Первая, наиболее разработанная социумом, состоит из набора ограничений,
детерминирующих поведение тонких семерок людей в различных ситуациях. Сюда
относятся и формальные ритуалы, и правила приличия, и подавляющая часть
неписаных законов любого общества; и человек, тщательно соблюдающий эти,
обычно довольно простые, если перевести их на язык тонких фигур, этические
правила (например: крупный черный должен быть уменьшен до размеров самого
большого черного из присутствующих в обществе; или: дракон, победивший в
поединке другого дракона, должен отдать последнему часть своей энергетики,
чтобы тот окончательно не завял; перекормленную свинью не выставляют напоказ
и т.п.), скорее всего будет считаться образцом джентльменских манер и
безукоризненного поведения.
     Вторая часть социальной этики относится к соблюдению человеком
конкретных требований своего ведущего эгрегора, которые в отношении тонкой
семерки сводятся к тому, чтобы последняя не особенно ему мешала, т.е. была
ограничена в размерах, и это простое требование порой противоречит
социальному, которое, например, предписывает, чтобы у знаменитостей и власть
имущих были внушительный дракон, черный и хорошо откормленная свинья, а у
сильно влюбленного - крупные черный и желтый и открывшая пасть наизготовку
свинья.
     Третья часть социальной этики, самая, может быть, трудная, это
требование к поведению человека в интимных социальных ситуациях, когда к
нему, помимо ведущего его эгрегора, подключаются эгрегоры (а не только
семерки) других людей. Здесь возникают своеобразные энергетические обмены,
требующие большой точности поведения, которое, по идее, должно сильно
варьироваться в зависимости от конкретной ситуации. Эти вопросы очень сложны
и в какой-то мере раскрываются в следующих главах, особенно в гл.7 и 11.

                              Глава 4.
               Жизненная позиция, или Семейное проклятие.

                                   "...Каждая несчастливая семья
                                   несчастлива по-своему".
                                                       Л. Толстой

     Вообще проклятие, в переводе на язык кармы, означает сильно затянутый и
перепутанный кармический узел, который обычно не удается развязать одному
человеку за одно воплощение, и который передается по воплощениям и поколениям
(автор надеется, что читатель не противопоставляет друг другу кармическую и
генетическую наследственности; они, конечно, взаимосвязаны и составляют
вместе единое целое; мистики утверждают, что высокие души сами выбирают себе
не только эпоху воплощения, но и конкретное время и место рождения, а также
пару родителей).
     Семья является средством прямого подключения человека к своей стране и
этносу; поэтому семейный эгрегор всегда имеет прямую инвольтацию от
этнического и потому, в частности, получает от него прямую проекцию
этнического проклятия. Это очевидно в эпохи войн и вообще социальных
катаклизмов, но справедливо и в относительно мирные времена. Таким образом,
выполнение или невыполнение этносом своей кармической задачи, облегчение или
утяжеление его глобальной кармы сказывается на судьбе его семей
непосредственно, хотя конкретная символика этой связи не всегда сразу
очевидна.
     Вообще говоря, каждый эгрегор в момент своего создания получает
определенную кармическую задачу; если она трудна, тяжела и запутанна, ее
называют проклятием, но в данном тексте это слово не имеет отрицательной
эмоциональной нагрузки, автор вкладывает в него магически-кармический смысл.
     Таким образом, у каждой семьи есть своя кармическая задача, которая в
наиболее тяжелых случаях традиционно называется семейным проклятием; чаще
всего оно в том или ином виде передается из поколения в поколение, повторяя
похожие сюжеты - от наследственных болезней до характерных изломов биографии
и способов смерти.
     Семейное проклятие формируется из трех основных источников: соединяются
два наследственных семейных проклятия супругов и персональная трансляция
данной семье этнического проклятия (если супруги относятся к различным
этносам, то получается четыре источника). Эти влияния, синтезируясь вместе,
создают основную для семьи фигуру семейного дьявола, который и становится
черным учителем семьи и (тонким) источником главных ее проблем; последние,
таким образом, вовсе не сводятся к межличностным отношениям и индивидуальному
росту членов семьи.
     Автор не хотел бы выглядеть черным пессимистом, и для равновесия,
вероятно, следовало бы упомянуть о семейном благословении, счастье и т.д.
Однако трагические листы этого трактата повествуют преимущественно о темных
сторонах жизни тонкого и плотного миров, и способах взаимодействия со злом в
его разнообразных формах, а проведение окончательного баланса сил тьмы и
света в общей картине мира автор доверяет своему читателю.

                              * * *
     Семейный дьявол является более тонкой фигурой, нежели тонкая семерка,
которая есть не только у каждого человека, но и у каждого семейного эгрегора.
Однако семейный дьявол, оставаясь (при желании) невидимым и почти неощутимым
для тонкой семерки семейного эгрегора, имеет прямые каналы инвольтации ко
всем ее членам, которые, в свою очередь, прямо связаны с соответствующими
тонкими фигурами членов семьи. Таким образом, семейный дьявол обычно