Английские корабли уступали противнику также по бронированию и по скорости хода,
 так что Трубридж мог рассчитывать на успех только в ночном бою или в условиях 
плохой видимости. И он пошел на перехват вскоре после полуночи со своими 
четырьмя крейсерами и восемью эсминцами.
      Шли часы, и решимость британского адмирала навязать противнику бой 
постепенно таяла. На Трубридже веригами висело предписание Адмиралтейства 
«избегать боя с превосходящими силами», причем определить, являются ли «Гебен» 
и «Бреслау» такими «превосходящими силами» должен был именно он, контрадмирал 
Трубридж. В пятом часу утра английские броненосные крейсера прекратили поиск 
отряда Сушона, о чем Трубридж тут же сообщил Милну. Так изза нерешительности 
британского контрадмирала (которому достаточно было хотя бы повредить «Гебен» 
и тем самым уготовить ему печальную участь) была упущена третья возможность 
разделаться с роковым (как показали дальнейшие события) кораблем.
      Тем временем неутомимый «Глостер» тенью следовал за «Гебеном», не обращая 
внимания на радиограмму Милна с «Несгибаемого», рекомендующую «прекратить 
погоню во избежание риска быть уничтоженным». Кэптен Келли, командир «Глостера»,
 оказался достойным преемником славы моряков Дрейка и Нельсона: когда утром 7 
августа Сушон послал «Бреслау» отогнать дерзкого соглядатая (не мог же немецкий 
адмирал идти к ожидавшему его среди островов Эгейского моря угольщику «Богадир» 
на глазах англичан!), «Глостер» тут же открыл огонь. Британский капитан 
рассчитал правильно: «Гебен» не бросил своего младшего брата и вмешался в 
поединок. Против мощных орудий линейного крейсера «Глостер» держаться не мог, 
Келли вышел изпод обстрела, однако возобновил преследование, как только 
«Гебен» лег на прежний курс. В недостатке упорства командира «Глостера» никто 
не смог бы обвинить: Келли прервал погоню только у мыса Матапан, подчиняясь 
категорическому приказу Милна.
      Вскоре после полуночи английские линейные крейсера вышли с Мальты и после 
полудня 8 августа находились на полпути между Мальтой и Грецией. Снова появился 
шанс настичь и утопить неуловимый «Гебен»: германские корабли сначала долго 
петляли между островами Эгейского моря, а затем весь день 9 августа грузили 
уголь с «Богадира» близ острова Денуза. Но и четвертая – и последняя! – 
возможность также была упущена.
      В 14.00 8 августа Милн вынужден был внезапно и резко остановиться, так 
как получил сообщение английского Адмиралтейства о том, что АвстроВенгрия 
объявила войну Великобритании. Это в корне меняло обстановку на театре военных 
действий, и британский командующий поступил совершенно правильно, немедленно 
собирая все вверенные ему силы в единый кулак – ведь из Адриатического моря 
вотвот могли появиться три, а то и четыре новейших австрийских дредноута, 
каждый из которых превосходил по своей боевой мощи любой из линейных крейсеров 
Милна в полтора раза. Для англичан возникла реальная угроза быть отрезанными от 
Мальты – основной базы – и вынужденными принять бой в невыгодных условиях.
      Ведя наблюдение за выходом из Адриатики, весь флот Милна простоял на 
месте целые сутки: до следующей радиограммы из Лондона. И в этой депеше 
сообщалось, что война Англии Австрией отнюдь не объявлена, а всего лишь (!) 
имело место досадное недоразумение: некий клерк Адмиралтейства (имя его так и 
осталось неизвестным) перепутал бланки заранее подготовленных разных радиограмм 
и передал в эфир ложное известие о начале войны между Англией и АвстроВенгрией.
 Случайность настолько дикая, что в случайность не хочется верить…
      Адмирал Милн незамедлительно возобновил погоню за германским 
крейсеромпризраком, но было слишком поздно. Английские корабли прибыли к 
Эгейскому морю только лишь ночью с 9 на 10 августа и потом весь день 10го 
августа крейсировали у его границы в поисках противника, а противник уже в 17.
00 того же дня подошел к Дарданеллам.
      Адмиралу Сушону пришлось еще понервничать, пока военный министр Турции 
Энверпаша, известный своими прогерманским настроениями, не дал под свою 
ответственность разрешения германским крейсерам войти в пролив. Более того, тот 
же Энверпаша распорядился открыть огонь по английским кораблям, если те 
осмелятся преследовать немцев и войдут в сферу действия береговых батарей, 
прикрывавших Дарданеллы. Дело было сделано.
      В турецких проливах демоном из преисподней, вызывавшим при взгляде на 
него чувство мистического трепета, возник корабль, одно появление которого 
принесло, как много позже сказал Черчилль: «…больше бедствий, крови, руин и 
неконтролируемых последствий, чем все другие военные корабли вместе взятые со 
времен изобретения корабельного компаса».
      А события развивались лавинообразно.
      Формально Турция приобрела германские корабли, присвоила им другие 
названия, подняла на их мачтах турецкие флаги и таким образом избавилась от 
претензий стран Антанты по поводу пребывания крейсеров воюющей страны в порту 
страны нейтральной.
      Адмирал Сушон, пользуясь поддержкой ориентирующихся на союз с Германией 
влиятельных лиц в правящих кругах Турции, с завидной энергией прибрал к рукам 
все руководство турецким флотом и береговой обороной, фактически передав его 
немцам.
      Высокая Порта попрежнему, несмотря даже на присутствие в Стамбуле 
«Гебена» и «Бреслау», колебалась между «хочется» и «колется» и не торопилась 
влезать в кровавую кашу большой войны на чьейлибо стороне. И тогда Сушон (не 
«по зову сердца», конечно же, и не по собственной инициативе, а выполняя четкие 
приказы из Берлина) дерзко атаковал русские порты в Черном море (в том числе и 
Севастополь) на германских кораблях под турецкими флагами. Этот пиратский набег 
имел необратимые последствия.