ней в виде априорной интуиции, а не как результат тяжелого опыта. Ей от 
внутреннего "я" идет постоянная подсказка. И она, в частности, хорошо понимает, 
что есть отношения с людьми, а есть отношения с эгрегорами, и это совершенно 
разные вещи. Но тем не менее, удачные маневры удаются ей редко, так как ее 
внутреннее "я" пока достаточно слабо. 
        На этом уровне начинается развитие тонкой дипломатии в отношениях с 
эгрегорами. В частности, человек овладевает способностью подниматься над 
эгрегорами, для чего нужно вместить в себя их во многом различающиеся этические 
системы. Вот типичный пример.
        У человека есть фирма, на которой он работает, есть семья и дружеский 
круг. Эти три сферы его жизни как-то делят его время, и каждая тянет его к себе.
 У него еще нет возможности их гармонично сочетать друг с другом, и они не 
воспринимаются человеком как проявления его "я", и у него нет ощущения, что он 
адекватен в соответствующих сюжетах, и потому он не умеет их адекватно сочетать.
 Но какие-то усилия в этом направлении он уже способен предпринимать. И главное,
 он понимает, в какой позиции он должен находиться, чтобы иметь возможность эту 
проблему решить, а это не так просто. Подростковая личность, например, считает, 
что в данной ситуации просто-напросто нужно правильно распределить приоритеты 
(и заблуждается в этом). Она не способна подняться над уровнем того или другого 
эгрегора: она с ним либо идентифицируется, либо его игнорирует. А юношеская 
личность может подняться и стать в позицию выше эгрегора. Другое дело, что ей в 
этой позиции сложно что-то делать. На это энергетики у нее еще не хватает. 
       Архетипы и модальности. В этой области у юношеской личности тоже идет 
существенное осознание. Дело в том, что архетипы, особенно высшие – это нечто 
очень тонкое. Как сущности мало кто их видит или ощущает. Но в принципе, когда 
человек свое внутреннее "я" как-то обнаружил, он уже способен договариваться 
даже и с высшими архетипами, воспринимая их как сущности, которые на него 
определенным образом влияют. Он, в принципе, уже чувствует, что в самых разных 
жизненных ситуациях модальности важны. На первых двух уровнях человек обычно 
ориентирован на суть (как он ее понимает) того, что происходит. Юношеская 
личность уже понимает, что модальности, хотя бы не высших архетипов, а просто 
различные качества поведения, имеют более чем существенное значение для любых 
социальных и межличностных взаимодействий. Например, она для себя четко 
дифференцирует вежливый разговор, официальный разговор, дружеский разговор, 
интимный разговор и никогда не спутает один с другим. Модальности становятся 
для нее не менее важными, чем сам предмет разговора, они для нее формируют саму 
ткань общения или взаимодействия.
        И здесь обнаруживается, что архетипы не сказываются на внутреннем "я", 
на глубинной личности человека: она выше даже самых абстрактных архетипов. 
Глядя на человека подросткового уровня, в это очень сложно поверить. Если вы на 
него внимательно смотрите, вам кажется, что, когда у него меняются модальности, 
он меняется весь целиком, и перед вами возникает просто другой человек, 
пихологически ничего общего с прежним не имеющий.
         А в случае юношеской личности это не так. Для нее характерен некоторый 
взгляд на мир и некоторый оттенок мировоздействия, которые не зависят от 
модальностей. И это, конечно, производит очень сильное впечатление на 
окружающих. Они говорят: "О! Вот это – глубокий человек! Вот это – 
по-настоящему самостоятельный человек. По-настоящему независимый человек!" 
Независимый человек – это не тот, который умеет продавить свою волю через любые 
препятствия, а тот, который независимо ни от чего сохраняет свою уникальность. 
И особенно в нем это чувствуется при сменах модальностей – всегда остается 
что-то лично ему присущее.
        Еще один важный момент: юношеская личность начинает понимать, что есть 
весьма содержательный символический уровень сознания, и она начинает выходить 
на первые абстрактные символы, которые лежат в основе ее жизненного сюжета, а 
также немного видеть и символы других людей. 
        Этот человек видит модальности как средство управления жизненными 
сюжетами. Если ему задать вопрос: "А какая была твоя любимая сказка в детстве?" 
– он вздрогнет. Он посмотрит на вас такими глазами, что вы поймете: этот вопрос 
для него не проходной. И может быть, он даже станет вас после этого уважать, 
потому он будет очень ясно чувствовать, что любимая сказка как раз и ведет его 
по жизни. Те символы, те герои, которые в ней фигурировали, уже будут подняты 
им до уровня архетипов, например, мифологических, и он будет ощущать их влияние 
на свою жизнь.
        Если он по жизни, например, инженер по технике безопасности, и его 
основное занятие – ездить по различным объектам и выявлять, где нарушаются 
правила эксплуатации, то вполне возможно, что в детстве его любимым героем был 
Карабас-Барабас. Для него это обстоятельство будет прямо связано с выбором 
профессии – по крайней мере, он не станет этого отрицать, если его спросить о 
такой связи напрямую. Или, может быть, его любимым героем был какой-то другой 
злодей, который, при всем своем злодействе, почему-то чрезвычайно привлекал его 
детское внимание. 
        В сущности, что такое злодей? Злодей – это черный учитель. Тот, который 
выявляет недоработки, недостатки и предъявляет их потребителю. И вот сам 
человек в этой критической роли и выступает в своей жизни.
        Юношеская личность очень остро чувствует, что модальности, которые она 
использует, суть основное средство управления жизненными сюжетами, и что сила 
не в прямых действиях, а в том, как, под каким соусом эти действия производятся.

        И может быть, она делает первые попытки волевого управления