исчезают почти совершенно. Происходит концентрация поземельной собственности в 
руках лендлордов; образуются крупные фермы и окончательно устанавливается 
типичное батрачное хозяйство. “Не знакомый с английской историей, – говорит 
Тойнби, – может подумать, что страна подверглась в это время опустошительному 
нашествию врагов или перенесла тяжелые и в высшей степени многознаменательные 
внутренние потрясения. Вначале под влиянием усилившегося спроса на шерсть 
крупные землевладельцы захватывали (огораживали) только общинные пастбища; но 
позже они стали огораживать и пахотные земли. Мелкий собственник, лишившись 
пастбища и леса, не мог вести дальше хозяйства, продавал свой участок и уходил 
в город или превращался в батрака. На его месте появляются крупные арендаторы, 
капиталисты. Таким образом, к чудовищным захватам присоединилась еще 
добровольная продажа. Сама система хозяйства радикально изменяется. Пашня 
запускается под пастбище, а в тех случаях, когда она обрабатывается, арендатор 
вкладывает в дело капитал и заводит более совершенные системы. “На месте 
прежних мелких земледельцев, которые были одновременно и землевладельцами, и 
капиталистами, и рабочими, появились, говорит Чупров, три раздельных класса: 
крупный землевладелец – лендлорд, который довольствовался получением ренты, но 
сам не вел сельского хозяйства как промысла, а занимался им только для 
удовольствия; крупный фермер – капиталист, который собственно являлся 
предпринимателем и главным деятелем в земледельческом хозяйстве; и, наконец, 
наемный рабочий, прилагавший свою силу по указанию и под надзором фермера. Этот 
новый оригинальный строй земледельческого хозяйства неуклонно преподносился 
авторам первых научных систем политической экономии и наложил неизгладимую 
печать на их построения”. К сожалению, этот новый экономический строй 
“преподносился” даже наиболее гениальными из первых политэкономов не с 
надлежащей полнотою: они не замечали, что развалины жилищ, амбаров, хлевов, по 
свидетельству одного современника, представляли единственные следы прежних 
обитателей…

В средние века
промышленность
имела ремесленный характер. Изделия приготавливались преимущественно по заказу 
или на ближайший рынок; орудия труда отличались простотой; в самом производстве 
предприниматель и рабочий не представляли резко обособившихся сторон; все 
отношения и вся деятельность ремесленников точно определялись цеховыми уставами.
 С наступлением новых времен цеховое ремесло уступает место мануфактуре, 
которая и господствует в производстве до великих механических изобретений, то 
есть до конца XVIII века. Мануфактура держится на детальном разделении труда и 
на одновременной работе большого числа ремесленников в одном помещении, под 
началом, так сказать, одного и того же капитала. Мануфактура представляет все 
элементы фабричного капиталистического производства: разъединение производителя 
и предпринимателя, производство для рынка, противоположность труда и капитала и 
так далее; ей недостает только машины, придающей всем элементам грандиозные 
размеры и делающей излишним последний остаток ремесленного устройства, то есть 
знание известной специальности, ручное искусство, ловкость. Однако такая 
типичная мануфактура не сразу становится на место ремесла. Независимый 
ремесленник, самостоятельно закупавший сырье для своих изделий и самостоятельно 
же продававший последние на рынке, подпадает сначала под власть скупщика, 
который является посредником в его операциях по купле-продаже. С течением 
времени этот скупщик становится участником в самом производстве: он раздает 
сырье ремесленникам (кустарям) на дом, и последние, хотя владеют еще орудиями 
производства, работают, однако, уже на предпринимателя. Возникает домашняя 
система крупного производства, в дальнейшем своем развитии превращающаяся в 
мануфактуру. Причинами такого превращения служат, кроме самого характера 
производства, в иных случаях еще и выгода, и удобства наблюдения над работой, и 
экономия времени, и т. п. Для мануфактуры необходим уже рабочий, свободный от 
средств производства. Обезземеление крестьянства, происходившее разными путями, 
дает совершенно достаточный контингент таких свободных рабочих. Полное 
разрешение цеховой организации развязывало руки и в правовом – или, вернее, 
бесправном – отношении: обе стороны, предприниматели и рабочие, ничем не 
сдерживались уже в своих добровольных сделках. Государство не скоро еще пришло 
на помощь слабой стороне. Таким образом, почва была хорошо взрыхлена и посевы
капитализма
должны были дать хороший урожай. Однако до появления машин все находится еще в 
зачаточном состоянии. Во времена Смита в Англии наиболее распространены были 
производства по обработке шерсти и железа. Наряду с большими мануфактурами 
практиковалась в громадных размерах раздача сырья на дом. На глазах Смита 
совершался тот же процесс превращения самостоятельного кустаря в простого 
рабочего, какой на наших глазах происходил и происходит еще в России. Не 
напоминает ли следующее описание Дефо картинок из нашей, если не текущей, то 
вчерашней, промышленной жизни? “Земля около Галифакса была разделена, – говорит 
он, – на мелкие участки от двух до шести и семи акров каждый; на этих участках 
построены дома на таком расстоянии один от другого, что можно было 
переговариваться; в каждом доме можно было видеть раму с куском сукна или 
какой-либо шерстяной материи, а при более зажиточных домах были фабрички (наши 
светелки). Каждый суконщик держал по крайней мере одну лошадь для того, чтобы 
возить свои изделия на рынок, а также корову, две и больше, для потребностей 
семьи. Кустари кормились от ремесла, так как земельные участки были слишком 
ничтожны и зерна едва ли хватало на прокорм домашней птицы. Избы обыкновенно 
были переполнены здоровым рабочим людом, и всякий находил себе занятие, от