первый вариант. Интересно будет сравнить. Вот, кажется, готово.
Он склонился нал экраном ноутбука. Василиса тоже заглянула.
– Не понимаю, – сказала она, – почему все упирается в сорок третий год? И у 
Булгакова в первом варианте дело в сорок третьем году происходило.
Андрей внимательно посмотрел на нее.
– А ты вспомни события Великой Отечественной. Перед началом сорок третьего года 
– нацисты стоят на Волге, под Ленинградом, да и от Москвы недалеко отброшены. И 
вот сорок третий: окончательный разгром немцев под Сталинградом, затем разгром 
венгров под Воронежем. Летом Курская битва, потом битва за Днепр. И при этом мы 
несем самые большие потери за всю войну. Конец года – Тегеранская конференция. 
Сорок третий год был непростой, переломный. И, если бы в этот момент 
инициативой владели не мы, а Гитлер страшно даже подумать. К тому же, ты 
помнишь, что нам говорил профессор со свалки про возможности немцев: реактивные 
самолеты, летающие тарелки, атомную бомбу и прочее? Но все получилось 
по–другому. Война началась раньше, в сорок первом. И мы, ценой невероятных 
потерь, сумели перехватить инициативу и спасти мир. Кроме того, в сорок третьем 
году Поместный собор избрал патриарха. А это тоже кое-что значит.
– И ты думаешь, что роман Булгакова сыграл здесь какую-то роль?
– Допускаю. Мастер, начав писать роман чуть ли не под диктовку темных сил, 
постепенно изменил полярность текста. В черновиках Булгаков отмечал, что 
Нострадамус назначил на тысяча девятьсот сорок третий год конец света. Ведь 
этот год отмечен Метоновым циклом.
– Это что еще за ерунда? – нехотя заинтересовался Филатов.
– Метонов цикл составляет девятнадцать лет и служит основой для расчета и 
православной, и католической Пасхи по Юлианскому календарю. Так вот, 
Нострадамус утверждал, что конец света наступит, когда Страстная Пятница 
придется на день святого Георгия, Светлое Воскресенье – на день святого Марка, 
а праздник Тела Христова – на день святого Иоанна. Кстати, два года подряд обе 
Пасхи, католическая и православная, отмечались в один и тот же день.
– И эти совпадения пришлись на сорок третий год?
– Точно. В сорок втором и сорок третьем. Вы помните, чем заканчивается роман?
Филатов скромно отвел глаза, а Василиса ответила за обоих:
– Конечно, помним. Мастер и Маргарита умирают, и все – Иешуа, Понтий Пилат и 
его собака – уходят по лунной дорожке.
Кстати, еще одно интересное совпадение. В сорок третьем году, как раз на Пасху, 
умер Владимир Немирович–Данченко, один из создателей МХАТа. Кстати, он и его 
брат, известный писатель, до революции были масонами. Так вот, Булгаков 
Немировича недолюбливал и считал даже более виноватым в своих бедах, чем 
Станиславского. Но сам Немирович признавался, что считает Булгакова лучшим 
драматургом, и обвинял Станиславского и прочих сотрудников театра, что они 
мешают Булгакову плодотворно работать. Непонятно, почему он так говорил, ведь 
это противоречило корпоративной масонской этике. Но защитником писателя он все 
же был. Как, впрочем, и Сталин.
– Мы отвлеклись от темы, – напомнила Василиса. – Значит, роман кончается тем, 
что все умирают и уходят по лунной дорожке. И что из этого следует?
– Ага! – крикнул Успенский так, словно уличил в чем-то нехорошем. – Вот она, 
картина манихейской благодати! Получается, что реальный мир – зло. А подлинная 
свобода только в загробной жизни. И, если хочешь стать свободным, умри!
– И что?
– А то, что в окончательном варианте вся эта картина счастья оказывается 
наркотическим бредом поэта Ивана Бездомного. И это только один из примеров. Так 
Булгаков переработал всю рукопись. Вот анализ. – Андрей указал на ноутбук.
Но Филатов был не удовлетворен таким объяснением.
– Даже если считать, что рукопись «Мастера и Маргариты» – это код, созданный по 
принципам нейро–лингвистического программирования, то что дальше?
– А дальше простая связка, – объяснил Успенский. – В игру включается начальник 
разведуправления Гендин и его агент Ольга Чехова, которая через Геббельса 
выходит непосредственно на Гитлера.
– Постой–постой, – Филатов даже зажмурился от напряжения. – Я по телевизору 
передачу смотрел, она называлась «Чайка» Гитлера». Только там сказано, что 
задачей нашей разведчицы было максимально оттянуть начало войны между Советским 
Союзом и Германией. Ей потом даже орден за это дали. Но тогда получается, что 
все вышло наоборот?
Успенский снова кивнул.
– Ты правильно понял. Задумали одно, а получили совсем противоположное. Но 
сделали вид, что именно этого и добивались. В результате пакт 
Молотова–Риббентропа, заключения которого так добивались офиты и манихеи, не 
сработал. Война началась не в сорок третьем, а в сорок первом. И немцы, заметь, 
немцы, а не мы, оказались к ней не готовы. Оказались не готовы уничтожить мир. 
В этом и заключалась великая мессианская роль России. Смертью смерть поправ, 
величайшим самопожертвованием наша страна спасла мир от неизбежной гибели.
Василиса поддержала астролога.
– Да–да, тот профессор на свалке то же самое говорил.
Но Филатов не сдавался:
– Ну хорошо, допустим, что этот код попал к астрологу Гитлера или к Геббельсу, 
или даже к самому Гитлеру. Ты что, считаешь, что они по–русски читать умели?
Успенский встал и заговорил тоном школьного учителя:
– Видишь ли, Петрович, в семье индо–европейских языков русский и немецкий 
являются как бы двоюродными братьями. То есть коды и шифры, что в одном, что в 
другом, работают по одному принципу.