и притом в гораздо большем количестве, не совсем приличные насмешки, старание 
выставить личность своего противника в возможно комическом свете, даже с 
внешней стороны; наконец, циничное вторжение в частную жизнь рассказом о 
совместном квартировании г-жи Воль (тогда уже Штраус), ее мужа и «домашнего 
друга» Бёрне, с прозрачными и недостойными порядочного человека намеками на 
истинный характер этих отношений и даже с выражением негодования по поводу 
такой «безнравственности»! Отягчающим обстоятельством явилось в этом случае еще 
то, что сочинение свое Гейне выпустил уже после смерти Бёрне (тот умер в 1837-м,
 а книга появилась в 1840 году), то есть когда противник не мог уже возражать и 
защищаться, и, таким образом, нисколько не удивительно, что обнародование 
памфлета, в иных местах принявшего даже характер пасквиля, имело весьма 
неблагоприятные для автора последствия. С мужем оскорбленной дамы Гейне 
пришлось драться на дуэли, которая, впрочем, окончилась благополучно, после 
чего поэт дал обещание (впоследствии исполненное) при новом издании сочинения о 
Бёрне не перепечатывать касающихся г-жи Воль страниц; с несколькими из искренне 
расположенных к нему людей ему пришлось разойтись собственно из-за этого 
поступка, а нападения со стороны враждебного лагеря сделались, конечно, еще 
ожесточеннее…
Что касается упомянутых выше произведений, в которых нашли себе новое выражение 
политические и социальные разочарования Гейне, то они, будучи написаны в стихах,
 доказали, как ошибался автор – если он только говорил искренне, – когда в 1839 
году писал: «Я вообще имею мало доверия к моей поэзии – собственно 
стихотворству; мой возраст, а может быть и все наше время уже не 
благоприятствует стихам, а требует прозы». Поэма «Атта Тролль», резко 
осмеивавшая односторонние крайности тогдашней немецкой политической поэзии и 
этим даже вызвавшая со стороны противников и врагов автора упрек, что он явился 
здесь отступником от тех идей равенства, братства и тому подобного, за которые 
до сих пор сам ратовал, – это полуфантастическое, полуромантическое 
произведение изобилует высокопоэтическими, в смысле даже чистого искусства, 
красотами. В «Новых стихотворениях» Гейне вступил на путь сатирической лирики, 
с мрачным пессимизмом, проявившимся в чисто сатанинском хохоте отчаяния и 
безверия над окружавшими его в политической и социальной жизни Германии 
явлениями, и обозначил этот новый фазис своего поэтического творчества 
произведениями, в которых, по очень образной характеристике Штродтмана, «все – 
желчь, горькая желчь в красиво отшлифованных сосудах, проклятья осужденных на 
вечные муки, язвительная насмешка демонов тьмы над бедствиями и скорбями 
обреченного на смерть, зараженного внутренним гниением и ложью мира!» Лучшим же 
выражением этого сатирического направления, «брильянтом немецкой сатирической 
литературы вообще» – по характеристике Готшаля – явилась «Зимняя сказка», нечто 
вроде поэмы, где автору более чем где-либо посчастливилось дать поэтическое 
выражение своему реалистическому воззрению на политический и социальный строй 
того времени. С беспощадным остроумием, с ужасающим эстетика реализмом, но при 
этом с сохранением удивительной поэтической силы выставлена здесь на позор 
господствовавшая тогда в Германии безобразная смесь средневекового феодального 
порядка и немецкого «квасного» патриотизма, осмеяно многое такое, чем гордились 
немцы, что признавали они великим, великолепным, – осмеяно именно потому, что в 
патриотическом увлечении, самовосхвалении было ужасно много форсированного, 
искусственного, лживого.
«Зимняя сказка» была написана после поездки поэта в Гамбург на короткое время в 
конце 1837 года, для свидания с матерью и родными и для устройства своих 
денежных дел с издателем его сочинений, Кампе, а если судить по написанному в 
это время стихотворению «Прощание с Парижем», надо думать, что его влекла в 
Германию и тоска по родине.

Хотелось ему, кроме Гамбурга, побывать и в Берлине, но друзья дали ему знать, 
что безопасней для него держаться подальше от столицы Пруссии, и, конечно, это 
обстоятельство, в соединении с тем, что пришлось ему увидеть и узнать воочию, а 
не только по рассказам и газетам, о делах отечества, немало способствовало 
усилению озлобленного, ядовитого тона «Зимней сказки». Действие ее оказалось 
таким, каким и следовало ожидать: во всех городах Пруссии она была немедленно 
подвергнута строгому запрещению, причем во все пограничные города последовало 
распоряжение арестовать автора, как только он там появится; кроме того, в 
значительной степени оправдалось то, что предсказывал Гейне в письме к другу за 
неделю до выпуска этой книги: «Вследствие того, что сочинение мое, – говорит он,
 – не только радикально, революционно, но и антинационально, против меня 
натурально восстанет
вся
пресса, так как она находится в руках или правительства, или националов и может 
быть эксплуатируема во вред мне не политическими врагами, а чисто литературными 
негодяями». Что касается денежных дел, то они устроились довольно благоприятно, 
хотя, конечно, не будь в то время литературный гонорар так скуден даже 
относительно таких писателей, как Гейне, результат переговоров поэта с Кампе 
мог бы и должен бы выйти гораздо лучшим для первого: контракт, заключенный, как 
мы видели выше, на одиннадцать лет, теперь был продлен на вечные времена на том 
условии, что за право издания сочинений Гейне (до того времени написанных) 
Кампе будет выплачивать ему, начиная с 1848 года, то есть со времени истечения 
одиннадцатилетнего контракта, по 2400 франков в год, а по смерти его, если бы 
она случилась и раньше 1848 года, продолжать выдавать эту же сумму его вдове во 
все продолжение ее жизни. Так как полученные прежде 20 тысяч франков помогли 
поэту погасить лежавший на нем долг, да и от дяди продолжал он получать около 5