вест-индских порядков зависело от Англии, от общественного мнения последней, а 
потому он решил оставить Ямайку и вернулся на родину, к великому изумлению 
своего отца с его стереотипными воззрениями на рабство.
Решение Захарии, по всей вероятности, было вызвано слухами и вестями о том, что 
в Англии вопрос об освобождении негров уже назрел в достаточной мере и только 
требует в ряды своих деятелей людей энергичных и преданных. Борьба 
действительно начиналась по обе стороны Атлантического океана. В 1775 году, с 
целью добиться отмены невольничества, в Филадельфии образовалось общество 
аболиционистов под председательством Франклина. В Англии центральной фигурой 
этого движения был Уильям Вильберфорс.
Уильям Вильберфорс родился 24 августа 1759 года в Гуле. Единственный сын 
Роберта Вильберфорса и его жены Елизаветы был слабым, близоруким и низкорослым 
мальчиком, отличавшимся светлым умом и большой энергией. Юные годы Уильяма, 
вплоть до окончания университета, протекли среди впечатлений двоякого рода. 
Родичи со стороны отца тянули его в область религиозных вопросов, на почву 
личного совершенства. Влияние матери и ее круга вместе с материальным достатком 
ставили его в непосредственное столкновение с забавами веселой и рассеянной 
жизни. Как человек богатый, он повсюду являлся желанным гостем. Как человек 
прекрасной души, Уильям повсюду приобретал друзей и сторонников, что имело 
весьма важное значение и сказалось громадным большинством, которое он получил 
на выборах в нижнюю палату как депутат от Гуля.
Симпатии Вильберфорса влекли его в эту пору в сторону либерализма вплоть до 
признания французской революции великим актом прогресса. Но в это настроение 
была вкраплена мысль о необходимости позаботиться о душе, о нравственном 
совершенствовании человечества, и это казалось ему гораздо более целесообразным,
 чем заботы о переделке общественных форм. И Вильберфорс на всю жизнь остался 
двойственным человеком: с перевесом в первую пору – в сторону общественных 
интересов и в сторону нравственного совершенствования – во вторую. Сама 
программа деятельности, которую он начертал для себя, носит характер этой 
двойственности. «Всемогущий Бог, – писал он, – положил передо мной два великих 
дела: уничтожение невольничества и реформу нравов…» Вопрос о неграх 
заинтересовал его еще в 1773 году, когда он учился в Поклингтонской школе, а в 
1780 году, в письме к своему другу Гордону, Уильям уже просил собрать для него 
сведения о положении рабов и выражал надежду «уничтожить неправду этого 
печального и унизительного дела».
Несправедливо было бы, однако, приписывать ему исключительную инициативу в этом 
вопросе. Это благородное движение имело в своей природе несколько созвучных 
потоков фокусов, которые с течением времени слились в один и растопили, наконец,
 ледяную кору равнодушия к человеческим страданиям. Как всегда бывает в таких 
случаях, первой коснулась этой темы сатира. Потом заговорили с церковной 
кафедры, хотя это было скорее исключением, чем правилом, – впрочем, не в Англии.
 В Англии духовенство почти всегда стояло на пути гуманности, и потому его 
инициатива в вопросе о неграх была в порядке вещей. С кафедры против рабства 
впервые выступил епископ Портейс в 1783 году, а год спустя появилось 
исследование Рамзея о положении рабов. Затем, в 1785 году, доктор Пиккер избрал 
ту же самую тему на соискание премии Кембриджского университета, которую 
получил Томас Кларксон за сочинение «Исследование о рабстве и торговле 
невольниками, главным образом африканской».
В лице Вильберфорса к делу освобождения примкнул политический деятель. 
Новобранец был самый желанный. Его красноречие обеспечивало наплыв новых 
сторонников освобождения негров, ожидавших живого и страстного слова, яркого 
синтеза их неясных и нерешительных симпатий, а дружеская связь не в одной 
только области бакалейных интересов со знаменитым Питтом открывала доступ в 
неприступные официальные верхи. В 1792 году произошла первая парламентская 
битва на почве эмансипации негров. Это было в эпоху французской революции. 
Вопрос о неграх казался при таких условиях в консервативных кругах и в глазах 
самого Георга III чем-то вроде ритуального сигнала на волшебных собраниях 
нечистой силы, вслед за которым должны были появиться на сцене все призраки, 
переворачивавшие вверх дном государственный строй по ту сторону Ла-Манша. К 
этому присоединились жалобные вопли вест-индских плантаторов и благочестивые 
размышления более философичных противников билля об отношении Библии к рабству. 
Но это была уже роскошь.
Главным аргументом являлись французские события, и потому билль, в 1792 году 
принятый уже в принципе нижней палатой, в 1793-м – в самый разгар революционной 
бури – был отвергнут тою же нижней палатой. Через год представители общин 
несколько оправились и опять приняли первое решение, но лорды стояли на втором.
Чтобы победить это сопротивление, сторонники эмансипации оставили на время 
парламентскую борьбу и занялись более мирной пропагандой своего дела. Как одно 
из средств этой пропаганды решено было образовать колонию свободных негров с 
целью показать, что негры способны к цивилизации и потому заслуживают уважения 
своей личности. Таким образом возникла колония Сьерра-Леоне на берегу 
Гвинейского залива – с главным городом Фритауном, – ныне республика того же 
названия. Захария Маколей был назначен одним из администраторов, а немного 
спустя – и директором колонии. Дело было в высшей степени трудное. Прежде всего,
 приходилось бороться с губительным климатом местности, затем – с почти 
непобедимой косностью негров, воспитанных долгой каторгой невольничества. Нужны 
были железная воля Захарии Маколея и его безграничная, почти фанатичная 
преданность задаче, чтобы пробыть в этом аду целых шесть лет. Борьба с 
недовольством и возмущениями колонистов, администрация с обширной перепиской, 
школьное дело, проповедничество в церкви – на все это хватало Маколея. Ему