Хаттроу
.






Анджолина.
С картины Ф.Стоуна, гравюра В. Финдена

.


А вот как сам Байрон описывает в одном из дневников жизнь свою в Харроу:

«Как это ни странно, но до 18-летнего возраста я никогда не прочел ни одного 
газетного листа. Однако в Харроу мое обширное знакомство с современными 
вопросами заставляло некоторых подозревать, что я черпал свои сведения из газет,
 так как меня никогда не
видели
читающим, но всегда праздным, занятым шалостями или играми. Но на самом деле я 
читал во время еды, читал в постели, читал в такое время, когда никто другой не 
читал, и читал всевозможного рода книги с пятилетнего возраста; но мне никогда 
не попадались в руки газеты, – и это единственная причина, почему я их не 
читал… В школе я выделялся обширностью своих
общих
познаний, но во всех других отношениях я был лентяем. Время от времени со мной 
случались внезапные припадки замечательного усердия, но к правильному труду я 
никогда не был способен. Таланты, которые я тогда обнаруживал, были скорее 
декламаторские и боевые, чем литературные, и д-р Друри, мой великий покровитель,
 судя по моему голосу и по плавности, богатству, страстности и энергии моих 
речей, был того мнения, что из меня со временем выйдет замечательный оратор. Я 
помню, как ректор был поражен моей первой речью и как он, против своего 
обыкновения, осыпал меня в присутствии всех комплиментами. Но зато к первым 
стихам моим, представлявшим перевод из Эсхилова „Прометея“, он отнесся довольно 
холодно. Никому тогда и в голову не приходило, что я когда-нибудь сделаюсь 
поэтом… Чудом нашей школы был Джордж Синклер; он делал упражнения за половину 
школы; сочинял стихи экспромтом и решал задачи, не задумываясь ни на минуту… 
Синклер был моим другом и иногда просил меня позволить ему сделать за меня мои 
упражнения; я всегда чрезвычайно охотно разрешал ему это, так как у меня всегда 
имелось в запасе какое-нибудь другое занятие, более приятное, чем приготовление 
уроков. С другой стороны, он был мирного характера, а я – воинственного, так 
что я воевал за него и колотил других, или же колотил его самого, чтобы 
заставить его колотить других, когда это необходимо было во имя чести. Мы часто 
толковали с ним о политике, так как он считался у нас большим авторитетом в 
этой области, и, вообще, были большие друзья… Школьная дружба у меня всегда 
имела характер
страсти
(потому что я никогда ни в чем не знал меры), но я не знаю ни одной такой 
дружбы, которая бы сохранилась у меня до сих пор. Моя дружба с лордом Кларом 
была одной из самых ранних и продолжалась дольше всех, будучи в настоящее время 
прервана только расстоянием. Я никогда не могу слышать имени „Клар“ без того, 
чтобы сердце мое не забилось сильно даже теперь…»

Хотя Байрон с самого детства очень гордился своим аристократическим 
происхождением, однако в выборе друзей он всегда отдавал предпочтение личным 
достоинствам перед титулом. По своему общественному положению большинство 
школьных, а впоследствии и университетских друзей, были гораздо ниже его. Это 
обстоятельство объясняется, впрочем, гораздо больше гордостью и самолюбием 
Байрона, чем демократизмом его чувств. Он любил всегда и во всем быть первым, 
разыгрывать роль вождя или покровителя. Потому-то он легче всего сближался 
обыкновенно с теми мальчиками, которые были моложе его и физически слабее. Один 
из лучших друзей его в Харроу, Вильям Гарнесс, был моложе его на целых четыре 
года, гораздо слабее его и притом обладал таким же, как и он, физическим 
недостатком. Подружился он с этим мальчиком при следующих обстоятельствах. 
Гуляя однажды на школьном дворе, Байрон заметил, что большой и здоровый 
мальчишка обижал маленького и тщедушного Гарнесса; он немедленно вмешался и 
прогнал буяна. На другой день после этого, увидев того же Гарнесса одиноко и 
печально стоящим вдали от всех, он подошел к нему и сказал: «Гарнесс, если 
кто-нибудь впредь будет обижать тебя, ты скажи мне – уж я его поколочу». С этой 
минуты они стали неразлучными друзьями.
В отношениях со своими школьными друзьями Байрон всегда обнаруживал 
благородство и великодушие, иногда доходившие чуть ли не до героизма, как это 
показывает следующий трогательный случай. Одним из товарищей и приятелей его в 
Харроу был, между прочим, Роберт Пиль, впоследствии знаменитый государственный 
деятель Англии. Байрону пришлось раз быть свидетелем того, как его маленького 
друга жестоко хлестал кнутом по голой руке один из больших буянов школы за то, 
что он не исполнял какого-то данного ему приказания. Жалобные крики бедного