сделаны ее практическим гением и которые она ревниво оберегала, неизбежно 
влекли ее на совершенно другой путь промышленной и торговой деятельности. Такой 
же запретительной политике следовали и другие государства, и Англия в конце 
концов почувствовала, что запретительная система мешает расширению ее торговли, 
что ее промышленность не боится уже никакой конкуренции, что, одним словом, 
настало время, когда ей выгодно сбросить путы с торговли и промышленности и 
вступить на путь свободной экономической деятельности.
Мы говорили до сих пор об экономических явлениях, но не следует упускать из 
виду и того широкого и могучего умственного движения, которым ознаменовалось 
XVIII столетие, в особенности его вторая половина. Знаменитый труд Адама Смита 
непосредственно примыкает к этому движению и составляет его нераздельную часть. 
Пробил час не только одной экономической опеки. Во всех сферах человеческой 
деятельности чувствовалось обновление. По крайней мере, мысль человеческая 
простиралась далеко и пыталась переделать заново весь социальный механизм. 
Характерных проявлений этого движения следует искать во Франции того времени; 
но они имели общемировое значение. Имена Вольтера, Руссо, энциклопедистов 
принадлежат не одной Франции. Вольтер разрушил нестерпимую опеку католической 
церкви. Руссо перенес вопрос об опеке на политическую и социальную почву и 
апеллировал к естественному праву человека.

Энциклопедисты в своей знаменитой “Энциклопедии” пытались дать ответы на все 
вопросы с точки зрения новых воззрений. Как бы велико ни было различие между 
отдельными мыслителями, но всех их воодушевляло одно общее стремление, одна 
общая мысль: освободить личность от разных пут средневекового мировоззрения и 
средневекового склада жизни. Начало
индивидуализма
в различных его проявлениях – вот краеугольный камень всех построений 
блестящего ряда мыслителей XVIII века. Англия, как нация по преимуществу 
практическая, выдвинула мыслителя-индивидуалиста в сфере вопросов 
преимущественно практических, деловых. “Свобода, свободная индивидуальная 
деятельность есть для Смита, – пишет один экономист, – всеоплодотворяющий и 
одухотворяющий элемент; это есть воздух, которым дышит хозяйство, свет, который 
освещает богатство, дыхание жизни, которое все проникает и призывает к живой 
деятельности, базис для общего развития и усовершенствования, рычаг всякого 
успеха и, наконец, истинная волшебная формула, с помощью которой все дурное 
изгоняется, а все доброе, великое и прочное вызывается”. Только мыслитель 
второй половины XVIII века мог воодушевиться в такой мере принципом “свободной 
индивидуальной деятельности” и, опираясь на нее, перевернуть в сфере мысли, 
точно Архимед, нашедший точку опоры для своего рычага, ходячие понятия 
относительно экономической деятельности и очистить путь для новых течений в 
общественной жизни. “Исследования о богатстве народов” есть только одна из глав 
великой книги, написанной выдающимися мыслителями второй половины XVIII века, и 
одно из дел – так как она, эта книга, была вместе с тем и настоящим делом, – 
совершенных людьми того же поколения.


Теперь мы познакомимся с разработкой политико-экономических вопросов до 
появления знаменитых “Исследований”: с одной стороны, с зародышами тех мыслей, 
которые были изложены и развиты впоследствии в этих “Исследованиях”, а с другой 
– с противоположным, господствовавшим в ту пору учением, известным под термином
меркантилизм.


Меркантильная теория отождествляла понятие о богатстве с понятием о деньгах. 
Страна тем богаче, по этой теории, чем большим количеством золота и серебра она 
располагает. Двойственный характер денег как предмета торговли и как мерила 
ценности долго поддерживал это заблуждение, а масса драгоценных металлов, 
нахлынувшая из вновь открытых земель, побудила государственных деятелей и 
мыслителей изощряться в придумывании мероприятий, посредством которых можно 
было привлечь в свою страну наибольшее их количество. Для страны, не имевшей 
собственных рудников, единственным средством являлся обмен. Следовало так 
организовать его, чтобы страна вывозила возможно большее количество товаров и 
ввозила возможно меньшее, а разницу вывоза над ввозом получала золотом или 
серебром. На первых порах меркантилисты обращают внимание на приток именно этих 
драгоценных металлов, и потому систему их можно назвать системой
денежного баланса.
Но с дальнейшим развитием торговли эта система оказалась и стеснительной, и 
неправильной. Товары нередко ввозятся с тем, чтобы их вывезти потом и 
перепродать с прибылью; уплаченные за них деньги возвращаются со временем даже 
с лихвою; тем не менее, в данный момент из страны уходит известное количество 
золота или серебра и денежный баланс может оказаться не в пользу ее. “Однако, – 
замечает меркантилист Мен, – если бы мы стали судить о земледельце только в 
минуту посева, когда он разбрасывает по земле такое количество прекрасных зерен,
 то мы могли бы принять его за безумного. Но если мы вспомним в то время о 
жатве, составляющей цель его забот, то можем оценить по достоинству его труды и 
вытекающее из них изобилие”. Наконец, никакое запрещение не в состоянии 
предупредить вывоз золота и серебра контрабандным путем, раз это оказывается 
выгодным. Поэтому меркантилисты заменили систему денежного баланса системой
торгового баланса:
золоту и серебру может быть предоставлена свободная циркуляция, а государство