центр просвещения в Англии? В былые времена под сенью его росли и крепли такие 
умы, как Виклиф, Эразм, Томас Мор. Но в бурную эпоху гражданского междоусобия и 
наступившей затем реставрации он утерял свое свободолюбие. Презренный ханжа и 
святоша Лоод завел там новые порядки. Оксфорд сделался очагом якобистского 
движения. Поощряемые наставниками, юноши устраивали уличные демонстрации в 
пользу короля Якова. Когда Смит оставлял университет, в Оксфорде вспыхнул бунт, 
и участниками его оказались, среди прочих, члены Бальольской коллегии. Рука об 
руку с этими регрессивными стремлениями росли общее отупение и невежество в 
университетской среде. Профессорские места были своего рода синекурой. 
Профессора нисколько не заботились об исполнении своих обязанностей. Что это 
были за профессора и что это были за лекции, можно судить по критике 
университетского образования в “Исследованиях о богатстве народов”. “Для 
человека, одаренного здравым умом, – говорит Смит, – должно быть делом 
тягостным сознавать, что лекции, которые он читает студентам, суть чистый вздор 
или нечто, весьма близко к нему подходящее. Должно быть, также крайне неприятно 
видеть, что большая часть слушателей не посещает лекции или слушает их с 
несомненным выражением неодобрения, насмешки или пренебрежения”. Чтобы выйти из 
такого затруднения, профессор имеет под руками несколько средств. “Вместо того 
чтоб самому объяснять преподаваемую своим слушателям науку, он может читать ее 
по книге, а если эта книга написана на мертвом или иностранном языке, то 
переводить и толковать ее или, для чего потребуется еще меньше труда, 
заставлять самих слушателей переводить ее, и, делая на нее время от времени 
некоторые замечания, он может вообразить, что читает им настоящие лекции. При 
самых ничтожных познаниях и при самом незначительном труде он может исполнять 
свою задачу, не вызывая насмешек слушателей и не прибегая к необходимости 
говорить перед ними вздор и нелепости. В то же самое время строгость, 
заведенная в училище, дает ему средство принудить слушателей посещать самым 
аккуратным образом эти так называемые лекции, а в продолжение чтения их держать 
себя самым приличным и почтительным образом”. Таково было преподавание в 
знаменитом Оксфордском университете во времена Смита. По стопам учителей, как 
это обыкновенно бывает, шли ученики. Студенчество отличалось не только 
невежеством, но грубостью и развращенностью. Да оно и понятно: для всех, как 
учащих, так и учащихся, отказывающихся от принципов человеческой свободы, 
остается открытой одна только дорога, приводящая рано или поздно к животному 
состоянию. Как Смит уберег свою душу и свой ум от растлевающего влияния такого 
преподавания и таких университетских распорядков, мы не знаем. Но он оставил 
Оксфордский университет после семилетнего пребывания в нем с довольно ясным, 
уже установившимся миросозерцанием. Наперекор стараниям своей alma mater он 
вышел из нее врагом всяких суеверий и убежденным сторонником свободных 
исследований и свободной деятельности. Его отправляли в Бальольскую коллегию, 
надеясь сделать из него доброго служителя англиканской церкви. Но, увы, 
ханжество Оксфордских наставников оттолкнуло юношу от такой карьеры, а чтение 
вышедшего незадолго перед тем
“Трактата”
Юма о человеческой природе открыло перед ним иные, более широкие перспективы. 
Он занялся изучением древней и новой литературы и с окончанием курса решился 
попытать свое счастье на литературном и научном поприще. Заметим здесь, что 
верный себе Оксфордский университет не удостоил своего славного питомца ученой 
степенью, да и сам питомец никогда не вспоминал с любовью о времени, 
проведенном в стенах этого университета.

По окончании курса Адам Смит возвратился к своей матери в Корккольди и прожил с 
нею около двух лет. В 1748 году он отправился в Эдинбург и здесь, пользуясь 
покровительством одного знатного лорда, открыл публичные лекции по риторике и 
литературе. В те времена писательство как профессия было делом чрезвычайно 
трудным и редким даже в Англии. Легче было устроить при содействии людей, 
имеющих вес в обществе, публичные чтения, чем найти издателя. Лекции Смита 
имели успех. Он завязал полезные знакомства и близко сошелся с Юмом, что имело 
для него чрезвычайно важные последствия. Это знакомство превратилось с течением 
времени в тесную дружбу – дружбу, имеющую общественное значение, так как она 
была союзом двух могущественных умов Англии XVIII века. Любопытно, что в данном 
случае влеклись друг к другу вовсе не разнородные, дополняющие друг друга умы, 
как это бывает нередко; напротив, между Смитом и Юмом была масса общего. Оба 
они отличаются необыкновенной силой анализа и сравнительно слабым воображением; 
оба одинаково бесстрашны в своей разрушительной работе и в своих выводах; оба 
преследуют одни и те же цели и преследуют их одними и теми же путями, а нередко 
и в одной и той же сфере; и оба, как в своей личной жизни, так и в вопросах 
непосредственной политической жизни, оказываются людьми весьма скромными и 
умеренными.

В 1751 году Смит был приглашен Глазгосским университетом на кафедру логики, а 
четыре года спустя он занял там же кафедру нравственной философии, которую 
удерживал за собой в течение 13 лет. Молодой профессор внес большое оживление в 
преподавание своего предмета. Нужно заметить, что уже Хётчесон, знаменитый 
предшественник Смита по кафедре нравственной философии в Глазгосском 
университете и его учитель, отрешился от узких средневековых взглядов на 
нравственность. В противоположность прежнему учению, будто бы разум слаб и 
бессилен разрешить нравственные вопросы, Хётчесон доказывал, что разум в 
состоянии совладать с такой задачею, лишь бы только ему была предоставлена 
свобода, и переносил нравственные вопросы на психологическую почву. Но он