3 г. до н.э. под ударами армии Александра Македонского государство Ахеменидов 
прекратило своё существование. Одну империю сменила другая, не менее великая. 
Единое государство, созданное Александром, просуществовало очень недолго, но 
его походы вызвали к жизни колонизацию небывалых масштабов. В результате 
взаимовлияния греческих и местных элементов на обширной территории (Балканский 
полуостров, острова Эгейского моря, Египет, Малая и Передняя Азия, южные районы 
Средней Азии и часть Центральной Азии) возникла эллинистическая культура. 
Ключевым событием, символизировавшим начало расцвета эллинистической астрологии,
 обычно считают основание школы астрологии на греческом острове Кос вавилонским 
жрецом Беросом около 280 г. до н.э. [Бэйджент и др., 1999, с. 44, 63–64].
В это время, в результате деятельности античных учёных, сложились первые 
научные программы: математическая (пифагорейско-платоновская) и две физических 
– атомистическая (Демокрита) и континуалистская (Аристотеля). Аристотелевская 
научная программа оказывала безусловно доминирующее влияние на научную мысль 
вплоть до конца 16 в. – не только в Европе, но и в арабском мире [см. Lemay, 
1962]. Наряду с ней существовала и пифагорейско-платоновская научная программа, 
в некоторых отношениях выступая в качестве конкурирующей. Что же касается 
атомистической программы, то она не получила сколько-нибудь существенного 
развития в средневековой науке [Гайденко, 1987, с. 8].
Крупнейший современный исследователь эволюции понятия науки и истории научных 
программ П. П. Гайденко в числе ключевых принципов, лежащих в основании 
античной и средневековой науки о природе, указывает наличие жёсткого 
водораздела, лежащего между небесным и земным, надлунным и подлунным мирами: 
“надлунный был воплощением вечного порядка и неизменных движений, в подлунном 
царили непостоянство и изменчивость” [Истоки, 1997, с. 44]. Другим важнейшим 
принципом было то, что “не менее жёстко различались между собой две ветви 
знания – математика и физика. Предметом математики были идеальные конструкции 
(идеальные объекты); она находила себе применение прежде всего в астрономии, 
имевшей дело с наиболее близким к идеальному надлунным миром” [там же, с. 44].
В этом ракурсе становится понятной особая роль астрологии в системе научных 
дисциплин эллинистической и средневековой науки: ведь именно астрология 
позволяла соотнести между собой процессы в двух жёстко разграниченных частях 
мироздания и, более того, именно астрология была связующим мостом между 
математикой и физикой. Таким образом, астрология была необходимым звеном 
системы научных знаний, и совершенно прав Линн Торндайк, который ещё в 1920-х 
годах утверждал: “Если астрология и некоторые другие оккультные науки не 
появлялись в развитой форме до наступления эллинистического периода, то это не 
потому, что более ранний период был более просвещённым, а потому, что он был 
менее учёным” [Thorndike, 1923, Vol. 1, p. 22].
Осознание жёсткого водораздела между небесным и земным мирами и между 
математикой и физикой в аристотелевской натурфилософии позволяет пролить свет и 
на такой характерный нюанс, как почти полное отсутствие научной критики 
астрологических учений с позиций физики вплоть до эпохи Нового времени. 
Действительно, существовавшая критика астрологии исходила из 
религиозно-нравственных соображений (как, к примеру, у Тертуллиана), из 
утверждения недостоверности человеческого знания (как у Секста Эмпирика), из 
социально-политических аргументов (и главный из них: опасность для правителя, 
если его политические оппоненты будут знать его гороскоп, – чем и были вызваны 
неоднократные изгнания “математиков, астрологов и философов” из Рима в первые 
века н.э.) [см. Cramer, 1954]. Могли критиковаться действия конкретных 
астрологов или определённые астрологические методики (к примеру, Птолемей, 
признавая ценность гороскопов рождения, отвергал использование гороскопов, 
построенных на момент, когда астрологу был задан вопрос). Но ни один 
средневековый учёный не выступал против астрологии, указывая на отсутствие 
физического воздействия небесных светил на земные события. Ведь физика, 
согласно аристотелевскому подходу, не может быть применена к процессам в 
надлунном мире [см. Lemay, 1962].
И возникновение христианства, быстро занявшего доминирующую позицию в духовной 
жизни западного общества, ничуть не поколебало указанные основания “научной 
астрологии”. Ведь пропасть между миром надлунным, божественным и миром 
подлунным, человеческим пролегла не только в аристотелевской натурфилософии. 
“Не менее глубокая пропасть между божественным и человеческим существует и для 
христианских теологов: бесконечный Творец и творец конечный – человек – 
несоизмеримы по своим возможностям. И те законы, по которым создан мир, для 
человека неисповедимы” [Истоки, 1997, с. 54]. П. П. Гайденко справедливо 
отмечает: “И в эпоху эллинизма, и в средние века сознание собственной 
греховности было у христиан очень острым, а потому на первом плане была задача 
спасения души, а не покорения природы. Острота переживания первородного греха, 
видимо, помогала сохранять то чувство огромной дистанции между небесным и 
земным, которое на протяжении всего средневековья оставляло незыблемой античную 
картину мира, с разделением его на небесный и земной, каждый из которых 
подчинён особым законам, картину мира, служившую предпосылкой античной и 
средневековой физики” [Истоки, 1997, с. 54–55].
Философское обоснование астрологии разрабатывалось представителями различных 
философских течений и школ, прежде всего стоиками, неоплатониками и 
последователями Аристотеля. Свою роль в популяризации астрологии сыграли и 
оккультно-мистические учения герметизма, гностицизма и неопифагореизма [см. 
Богуцкий, 1998; Касавин, 1996; Касавин, 1999]. Фундаментом философского 
обоснования астрологии было прежде всего об