решительно не соединяясь в общую картину.
Локальный взгляд человека на самого себя обычно заключается в осознании (или 
приписывании себе) определенных черт характера, особенностей поведения и даже 
конкретных поступков, которые он считает особенно личными, то есть 
свойственными себе. При этом какие-то обстоятельства своей жизни он не считает 
особенно показательными, а другие, наоборот, полагает исключительно важными для 
понимания себя: “Детство у меня прошло, как у всех, исключая бабушку - 
необыкновенную женщину...” Рассказ этого человека о себе может быть чрезвычайно 
занимательным и столь же утомительным - в зависимости от того, насколько 
собеседнику интересны детали его жизни и особенности характера, но целостной 
картины в этом рассказе не будет - по крайней мере, человек не имеет в виду ее 
создавать. 
Представление о своем “я” под локальным архетипом может включать в себя 
различные качества человека и черты его характера, проявляемые в тех или иных 
конкретных обстоятельствах, причем человека совершенно не будут смущать 
эклектичность и рассогласованность этого описания. “В детстве я была жутко 
непослушной, никогда за собой постель не убирала, мама страшно ругалась, а отец 
меня от нее защищал... А теперь мужу не противоречу, когда он не ту программу 
по телевизору смотрит, ну разве дураком иногда обзову - и то любя. А сегодня я 
зла на него: всю ночь храпел и невнятицу про работу бормотал.”
Человек, находящийся под влиянием локального архетипа, склонен сводить свою 
личность к самому яркому и интересному на данный момент ее проявлению, и его 
самоутверждение может быть, пусть ненадолго, достигнуто очень малыми средствами 
- например, похвалой за честный поступок, выигрышем конкурса, просто удачным 
ужином. Для него вопрос, что есть “я”, или бессмыслен, или самоочевиден: “Я 
есть то, чем я увлечен в настоящий момент, и я таков, каков я сейчас, а завтра 
я буду другим, и вообще это буду не я, а кто-то другой, может быть, даже с 
другим именем”, - считает он, и дальше этого положения его философия личности 
не идет.
Глобальный архетип требует от человека гораздо более серьезного осмысления 
своей личности и какой-то интеграции всей существенной информации, относящейся 
к его персоне. Под влиянием глобального архетипа человек стремится к целостному 
осознанию своего внутреннего мира, завершенности внутренних сюжетов и 
прояснению роли в них своей личности. Для него, например, типична такая 
постановка вопросов: Какие у меня сейчас идут внутренние процессы? В какой мере 
я ими управляю, а где они ведут меня? Какими законами я могу пользоваться, 
чтобы лучше управлять течением своей жизни?
Отдельные поступки и даже убеждения человека при глобальном взгляде теряют свое 
значение, когда ему удается выстроить систему на материале своих личностных 
проявлений, выявить слои или сферы этих проявлений и разложить по ним свою 
внутреннюю жизнь. Таких людей привлекают разнообразные психологические тесты, 
“раскладывающие” их личность, психологический анализ гороскопа, на худой конец 
- френология, выводящая характер человека из особенностей расположения шишек на 
его черепе.
Этот человек старается структурировать свое поведение, вводить свою личность в 
разнообразные рамки - не столько для того, чтобы в них находиться, сколько в 
качестве опоры для самоосознания.
Для него актуальна проблема белых пятен характера, которая в принципе не может 
появиться при локальном подходе. Именно, человек, пытаясь объять свою личность 
как единое целое, неизбежно сталкивается с фактом ее неполной реализованности, 
то есть он не знает, а иногда даже и не догадывается, как он станет себя вести 
в тех или иных обстоятельствах, и это его смущает, поскольку не дает 
возможности собрать полную картину своих черт и проявлений. “Как бы я себя вел, 
оказавшись на войне? Каким бы я был директором универсального магазина? Каким я 
буду стариком? Что я смогу сказать своей дочери, когда она вырастет и влюбится 
в первый раз?” - такого рода вопросы, абсолютно праздные с точки зрения 
локального архетипа, оказываются более, чем актуальными с точки зрения 
глобального: не ответив на них хотя бы в общем, составить единого представления 
о своей личности человек оказывается не в состоянии.
Впрочем, последнее под силу не каждому психологу и даже философу; однако 
глобальный архетип требует целостного взгляда хотя бы на различные грани 
личности - и определенного списка таких граней, в котором не было бы 
существенных пропусков. Говоря о себе в глобальной модальности, человек чаще 
всего дает общую оценку некоторого периода развития своей личности, или ее 
поведения в рамках определенного контекста: “Жил я тогда в Москве, сначала в 
центре, потом на окраине, недалеко от кольцевой дороги, и общался 
преимущественно с деклассированной оккультной богемой, медитируя под 
руководством ясновидящих, учась гаданию у молодой цыганки, а полевой 
диагностике у новомодных эктрасенсов - словом, погружался в пучину 
сверхъестественного и наслаждался ею безмерно”. В последнем описании 
присутствуют, конечно, следы локального архетипа, но основное предпочтение 
герой, судя по стилю, явно отдает глобальному.
Профессионально-глобальное отношение человека к своей личности заставляет его 
заняться ее структурированием, вырабатывать и систематически применять такие 
понятия, как подсознание и его слои, сферы и уровни сознания и надсознания, 
субличности и так далее, становясь в ряды психологов-любителей или даже 
профессионалов. (Это, правда, само по себе не означает, что человек глубже 
понимает себя: глобальные схемы хороши лишь при условии их наполнения 
конкретным локальным материалом, а непосредственная жизнь человека очень не 
любит своего насильственного использования в названном качестве.)