онцепция четырёх-пяти 
основных первоэлементов, обычно сочетающаяся с принципом борьбы двух мировых 
начал. Присутствующая в неявном виде в египетских представлениях [см. Евсюков, 
1988], эта концепция разрабатывалась философами Древней Греции, соотносившими 
огонь и воздух с мужским началом, а воду и землю – с женским. В Китае стихий 
насчитывалось пять (четыре стихии связывались со сторонами света, а пятая – с 
центром, точкой отсчёта), и трактовка взаимодействия этих пяти стихий с 
началами инь-ян стала действительно универсальной системой классификации, 
связывавшей воедино пространство и время, небо и землю, человека и космос, 
природу и культуру [Календарные обычаи, 1989]. Данная система охватывала самые 
различные области жизни: от медицины и кулинарии до военного дела и 
метеорологии. Удивительно сходные с этим концепции развивались в Индии и 
доколумбовой Америке (в частности, у ацтеков и инков). Но отметим, что 
дальнейшее осмысление теории первоэлементов протекало в разных культурах 
по-разному. К примеру, древнегреческие философы обычно определяли стихии как 
простейшие, неразложимые элементы всех тел, а китайские мыслители – скорее как 
фазы универсального круговорота природы. Таким образом, в античной 
натурфилософии стихии понимаются субстанционально, а в китайской – 
функционально [Китайская философия, 1994, с. 338].
Изложенный выше материал позволяет утверждать, что на виталистической стадии 
произошёл синтез ключевых астрологических принципов (то есть, принципов 
аналогии, полярности, цикличности, сакральной нумерологии, структурной 
организации мироздания), а небесные события стали наблюдаться и осмысляться уже 
довольно систематизированно. И вполне закономерен тот факт, что этим 
наблюдениям неба уделялось очень большое внимание. Постепенно стала отходить на 
задний план такая древнейшая разновидность астрологических интерпретаций, как 
протоастрология предзнаменований, и разрабатывалась более рационально-сложная 
структура. “Жрецы, записывавшие, систематизировавшие, сравнивавшие и изучавшие 
движение небесных тел, уже постигали в этих циклических обращениях абстрактный 
смысл. Идея “точных, неизменных числовых отношений” стала символом порядка в 
обществе, которое ещё было охвачено страхом перед стихиями. Идея Небесного 
Порядка становилась опорой против хаоса стихийной природы” [Радьяр, 1991, с. 
17]. Божественный мир архетипов, мир Порядка, виделся существующим на небесах, 
где всё движется по своим извечным законам. Тогда, очевидно, задача человека – 
установить порядок на земле (в почве и стадах, но также и в своей земной 
инстинктивной природе), сделать её совершенным отображением Небесного Порядка.
По мнению Д. Радьяра, “астрологическое государство в Халдее и Китае было 
единственной опорой против хаоса стихий. Циклические пути небесных тел были 
единственным свидетельством всемирного порядка. Только знания о движении Солнца 
и Луны могли спасти человека от гибели урожая, означавшей голод и хаос” [Радьяр,
 1991, с. 18–19]. В другой своей работе этот исследователь подчёркивает, что 
астрология явилась “своеобразной попыткой человека сформулировать порядок 
вселенной и ощутить чувство относительной безопасности” [Радьяр, 1994, с. 18].
Значимость астрологии в данную эпоху можно увидеть в том, что падение первой 
китайской династии произошло, как считает ряд авторов, из-за неудачи имперских 
астрологов в предсказании солнечного затмения. Если планета – в силу 
несовершенства знаний о небесных движениях – оказывалась не там, где её ожидали 
увидеть, это считалось предзнаменованием хаоса и разорения в императорском доме.
 Если правители, хранители Универсального Порядка, были неспособны точно 
предсказать, что произойдёт на небе, проявляя своё незнание этого Порядка, 
необходимо было свергнуть их – ради спасения народа [см. Needham, 1956].
Есть свидетельства того, что и в Древней Индии осознание значимости работы 
астролога было не меньшим. Греческий историк Мегасфен (302 г. до н.э.), 
описывая обязанности астролога-брамина, добавляет: “Брамин, который ошибся в 
своих предсказаниях, обязан был хранить молчание всю оставшуюся жизнь” [цит. 
по: Радьяр, 1991, с. 19]. Содержащийся в древних санскритских текстах перечень 
качеств, которыми должен обладать астролог, поистине устрашает.
Радьяр отмечает: “И в биологическом, и в этико-социальном плане астрология была 
тогда Великим Знанием, которое одно лишь могло обеспечить надёжность и духовную 
веру в Космический Закон, без которого невозможна никакая цивилизация” [Радьяр, 
1991, с. 19]. Она была жизненным и живым знанием, потому что на каждом шагу 
проникала в действительность жизни. Она была наукой о жизни – “астробиологией”, 
по выражению Бертело, – обнимавшей космический архетипический порядок, 
действующий и в микрокосме – на Земле, и в макрокосме – во Вселенной.
Именно на этом этапе возникает астрология как учение о космических изменениях 
(обычно циклических), которым соответствуют изменения в жизни на Земле и 
которые поэтому возможно использовать для прогнозирования событий.
Как очевидно из сказанного выше, древнейшими разновидностями астрологических 
интерпретаций были календарная астрология и астрология предзнаменований. Грань 
между протоастрологией и собственно астрологией в обоих случаях довольно тонка. 
Если следовать нашему определению астрологии как “системы теоретических и 
практических знаний, основанной на принципе корреляции земных процессов и 
состояний земных объектов астрономическими факторами”, то очевидно, что 
ключевым здесь является тот переходный этап, когда разрозненные наблюдения за 
отдельными небесными явлениями и набор связанных с этим мантических техник 
становятся единой системой корреляции земных и небесных процессов.
В астрологии предзнаменований после наблюдений неба жрецы вспоминали (или 
обращались к старым записям), какие события происходили при подобном 
расположении светил раньше, и выводили отсюда предсказание и для данного случая 
(классические примеры такой методики – в клинописном месопотамском 
астрологическом своде II тыс. до н