвержен ум: "Человеческий ум естественно склонен 
предполагать в вещах больше сходства, чем в них находится, и в то время как 
природа полна исключений и различий, ум повсюду видит гармонию, согласие и 
подобие."5
    Новое критическое мышление потребовало не словесного, а научно-предметного 
доказательства аналогий: оставив в стороне ум человека с непостижимым единством 
его восприятия и исходя из физического устройства самих предметов. Так возникло 
противопоставление разных сфер знания, каждая из которых стала использовать 
собственные методы анализа и связи вещей. Как пишет М.Фуко, в конце XVIII века 
происходит основополагающий раздел универсального знания: движение, 
расчленяющее объекты, перестает быть движением, связывающим их. Это отделяет 
априорные науки: формальные, которые подчиняются логике и математике, от 
апостеориорных, эмпирических наук. Кроме того, физические и естественные науки, 
разлагающие на части предмет, как он есть здесь и теперь, оказываются 
отделенными от истории, имеющей дело с прошлым и будущим. 
    XIX веку удалось преодолеть один из разрывов области знания, создав 
эволюционные теории, которые связали с динамикой истории статику естественных 
наук: биологии (Дарвин) или законы материального производства (Маркс и Энгельс).
 Но не включив в себя всю целостность мирового развития и жизни человека, они 
остались частичными, что вызывало их бурную критику в конце XX века. Наше время 
делает следующую попытку вернуться к цельности знания, и вместе с этим 
возрождается закономерный интерес к языку аналогий.
    Язык аналогий — древнейший из языков познания — предполагает опору на 
ассоциативное мышление, предшествующее логическому: логика лишь подтверждает 
или опровергает чистоту уже возникших у нас ассоциаций. И характерно, что 
сейчас, испытывая дефицит идей и начиная осознавать свою скромную роль, 
интеллект естественной науки сам обращается к аналогиям: появились 
ученые-параллелисты, которые изучают возможность приложения открытий, сделанных 
в одной отрасли науки, к другим, независимым, областям. 
    В гуманитарном знании метод аналогий используется ещё чаще: поскольку 
нередко это единственный способ, который оказывается применим для описания 
явлений культуры. Но основы сравнения при этом обычно выбираются бессознательно 
и субъективно, а потому отражают грани явления, но не его суть. Роль 
современной науки в том, чтобы отделить объективные общечеловеческие аналогии 
от субъективных и случайных.
    Чтобы аналогии были верными, они, во-первых, должны опираться на 
общечеловеческие универсалии (что предполагает обращение к человеку и его 
психологии: например, рассматривая какой-либо символ (форму, цвет, звучание, 
идею) в приложении к творчеству человека или культурному явлению, необходимо 
уделять внимание не только его роли в рамках какой-то одной культурной традиции,
 но и то, как наша психика его непосредственно воспринимает). 
    Во-вторых, аналогии должны рассматриваться в системе (скажем, не просто 
какому-то звучанию придается определенный смысл, а вся система звучаний 
проецируется на целостную систему значений, и наше сопоставление занимает в 
этой системе определенное место).
    И в третьих, найденный смысл аналогии не должен быть сиюминутным, 
актуальным лишь в данный миг (иначе он обозначит лишь временное значение 
явления и через некоторое время перестанет отражать его суть). Для этого 
необходим выход к корням возникновения аналогии, к метафизическому уровню её 
смысла. 
    Этим трем требованиям удовлетворяет астрология. Она ставит человека в центр 
Вселенной, рассматривает все проявления жизни систематически и выводит нас за 
рамки настоящего момента, позволяя взглянуть на само время с позиции законов, 
вечных для человека. 
    Следует заметить, что под планетой в астрологии понимается не столько 
небесное тело, как в астрономии, сколько целостный принцип организации мира, 
который выявляет себя как в движении небесного тела по отношению к другим телам,
 так и во всех остальных сферах жизни человека и Вселенной. На основании 
аксиомы астрологии: "что наверху, то и внизу"— декларирующей единство 
устройства мира, мы и вправе проводить аналогию между положением небесных тел и 
расстановкой сил, определяющих земную ситуацию. Вопрос непосредственного 
"влияния" планет как физических тел на человека таким образом снимается. 
    Пока не описаны физические носители связи между видимым образом 
несвязанными, но подобными явлениями (сходством мифов и других элементов 
культуры на всех концах земного шара), имеет смысл говорить о влиянии архетипов 
прежде всего в юнгианском смысле: как компонетов разума и души, активно 
воспроизводящих свою целостность в окружающем мире. И мы, расширяя понятие 
архетипа из сферы психологии на сферу истории, будем понимать под архетипом 
планеты метафизический принцип бытия: закон, выражающий динамику жизни, и 
одновременно носителя этого закона: целостную частицу определенного качества 
жизни, которое проявляет себя во всех ее сферах. (Если же говорить не о 
трансцендентной связи, а о физическом воздействии на людей небесных тел, будет 
правильно предполагать и взаимообратное столь же прямое влияние человека на 
Космос — такое описание, возможно, станет задачей науки будущего.)
    Ещё раз подчеркнём, что историю пра-образов мы рассматриваем с точки зрения 
развития психики и мышления. Именно так архетипы выстраиваются в систему. С 
точки зрения научно-позитивистского подхода чуть не все типы богов можно так 
или иначе отнест