программы, которые он ведет, и устойчивые жизненные позиции, на которых он 
стоит) воспринимает как малосущественные. Они часто им игнорируются, он 
говорит: "Это не я. Я – это что-то другое, что-то более глубокое. Я это то, что 
проявится когда-то". В действительности, когда он перейдет на уровень зрелой, и 
тем более интегрированной личности, ему станет понятно, что это было совсем не 
так, что он заблуждался, отрицая свои жизненные ценности и программы как сугубо 
внешние и несущественные по отношению к своему глубинному "я". Но, тем не менее,
 такой своеобразный нигилизм по отношению к собственной жизни для юношеской 
личности, как правило, характерен – но тоже в каких-то границах. Она отрицает 
все свои ценности – но не до состояния отчаяния. Она воспринимает свою жизнь 
как человек, который куда-то (не очень себе представляя место назначения) несет 
ну очень тяжелый рюкзак, и этот рюкзак сильно ему мешает, но он знает, что 
когда-то он его донесет, с удовольствием сбросит и дальше побежит вприпрыжку – 
уже точно зная, куда. Примерно так юношеская личность представляет себе 
самопознание и свою дальнейшую жизнь. На самом деле дальше все происходит не 
так, но этот образ ей достаточно близок.
        У этого человека слишком много таких проявлений, которые (как он 
считает) не окрашены его личностью – а на самом деле он не видит, что они его 
личностью окрашены. Многие его проблемы заключены именно в видении. Но если ему 
сказать, что через несколько лет он увидит свою жизнь совершенно по-другому, то 
он, скорее всего, вам не поверит.
       Личность и мир. На третьем уровне развития личности возникает совершенно 
принципиальный момент, а именно: у человека устанавливается ощущение своей 
глубинной общности – при том, что на поверхностном уровне у него может быть 
очень глубокие непонимание внешнего мира и отчуждение от него. И хотя человеку 
на поверхности часто кажется, что мир живет по чуждым ему законам, в то же 
время глубинное его ощущение заключается в том, что на самом деле он миру не 
чужд, хотя и плохо с ним сопрягается, а в самой глубине этот мир и он сам – это 
нечто одно, единое духовное целое – несмотря на то, что законы мира и законы 
его собственной жизни, к сожалению, существенно различаются. 
        И эта глубинная общность, в частности, означает, что у него есть свое 
место в мире; может быть, он его не нашел, может быть, он найдет его не скоро, 
но это место есть, и занять его может только он. Интегрированная личность 
(пятый уровень) уже нашла свое место в мире и устойчиво его занимает и, что бы 
ни происходило, у нее есть ясное ощущение, что она в мире находится на своем 
месте, что мир именно для нее ее позицию и предусмотрел, и именно там наиболее 
полно и адекватно выражается ее "я". На третьем уровне это состояние – 
недостижимый идеал, но все же у человека есть твердое знание, что где-то в мире 
есть его место; это ощущение того, что где-то (может быть, на другой планете) у 
него есть родина, и он когда-нибудь там окажется, найдет, наконец, себе 
подобных и обретет с ними глубокое внутреннее взаимопонимание, духовную 
общность и жизнь, в которой все будет так, как оно должно быть.
        И человек к этому стремится, но чувствует и понимает, что на данный 
момент шансов попасть в это место у него нет. Сам для себя он это может 
сформулировать так: он еще слишком несовершенен, и ему для этого надо еще 
пройти большой путь. 
       Внутренний и внешний мир. Ощущение связи между внешним и внутренним 
мирами у юношеской личности, может быть, даже слабее, чем у подростковой 
личности. Но здесь эта связь совершенно иного порядка: она глубинная. У этого 
человека есть чувство, что его внутреннее "я" задает основной внешний ритм его 
жизни. Представление о том, что внешний мир является символическим отражением 
внутреннего, возникает на уровне зрелой личности, и окончательно оформляется на 
уровне интегрированной личности. А здесь это представление еще только 
зарождается, то есть человек чувствует, что его жизнь в целом складывается так, 
что основной сюжет его жизни отвечает самым глубинным его запросам. Однако 
каковы именно его самые глубинные запросы, он ясными словами выразить не может, 
то есть мыслит их себе довольно расплывчато. И каковы основные контуры его 
внешней жизни, что связывает ее воедино, он тоже осознать и внятно выразить не 
может. Но он чувствует, что главный внешний и главный внутренний сюжеты его 
жизни связаны напрямую. 
        Он также чувствует, что если он внутри себя делает акцент не там, где 
надо, то внешний мир реагирует и как-то ему на это намекает, но точно 
установить эту связь он пока не может. И достаточно эффективных символизмов для 
описания такого рода связей у него нет. Даже если он суеверен, то его суеверия 
работают слабо.
        Можно сказать, что он ощущает свое атманическое тело и глубинное 
влияние внутреннего сюжета, того личностно окрашенного идеала, к которому он 
стремится, и того глобального внешнего сюжета, по которому он идет. Но ощущения,
 что он идет по жизни как по пути, у него нет. Он, скорее, бредет по лесу через 
валежник, проваливаясь в бочаги, запутываясь ногами в корнях, а тропинки пока 
не видит.
        Что характерно для внутреннего мира юношеской личности? В ее 
буддхиальном теле, то есть в ценностных ориентациях, есть одна отмеченная 
ценность. Это – ее внутреннее "я", которое она ставит выше всех остальных 
ценностей. Но эта ценность не связана прямо с прочими ценностями, что человека 
очень огорчает, поскольку ведет к душевной разорванности. Поскольку остальные 
ценности, которые у человека имеются, его внутренним "я" не подсвечены, они 
кажутся ему как бы случайными. В отличие от подростковой личности, он к ним не 
привязывается, во всяком случае, не идентифицируется с ними. Он развязался с 
подростковой идентификацией, но все-таки в его внутреннем мире есть различные