Проехав на лошадях в семь дней около 500 английских миль, Байрон остановился 
отдохнуть в Севилье. О своих приключениях в этом городе он писал матери 
следующее: «Мы жили на квартире у двух незамужних испанок, которые доставили 
мне любопытный образчик испанских нравов. Они – женщины с характером, и старшая 
из них прелестна. Свобода нравов, представляющая здесь обыкновенное явление, 
немало изумила меня, и после некоторых наблюдений я убедился, что скромность не 
составляет характеристической черты испанских женщин, которые вообще очень 
красивы, имеют большие черные глаза и прекрасно сложены. Старшая хозяйка 
почтила вашего недостойного сына своим особенным вниманием. Она обняла его с 
большой нежностью при расставанье (я прожил у нее всего три дня) и, отрезав для 
себя локон от его волос, подарила ему свой, имеющий в длину около 3 футов; я 
его отсылаю вам и прошу сохранить до моего возвращения. Последние слова ее были 
„Adois, tu hermoso! Me gusto mucho“ („Прощай, красавчик! Ты мне очень 
нравишься“). Она предложила мне разделить с ней ее комнату, но моя добродетель 
заставила меня отклонить это предложение…»
После Севильи Байрон посетил «чудный» Кадикс, который ему показался «самым 
прелестным городом в мире». Оттуда он на фрегате добрался до Гибралтара, где 19 
августа пересел на почтовый корабль, отправлявшийся на Мальту. Во время своего 
короткого пребывания на этом острове турист успел завязать платонический роман 
с госпожой Спенсер Смит, супругой английского посланника в Константинополе и 
героиней нескольких необыкновенных приключений. Именно эта дама и есть та 
Флоренс, которой посвящено несколько прекрасных страниц во 2-й песне 
«Чайльд-Гарольда». 21 сентября Байрон оставил Мальту и отправился дальше на 
восток. Корабль его следовал мимо берегов Греции, стоял несколько часов у 
Патраса и, наконец, прибыл 28 сентября в Превизу, где Байрон и его спутник 
сошли на берег и отправились на экскурсию по Албании.




Байрон в албанском костюме
.


Величественная красота страны и независимый характер ее полудиких обитателей 
произвели глубокое впечатление на поэта. В начале ноября он посетил губернатора 
Албании, знаменитого тогда Али-пашу, и удостоился блестящего приема. Байрон два 
раза едва не погиб во время этого путешествия по Албании. Раз его застигла 
страшная гроза в горах среди ночи с проводниками, не знавшими дороги. В другой 
раз он едва не утонул во время сильной бури у берегов Турции, причем, по 
свидетельству одного из тогдашних спутников его, обнаружил поразительное 
мужество и самообладание. В то время как сам капитан корабля окончательно 
растерялся и все пассажиры были в полнейшем отчаянии, Байрон, не будучи в 
состоянии помогать в работе вследствие своей хромоты, сидел спокойно и 
подшучивал над смертельно испугавшимся своим лакеем; а когда опасность миновала 
и все несколько пришли в себя, капитан, к величайшему изумлению своему, нашел 
его крепко спящим на палубе.
В середине ноября Байрон отправился в Морею, а вечером 25 декабря перед 
изумленными очами его предстали в отдалении Афины. При виде развалин великого 
города из восторженной груди поэта вырвались знаменитые стихи:


Афины – старец величавый!
Твоих героев древних нет.
Они явились в мире с славой,
Прошли с победой… Где ж их след?

(Пер. Д. Минаева)


Эти же самые развалины древнего города воспеты Байроном и в его замечательном 
стихотворении «Проклятие Минервы», в котором поэт излил свое глубокое 
негодование против англичан за то, что они, пренебрегая патриотизмом греков, 
разграбили их древние памятники для обогащения своих собственных музеев. В это 
первое свое посещение Афин Байрон прожил там около трех месяцев. Он каждый день 
посещал развалины города и путешествовал по его знаменитым окрестностям. Во 
время посещения Греции, как впоследствии во время посещения Италии, великий 
поэт, к удивлению своих спутников, обнаруживал очень мало интереса к 
историческим местам или памятникам древнего искусства. Он любовался везде 
только общей картиной, не останавливаясь на подробностях, как бы они ни были 
священны своей древностью. «Я не люблю собирать коллекций древностей, – говорит 
он в одном из своих примечаний к „Чайльд-Гарольду“, – и не могу удивляться им». 
Он способен был восторгаться только величественными картинами природы и даже 
среди славных развалин Афин и Рима продолжал удивляться только ее же вечной 
красоте. Во время своего пребывания в Афинах Байрон жил на квартире у одной 
очень почтенной вдовы, имевшей трех красивых дочерей; старшую из них, Терезу, к 
которой он был очень неравнодушен, поэт впоследствии воспел под именем «Девы 
Афин». В марте 1810 года Байрон отправился в Смирну, где он окончил две первые 
песни «Чайльд-Гарольда», начатые за пять месяцев до этого в Янине, а затем 
совершил экскурсию к развалинам Эфеса и к тому месту, где, по преданию,