развитой мускулатурой, и вот его-то и рисовать." Так идет обучение под 
нонагеном.
        Под нонагеном часто идет традиция как таковая, нечто абсолютно 
устоявшееся, стационарное или стационарно-циклическое. При этом как бы само 
собой разумеется, и теоретически обосновано, что оно происходит ровно и точно 
так, как и должно происходить, ибо этого требует тонкий мир и его структуры, 
воплощающиеся в плотном мире идеальным для себя и для него образом. 
        У человека в сферах нонагена легко образуются сами собой разумеющиеся 
привычки, которые склоняют его к естественной ритуализации. 
        Вообще, ритуал – очень характерное для нонагена слово. Это нечто 
регулярно и точно повторяющееся, очень эффективное, имеющее в виду определенные 
цели и (по идее) никогда их не упускающее. Любое устойчивое действие, когда 
человек перестает о нем думать, естественно вводится в рамки определенного 
ритуала и изо дня в день, из года в год повторяется. Для нонагена характерен 
ритуал, который не подвергается сомнению, который существует и не может 
меняться: он может быть уничтожен (взорван), но видоизмениться он практически 
не в состоянии. Он для этого слишком устойчив. 
        Соответствующая нонагену сфера жизни и психики защищает себя достаточно 
энергично. Если вы вторгаетесь в зону психики, которая управляется нонагеном, и 
пытаетесь ее как-то описать на своем языке или иным образом внедриться туда со 
своими инструментами, то первое, что происходит – это потеря всякого контакта. 
Человек совершенно перестает вас понимать. Его подсознательная позиция в сферах 
нонагена такова: либо вы принимаете его (внешнее и внутреннее) бытие и ритуалы, 
его оформляющие, как самоочевидные, единственно возможные и самодостаточные – 
либо вы для него перестаете существовать. И тогда первое, что он может сделать 
– он может вас субъективно (то есть для себя) уничтожить, оборвав с вами всякую 
связь. А если у него с вами нет связи, то вы для него не существуете. 
        Таким образом, если вы входите в сферу нонагена, то первое, что вы 
должны сказать человеку, это: "Да, да, конечно, разумеется, я очень хорошо вас 
понимаю, на вашем месте каждый поступал бы ровно также!" И это еще минимальное 
заявление, которое даст вам хоть какое-то право находиться в этой сфере. В этот 
чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вы должны прийти туда с очень 
скромным видом, и точно подчиниться совершенно определенной роли, которую вам 
предложат, или занять предложенную вам позицию, и никуда с нее не уходить. 
Сколько вы прокрутитесь в этой роли и пробудете на этой позиции, это уже другой 
вопрос.
        Под нонагеном идет так называемое "чистое" искусство, создающее некую 
суперреальность, которая более важна для человека, чем жизнь. Это самоценное 
пространство, изолированный мир символических значений, которому можно служить, 
но до которого трудно дотянуться. И уж если вы туда дотянулись и вас туда хотя 
бы на порог пустили, вы должны быть этим самым уже совершенно счастливы. 
"Служенье муз не терпит суеты" – и есть еще многое другое, чего оно тоже не 
терпит. Под нонагеном тело и его движения – тонкие, даже священные символы. 
Когда балерина танцует свой танец на сцене, у нее нет печени и почек, и голова 
у нее служит исключительно украшением туловища – и не предназначена ни для 
каких других целей. В рамках "девяточного" символизма находится прекрасная 
статуя. Есть у нее трапециевидная мышца или нет? Нет! У прекрасной статуи 
трапециевидной мышцы нет и быть не может – так же, как и коленной чашечки под 
округлым коленом. Нет там костей, и мышц, и связок, и сосудов, и нервов тоже – 
как у ангела нет половых органов. 
        Для нонагена характерна ограниченность сюжета. Он идет в очень 
отчетливых и непреодолимых рамках. Он совершенно самодостаточен и имеет вполне 
определенную функцию. 
        Иногда этот сюжет очень привлекателен снаружи, кажется, что там всем 
очень хорошо, хотя изнутри это может быть и не вполне так. И у него есть 
постоянное стремление к повторению. Например, профессионально, на высоком 
уровне осваивая любую технику, человек как бы приручает ее ангела-покровителя, 
и он получает определенную власть над человеком, заставляя его реализовывать 
свои навыки. Художника тянет к краскам. Ему, может быть, иногда даже не важно, 
что именно он будет писать, ему важен сам процесс наложения красок на холст. 
Пианиста тянет к фортепиано. Пока человек осваивает технику, строит отношения с 
ее ангелом-покровителем, они для него во многом чужеродны, они его мучают; но 
когда он входит уже на высшие этажи владения техникой, то становится для ее 
ангела лакомой приманкой, и тот всячески пытается через этого человека 
реализоваться. Если это административный гений, то человеку в любой ситуации 
будет хотеться организовывать вокруг себя людей и куда-то их направлять – это 
будет получаться у него само собой. Если это танцевальный гений, то человек 
будет постоянно так или иначе пританцовывать, делать какие-то отточенные 
движения и при этом будет происходить самовыражение прирученного им ангела, 
покровительствующего танцам (муза Терпсихора у древних греков).
        Нонагену свойственна большая ограниченность. Нет ничего выше. Выше 
тонкого плана нет тончайшего. И нет ничего ниже. Ниже имеющегося плотного плана 
нет еще более плотного. Нет ничего сбоку, справа, слева, спереди, сзади. Все 
перспективы сомкнуты. И такая нонагенная конфигурация чем-то похожа на мыльный 
пузырь. Иногда ткнешь ее булавочкой сбоку, где ее защиты не хватило, – и все, 
она лопается. Человек оказывается совершенно голым и беззащитным. Его привычные 
ритуалы, в том числе и ментальные, перестают работать.
        Когда про человека говорят: "умный, аж противно" – часто имеется в виду 
нонаген Меркурия. У этого человека есть универсальный способ осмысления того, 
что с ним и вокруг него происходит, и этот способ чересчур завершенный,