|
То, что астрология Шумера, где она была государственной религией, соотнесла
образы сезонов года (и участки неба, где в это время пребывает солнце) с
архетипами богов, представляется также не случайным. Это подтверждает ту идею,
что архетипы фиксировались в древнейшем сознании не просто как пройденные
ступени: которые были бы забыты, если бы не происходило их постоянной
актуализации. Это говорит о цикличности обращения к архетипам, которые вновь и
вновь воспроизводили себя в сознании людей. А видимые циклы исчезновения и
появления на небе демонстировали планеты. Поэтому уже 5 000 лет назад
вавилонской астрологии удалось соотнести архетипы богов: неизменных качеств
мира — с космическим динамикой движения планет. Частные события жизни виделись
как актуализация проявления глобальных и вечных, но вполне определенных законов.
И это было не менее великое открытие первого абстрактного знания о жизни, чем
сам расчет движения планет или вычисление затмений: оно показало, что
физические процессы Вселенной имеют аналог в сознании человека.
Итак, моделью для описания истории развития человека была выбрана
зодиакальная система архетипов. Она обращает на себя внимание как пока
единственная физическая система, которая одними и теми же категориями описывает
и природу, и культуру, преодолевая отрыв математически строгого знания от
гуманитарной науки. Характерно, что типические образы богов, традиционно
выделяемые мифологией, не только хорошо ложатся в ту модель, на которой
строится астрология (отношения в круге Зодиака), но и проясняют при этом идеи
знаков и планет. Многие традиционные мифологические образы (такие, как
божественный кузнец, громовержец, умирающий и воскресающий бог) целиком
соответствуют какой-либо зодиакальной мифологеме. В свою очередь астрология
способствует лёгкому усвоению мифологии, сводя хаотическое множество ее образов
в стройную систему.
На основании этого мы можем сделать вывод, что природный код астрологии
действительно выявляет то основное движение понятий человеческого сознания,
которое лежит в основе развития мифологии. "Астрология, как коллективное
бессознательное, к которому обращается психология, состоит из символических
конфигураций: "планеты" — это боги, символы власти бессознательного,3"— так
понимал древнейшую из наук К.Г.Юнг. С этой позиции мы и рассмотрим типические
мифологические сюжеты.
Подобно древним, мы воспользуемся для этого методом аналогий. Из-за
доминанты непознанного под познанным и ограниченности исследовательских
возможностей первичная наука действовала не по принципу современной:
материалистический опыт — критерий истины, а по принципу связи явлений. Не
раскалывая объект для рассмотрения внутренней системы устройства, она
использовала принцип отражения: сопоставляя нескольких целостных явлений,
каждое из которых помогает понять истину другого. Метод аналогий — первичный,
донаучный способ познания — долго был в забвении, однако мы вынуждены
возвращаться к нему в тех сферах, где мы не можем эмпирически разложить предмет
на составные компоненты (а это именно так, когда предметом исследования
оказываются сознание и душа).
С горизонтов науки подобие ушло не так давно: ещё в XVI веке оно было
основой знания. Для исследователей того времени внешнее сходство было приметой
единого внутреннего качества: "Чтобы узнать, что волчий корень лечит болезни
наших глаз, а растертый с винным спиртом орех облегчает головную боль,
совершенно необходимая предупреждающая нас об этом примета, без которой этот
секрет никогда не был бы раскрыт...Такой знак легко прочитывается в его
семенах: это маленькие темные шарики, помещенные в белые оболочки,
представляющие примерно то же, что и веки для глаз. То же самое и относительно
сродства между орехом и головой: толстая зеленая корка, охватывающая кость
плода, лечит "раны надкостницы черепа", а внутренние боли головы прекращаются
самим ядром ореха, "в совершенстве демонстрирующим мозг."4
Все аналогии мира сходились в универсальной фигуре Человека — Антропоса,
который был подобен всему (что отражала аксиома астрологии: микрокосм равен
макрокосму). Человек был точкой отсчета, в которой сходилось предопределение
всех вещей,— и в такой точке отсчета содержалась истина: поскольку
средневековые исследователи нередко делали по аналогии те выводы, к которому
пришла наука несколькими веками позже (например, П.Белон в XVI веке описывает
строение крыла птицы как аналог человеческой ладони — что позволила доказать
лишь теория Дарвина).
Средневековое проецирование подобия на все сферы жизни подводило к полноте
описания мира, которая реализовалась в последующих классификациях. Но сама по
себе эта полнота представала как бесконечное перечисление разных граней явления,
где одно подобие стихийно вызывало к жизни другое. Они сводились к
систематическому единству лишь в человеке. Наука нового времени разрушила эту
целостность восприятия: которая в средневековье стала уже формальной. За
образами и аналогиями уже не стоял, как в древности, эмоциональный смысл
мировых мистерий, в котором человек участвовал всею плотью и кровью. Человек
остался лишь абстрактным отражателем целостности мира, но не ее участником и
творцом. Собственно человеческой, божественной объединяющей функцией стало
считаться лишь мышление. И гарантией истинности аналогий стали не всеобщие
законы мироустройства, которым человек в своей абстрактной божественности
казался более не подвержен, а мысль человека и его язык: сказанное и написанное
наделялось субстанциальным содержанием, за словом виделась истина вещи.
Классическая наука XVII-XVIII веков, усомнившись в столь ненадежном
фундаменте единства и прийдя к тому, что человек — лишь одно из божественных
творений, оконч
|
|