хозяина–нэпмана роскошную, по тем временам, трехкомнатную квартиру за номером 6.

Обедал писатель в крошечной квадратной столовой с низким потолком и окнами над 
самым полом. Пообедав, он спустился по ступенькам в кабинет, прошел за стол и 
сел в рабочее кресло. Перед ним лежала едва начатая рукопись нового романа о 
дьяволе. Всего несколько листков. Текст выходил из-под пера помимо воли автора, 
словно его рукой водила какая-то неведомая сила.
«Солнце в первом доме, – забормотал инженер, козырьком ладони прикрыв глаза и 
рассматривая Берлиоза, как рекрута в приемной комиссии, – Меркурий во втором, 
Луна ушла из пятого дома, шесть несчастье, вечер семь, в лежку фигура. Уй! 
Какая ерунда выходит, Владимир Миронович! Оказывается, что вы будете 
четвертованы».
Писатель отбросил ручку. На столе перед ним лежал большой толстый пакет из 
грубой бумаги. Пакет принес посыльный. И хотя обратного адреса на нем не было, 
писатель знал, откуда пришла почта. Документы прибыли из Берлина. Но сейчас 
пакет был пуст.
Отправителем были вложены в пакет переводы различных апокрифов, чаще – 
гностических евангелий и апокалипсисов, найденных в пещерах Ближнего Востока и 
Северной Африки. Но теперь зола, которая от них осталась, остывала в печке. Она 
перемешалась с золой, которая осталась от первого варианта романа о дьяволе.
В кабинет осторожно вошла супруга писателя, Любочка Белозерская. Она давно 
чувствовала, что с мужем творится что-то неладное. Не то влюбился, не то угодил 
в творческий тупик, из которого не находит выхода. Она нарочито игриво, как в 
те времена, когда они сутками не вылезали из постели, подошла к нему и шлепнула 
пониже спины.
– А чья это жопочка? Мишук, ты уже начал роман о дьяволе? Мне Женечка Гладун из 
Берлина пишет, что.
Он вздрогнул и обжег ее ледяным взглядом.
– Напси – так он иногда называл жену, – как говорит Валюн Катаич, место жены 
писателя – на кухне. Но не на его творческой кухне. Не мешай, я работаю.
– Тоже мне Достоевский! – обиженно фыркнула она и покинула кабинет. Через плохо 
прикрытую дверь было слышно, как она принялась названивать по телефону кому-то 
из подруг.
Булгаков с тоской посмотрел ей вслед.
– Люба – это мой крест, – с чувством сказал он сам себе.
Писатель понимал одно: больше всего на свете ему не хочется писать роман о 
дьяволе. Он поднялся, вышел в переднюю и стал надевать калоши.
– Мишук, ты куда собрался? – Супруга на секунду оторвалась от трубки.
– В клуб, – ответил он. – Я обещал Маяковскому сегодня вечером шары с ним 
покатать.
Он лгал. То есть он действительно, собирался пойти в актерский клуб и поиграть 
в бильярд с Маяковским. Но не только это заставило писателя выйти из дома этим 
ненастным вечером. Он надеялся встретить ее, свою настоящую и последнюю любовь. 
Елену Прекрасную. Он познакомился с ней в доме общих знакомых на праздновании 
масленицы. Она пришла одна, ее мужа услали в командировку.
Тогда, едва познакомившись, он помог ей завязать какие-то тесемки на рукаве. За 
столом они сидели рядом, и она, вроде дьякона из чеховской «Дуэли», смотрела 
ему в рот и с восторгом ждала от него очередной шутки. А он, почувствовав себя 
в ударе, разошелся вовсю. Публика просто стонала от восторга. Он пел, танцевал, 
поминутно выскакивал из-за стола и бросался за рояль. Одним словом, хлопал 
подтяжками и куражился как мог. Она восхищалась его глазами, называла их 
уранически–синими и утверждала, что они сверкают, как бриллианты.
И сейчас он шел в актерский клуб в надежде встретить ее.
В прошлый раз она пришла в клуб специально, чтобы посмотреть, как он играл в 
бильярд с Маяковским. Играли они не торопясь, с чувством и плохо скрываемым 
удовольствием.
– От двух бортов в середину, – говорил Булгаков.
И мазал.
– Бывает, – сочувственно замечал Маяковский, обходя стол, чтобы выбрать удобную 
для удара позицию. – Разбогатеете окончательно на своих тетях манях и дядях 
ванях, выстроите загородный дом и огромный собственный бильярд. Непременно 
навещу вас и потренирую.
Булгаков притворно охал.
– Благодарствую. Какой уж там дом!
Маяковский удивленно приподнимал бровь.
– А почему бы и нет?
– О, Владимир Владимирович, но ведь и вам клопомор не поможет, смею уверить. – 
Булгаков намекал на сатирическую феерическую комедию Маяковского «Клоп». – 
Загородный дом с собственным бильярдом выстроит на наших с вами костях ваш 
Присыпкин.
В тот раз она просто гипнотизировала Маяковского своим ненавидящим взглядом. Ей 
очень хотелось, чтобы выиграл Булгаков.
– У меня просто кий в руках не держался, – уверял позднее Маяковский.
И с тех пор эта хорошо причесанная дама целиком завладела мыслями Булгакова. Он 
надеялся, что и она думает о нем. Наверно, так оно и было, потому что недалеко 
от клуба он встретил ее.
Она шла по улице и несла в руке желтые цветы. Они отчетливо выделялись на ее 
черном пальто. Их цвет показался писателю отвратительным. Он бросился через 
дорогу, вырвал у нее букет и швырнул его на асфальт. Она вздрогнула и подняла 
на него глаза, но вместо испуга он увидел в них только необыкновенное, никем не