скальпель. Вот ведь загадка…
      Как бы то ни было, вторая по счету возможность отправить «Гебен» на дно 
морское была упущена. В 16.30 4 августа германский линейный крейсер от 
преследователей оторвался. Немцы поспешили прямиком в Мессину тем же путем, 
каким они прошли для атаки африканских берегов – надо было спешно грузить уголь.
 Крейсера Милна могли последовать за противником (уже за противником, поскольку 
после нуля часов 5 августа Великобритания наконецто вступила в войну против 
Германии) и караулить его прямо у Мессины, но…
      Снова «но»! Италия объявила о своем нейтралитете (сильно разочаровав этим 
своих партнеров по Тройственному союзу), следовательно, шестимильная зона 
итальянских территориальных вод оказалась закрытой для боевых кораблей воюющих 
стран. По этой причине английским линейным крейсерам запретили входить в 
Мессинский пролив. Британцы снова решили быть святее папы римского и выказать 
всемерное уважение к нейтралитету Италии.
      Сушон в авральном порядке принял на рейде Мессины топливо с немецкого 
угольщика «Генерал», проигнорировал пресловутый нейтралитет итальянцев и 
форсировал пролив, а Милну с его тремя крейсерами (флагман эскадры 
«Несгибаемый» присоединился к «Неукротимому» и «Неутомимому») пришлось делать 
изрядный крюк и огибать всю Сицилию для возобновления погони. Правда, в хвост 
немцам вцепился мертвой хваткой английский легкий крейсер «Глостер», 
встретивший «Гебен» и «Бреслау» у южного выхода из Мессинского пролива, так что 
информация о местонахождении противника у англичан теперь имелась. И всетаки 
Милн не знал одного, но самого важного обстоятельства: а куда именно намерен 
следовать «Гебен»?
      По мнению британского Адмиралтейства (и самого Милна), у Сушона было 
всего две возможности. Первая – направиться в Полу под крылышко австрийского 
флота (хотя Австрия, в свою очередь, еще не вступила в войну) и вторая – 
прорываться через Гибралтар и Атлантику в Северное море, домой, на соединение с 
германским флотом открытого моря. В первом случае немецкие крейсера добровольно 
заперлись бы в мышеловке Адриатики, которую наглухо заблокировали бы 
превосходящие силы англофранцузского флота; второй вариант выглядел 
авантюрносамоубийственным. И всетаки Милн опасался немецкого броска к 
Гибралтару и стремился перекрыть своими тремя лучшими кораблями именно этот 
путь.
      А Сушон уже и думать забыл о какойто там войне против транспортных 
коммуникаций союзников в Средиземном море и уж тем более в Атлантике. Еще 4 
августа командующий средиземноморской дивизией крейсеров получил от Тирпица 
радиограмму с предписанием следовать в Стамбул. Из текста депеши следовало, что 
предварительная договоренность с турками достигнута. Похоже, комуто пришла в 
голову мысль, что в разгорающейся войне «Гебен» способен сделать куда больше, 
нежели утопить парудругую торговых судов с войсками и снаряжением и после 
этого геройски погибнуть в неравном бою (как случилось, например, с эскадрой 
графа Шпее у Фолклендских островов в декабре 1914 года). Однако 5 августа 
германское Адмиралтейство отменило свое предыдущее распоряжение: «Гебену» и 
«Бреслау» приказали идти в Полу, к австрийцам. Дело в том, что на самом деле с 
Оттоманской Империей договориться никак не удавалось: Блистательная Порта с 
расчетливостью старой профессиональной проститутки лихорадочно прикидывала, с 
кого же из двух соперников можно содрать побольше за свою благосклонность, и 
как при этом не получить по шее от отвергнутого. И всетаки немецкие корабли 
пошли на восток, несмотря на то, что в армии из полученных приказов к 
исполнению принимается последний.
      В чем тут дело? Объяснение этому своему поступку, данное германским 
адмиралом в своих воспоминаниях, выглядит, мягко говоря, малоубедительным: «…в 
моей душе все восставало против ухода в Полу на милость австрийцев. И поэтому я 
решил, вопреки всем приказам, следовать в Стамбул». Так может объяснить свой 
побег изпод венца силком выдаваемая замуж невеста, но никак не военачальник 
высокого ранга, да еще принадлежащий к нации, известной всему миру своей 
поистине фанатичной дисциплинированностью.
      Вечером шестого августа германские крейсера, преследуемые по пятам 
«Глостером», пересекали Ионическое море. Адмирал Милн, все еще не понимая 
конечной цели немцев, принимал уголь на Мальте и не слишком беспокоился о 
будущем: если немецкие корабли повернут в конце концов на запад, они неминуемо 
встретятся с тремя крейсерами англичан, на бортах которых написаны столь 
громкие имена. «Гебен» сильнее любого одного из них, двум британским линейным 
крейсерам придется попотеть, чтобы справиться с германцем, но против трех 
шансов у Сушона нет. «Бреслау» с его артиллерией калибром 102 мм в расчет можно 
не принимать, да к тому же у англичан против немецкого легкого крейсера имеются 
четыре аналогичных корабля. Кроме того, Милн полагал, что у входа в 
Адриатическое море германские крейсера могут быть успешно перехвачены эскадрой 
контрадмирала Трубриджа.
      Четыре броненосных крейсера Трубриджа – «Черный принц», «Защита», «Воин» 
и «Герцог Эдинбургский» – блокировали устье Адриатики. В 22.00 зоркий «Глостер» 
засек поворот отряда Сушона на восток. Несмотря на то, что немцы пытались 
забить радиопередачу с английского легкого крейсера, и Милн, и Трубридж об этом 
повороте узнали – на этот раз связь работала как положено.
      Командующий эскадрой броненосных крейсеров понял: «Гебен» отнюдь не 
рвется в Адриатическое море. Проведя несложные расчеты, Трубридж убедился: если 
он двинется на юг, то перехватит германские крейсера. Но что дальше?
      Шестнадцать 234мм орудий британских крейсеров обладали гораздо меньшей 
дальностью стрельбы, чем десять 280мм пушек немецкого линейного крейсера.